Веры и пути к вере. Обращение к Богу. Ч. 2. Евгений Поселянин

Знатная и очень богатая римлянка Аглаида не вышла замуж, а отдала свою любовь своему рабу Вонифатию.

Несмотря на беззаконную жизнь свою, они оба были набожны. А у Вонифатия, при склонности к разгулу и пьянству, были некоторые невидные, но ценные в очах Божиих добродетели. Он был сострадателен, не оставлял без помощи нуждающихся, давал приют странникам и рад был услужить. Сознавая, что живет нехорошо, он часто просил Бога помочь ему справиться со страстями.

 

В то время на Востоке шли гонения на христиан, и Аглаида мечтала о том, чтоб достать мученические мощи, веруя, что благодать поможет ей достичь спасения. Она рассказала о своей мечте Вонифатию и просила его съездить на Восток и привезти мощи одного из мучеников, который сделается их покровителем и руководителем.

 

Было ли то вдруг мелькнувшее в душе Вонифатия предчувствие, порыв к мученичеству, или только шутка, но на эти слова Аглаиды Вонифатий ответил:

 

— А что, госпожа, если я не найду мощей, а сам пострадаю за Христа, примешь ли ты мое тело с честью?

Аглаиду раздражил этот вопрос.

— Теперь не время для глумления, — ответила она. — Ты отправляешься на великое дело. Мы не только коснуться мощей, но и глядеть на них недостойны. Иди с миром. Бог же ценою крови Своей да простит нам наши грехи и пошлет Ангела Своего в путь с тобой.

 

Был снаряжен под начальством Вонифатия целый караван, вручено ему много золота, так как язычники по дорогой цене продавали тела замученных христиан. Были приготовлены благовония для умащения мощей, полотна и все нужное для обвития и перевозки их.

 

Все время пути Вонифатий был очень сосредоточен. Укоры совести мучили его. В ушах его звучали слова Аглаиды о том великом деле, исполнять которое он так недостоин. И быть может, над ним витала затаенная невысказываемая мечта...

 

Когда они приехали в богатый город Тарс, Вонифатий, отделившись от своих спутников, пошел на площадь, где мучили христиан. Смотря на страдания их и дивясь их терпению, он сам распалился жаждою мученичества, начал громко славить их и сам был схвачен и после пыток двух дней замучен. При посечении его мечом из него истекла кровь и молоко, и это чудо обратило ко Христу полторы тысячи язычников.

Не видя Вонифатия, спутники его думали, что он где-нибудь загулял, и поздно узнали о его славном конце.

Они выкупили его тело, умаслили его благовониями и повезли в Рим. Пред возвращением их Ангел Божий явился Аглаиде и сказал: «Готовься принять того, кто раньше был твоим рабом, теперь же стал нашим братом и сослужителем. Прими того, кто раньше тебе служил, а теперь станет твоим господином. Почитай его всею душою, ибо он хранитель твоей души и защитник твоей жизни!..»

 

И встретила она Вонифатия, возвращавшегося к ней в святыне мученических мощей. В десяти верстах от Рима, на даче своей, Аглаида воздвигла великолепный храм и поставила в нем мощи Вонифатия, от которых источалось множество чудес. Отрекшись от мира, раздав имение бедным, Аглаида прожила еще восемнадцать лет, стяжала дар чудес и положена рядом с Вонифатием... Ободряющая, утешительная повесть.

 

Мученику Вонифатию приписывают благодать избавления от пьянства.

 

* * *

Вот еще потрясающий случай обращения к Богу одного из великих русских святых, преподобного Никиты Столпника, переяславского чудотворца.

 

Уроженец Переяславля-Залесского (ныне уездный город Владимирской губернии), преподобный Никита заведовал сбором податей в те годы, когда устройство многих городов требовало усиленных сборов. Сборщик Никита был беспощаден к народу не столько для князя, сколько для своей корысти: грабил бедных, теснил слабых, беззаконно наживался, — и так прожил много лет. Однажды в церкви услыхал он чтение из книги Исаии пророка: «Измыйтеся, (и) чисти будите, отимите лукавства от душ ваших...»

 

Поразили эти слова Никиту, не спал он от них всю ночь. Утром, чтобы развлечься, пригласил он к себе приятелей, а жене велел готовить обильный обед. Но когда она заварила, то сперва увидела кровь на поверхности воды, потом разные члены человеческого тела. Бросилась она к мужу, привела его — он видит то же самое.

 

— Горе мне, много согрешившему, — сказал Никита и ушел из дому.

 

Он явился к игумену монастыря, прося принять его в обитель, а тот велел стоять ему три дня у врат. Никита сделал больше: он сел нагой в тростниковое болото, и его облепили комары и мошки. По нему текла кровь, а ему эта пытка казалась сладкой, заглушая внутреннюю боль от сознания того, как сам он сосал кровь людскую.

 

Никита отмаливал грехи свои в каменной шапке и веригах, и взошел для удручения плоти на столп. Он погиб мученически, в кровавой жизни своей омывшись своею кровью: его убили родственники, думая, что блестевшие на нем вериги сделаны из драгоценного металла.

 

* * *

Вспомним обращение к Богу и совершённое ради Бога отвержение мира одним из величайших подвижников и иноков преподобным Арсением Великим.

 

Одно имя его невольно напоминает нам полное уединение, обособление от людей, ничем не развлекаемой, сосредоточенной души, в никогда не перестающей молитве в нерушимом молчании, что-то суровое, всецело отрешившееся от земли, воспарившее еще в оболочке и в узах тела в небесную высоту к бесплотным духам. Арсений воистину отвергся от мира и от всего, что в мире. Вознесенный на высоту почестей, один из первых лиц Византийской империи, он изорвал своими руками, затоптал свое земное благополучие, как будто стремясь за всякую минуту своего прежнего роскошного образа жизни заплатить ценою вольного мучения.

Римлянин родом, родившийся в семье, блиставшей знатностью и богатством, он получил глубокое образование, которое было в нем еще возвышено его способностями и трудолюбием.

 

Слава о нем дошла до императора Феодосия Великого, и он призвал его в Константинополь, чтобы ему поручить воспитание его сыновей.

 

Арсению в это время было всего двадцать девять лет. Положение Арсения в Царьграде было совершенно исключительное. Он занимал место непосредственно после лиц императорского дома. Для поддержания своего достоинства или по любви к пышности он был при дворе самым блистательным лицом, был богаче всех одет, имел роскошную обстановку. Он взял привычку сильно душить себя самыми дорогими духами и держал у себя в доме тысячу богато одетых слуг.

 

Достигнув высоты почестей, превосходя, быть может, всех людей в мире пышностью быта, Арсений не был счастлив и покоен. Он чувствовал, что его возвышение и его богатство были проходящими благами, что их придется покинуть вместе с жизнью, когда при нас остаются одни наши дела.

 

Благодать Божия начинала действовать в его сердце, и его пронимал страх за свою душу. Время от времени он на коленях в слезах умолял Бога открыть ему, что делать, чтобы спастись. Так молился он неотступно и наконец получил непосредственный ответ. Он услышал таинственный голос: «Арсений, бегай от общества людей, и ты спасешься».

 

После этого призыва Арсений не стал колебаться. Он решил разом порвать с привычною жизнью; тайно сел на корабль, отплывавший в Александрию, и из Александрии направился в суровую пустыню, скит, чтобы начать отшельническую жизнь. Ему было тогда сорок лет, значит, он провел при дворе одиннадцать годов.

В монастыре, где думал оставаться Арсений, он сразу был подвергнут тяжелому испытанию. Когда все иноки сели за трапезу, отшельник с братией не обратил на него ни малейшего внимания, и он один стоял у стены. Через некоторое время отшельник бросил ему хлеб, лежавший на столе, сказав с пренебрежением: «Ешь, если хочешь».

 

Тогда Арсений стал на четвереньки и, как зверь, подошел к тому месту, где он был брошен.

«Этот человек годен для монашеской жизни», — сказал отшельник.

 

В пустыне Арсению снова был голос: «Арсений, бегай людей, храни молчание и пребывай в покое — это первое, чего ты должен достичь, чтобы воздвигнуть здание своего спасения».

 

Он дошел до такого сосредоточения, что всякое посещение людское тяготило его. Святой Иоанн Дамаскин, ставивший Арсения образцом для иноков своего времени, говорит: «Вы, живущие в пустыне, помните об этом ангеле (так он называл Арсения) и обратите внимание на то, как он отстранялся от людей, приходивших посещать его в его уединении, как он даже избегал говорить с ними из боязни упустить свое духовное настроение, которое ему было дороже всяких отношений с людьми».

 

Он избегал разговоров, потому что боялся при разговоре впасть в какую-нибудь ошибку, и выработал знаменитое изречение: «Я часто раскаивался в том, что говорил, но никогда не раскаивался в том, что промолчал».

 

Конечно, обращение к Богу человеческой души, которая раньше ходила вне путей Закона Божиего или для которой Бог не был раньше единой целью жизни, — такое обращение составляет настолько сокровенную историю человеческого существования, что она редко вполне обнажается при жизни. Но какая высочайшая поэзия скрыта в этих моментах!..

 

Представьте себе всю сказочную роскошь византийского двора и среди этой роскоши в годах почти юности достигшего величайшего для подданного земного величия Арсения.

 

Кубок земной славы им был испит до дна. Роскошь, которою он себя окружал и которая была так велика, что казалась даже мало вероятною, была, быть может, последней ставкой, последним усилием, чтобы привязать себя к миру, испытать миг всепоглощающего, довлеющего душе счастья...

 

Но нет, нет, душа тоскует. Душе тягостно среди условий этого широкого быта, и отовсюду из-под этой безумной роскоши выглядывает страшный глаз смерти. Все звуки роскошного пиршества заглушены доносящимся до слуха свистом косы, скашивающей все, что живет и красуется на земле.

 

К Нему, к Нему одному, Бесконечному, среди общего стремления к крушению; к Нему, к Нему единому, Неизменному, среди общей изменяемости людей и миров. Только Он наполнит пустоту той души, которая создана, чтобы вместить Его. Только Он утешит скорбь души, которая всегда будет тосковать без Него... И все, что не напоминает о Нем — это все будет лишнее, это все путы на ногах, цепи, оковывающие невольников мира...

 

Со всем разом покончить, пренебречь, сократить до последней степени телесные потребности свои. Избрать пиршеством себе пост; во имя Его и тех, которые гибли за Него, жить отреченною жизнью, принять на себя подвиг ежедневного вольного мученичества — вот цель, вот путь.

 

И в глубокой пещере, в одежде, хуже которой не было ни у одного инока, в суровом посте, до степени невообразимой сократив все свои потребности, Арсений чувствовал себя счастливее, чем на верху земной славы в роскошных своих покоях среди роскошного Константинополя.

 

Так Божественный призыв способен изменить человеческую природу.

 

* * *

Вспомним русского подражателя Арсения Великого, святителя Филиппа, митрополита Московского.

 

Происходя из знатного московского боярства, юный Федор Колычев с детства был взят ко двору, и государь-отрок, Иоанн IV, оказывал ему особенное расположение. Но знатность его рода, блестящий жизненный путь, богатство не удовлетворяли его. В те лета, когда знатная молодежь бывала уже отцами семейств, он был еще холост, точно боясь себя связать с миром неразрушимою связью.

 

И вот на тридцатом году его жизни, когда в одно воскресное летнее утро возгласили во время литургии слова Спасителя: «Никтоже может двема господинома работати» — в этих словах он услышал последний Божий призыв среди давно совершавшейся в нем душевной работы. Он понял в тот миг, что нет ему выбора между миром и Богом. Или он должен увязнуть в мирских тенетах, или разом порвать их и пойти за Христом.

 

И вот тайно, в одежде простолюдина удаляется он из Москвы, чтобы скрыться незамеченным во время вероятных поисков; живет некоторое время среди крестьян у Онежского озера, потом является в Соловецкую обитель, где принимает на себя суровые работы: рубит дрова, копает в огороде землю, работает на мельнице и на рыбной ловле, через полтора года принимает постриг. После многих трудов выбран братиею в игумены и через тридцать лет после своего бегства из Москвы возвращается в нее, чтобы вступить на митрополичий престол.

 

Всем известно бесстрашное печалование митрополита Филиппа перед Иоанном Грозным за московский народ, закончившееся мученическою его смертью. Но едва ли не выше, чем это печалование, чем эта смерть, был его первоначальный подвиг и его вольное оставление мира для служения Богу в безвестности и уничижении...

 

* * *

До сих пор мы говорили о переломе в жизни святых, о тех священных минутах, когда люди светлой жизни, не отдавшиеся еще Богу всецело, совершенно порвали с миром, чтобы все свои силы, помыслы, чувства направлять на служение одному своему Творцу.

 

Но сколько переломов менее поразительных совершалось и совершается в жизни людей обыкновенных, которые после такого перелома если не пылают пред Богом ярким пламенем, как те великие, о которых только что было говорено, то начинают светиться перед Ним, как малые, тихие огоньки зажженных усердною рукою восковых свечей.

 

Как часто бывает, что человек во всем разуверился, жизнь в глазах его потеряла всякий смысл, ему некому довериться, во всех людях ему приходится видеть своих врагов, все мечты его поруганы, все иллюзии рушились... В жизни остается ему одно отчаяние, одни стоны и желание скорейшей развязки.

 

И вот в эти минуты вспоминается ему забытый им великий Друг, Который только того и ждет, чтобы человек о Нем вспомнил. И человеку вспоминается тот Сын Человеческий, Который ради него сошел с небес, родился в бедной пещере, понес, жизненную тяготу и за новое учение Свое был распят, омыв его, отчаявшегося теперь человека, в потоке Своей чудотворной и животворящей крови.

 

Неужели изменит ему Тот, Кто за него умер? Неужели не поймет его Тот, Кто его создал? Неужели не ждет его и ответит ему холодностью Тот, Кто купил его такою ценою?.. И исстрадавшаяся душа с криком, в котором слышится и прощание с прежней, ничего не давшей и обманувшей жизнью, и приветствие новому счастливому существованию, бросается к ногам Христовым.

 

Конечно, нельзя не только описать, но даже приблизительно представить себе всех разнообразий этих обращений души человеческой к Богу. Такое обращение бывает всякий раз, когда человек почувствует в себе такое святое призвание, которое, как все благое, подсказывается человеку Духом Святым.

 

Лет десять тому назад умер в Англии доктор Барнардо, который получил трогательное имя «отца ничьих детей». Будучи молодым студентом-медиком, доктор Барнардо встретился однажды с несколькими покинутыми малышами, которые рассказали ему, что, не имея пристанища, живут на лондонских крышах. Он приютил их в своей студенческой комнате и с помощью их разыскал других таких же детей.

 

Вид детского беспомощного горя маленьких человеческих существ, ведущих звериную жизнь, так потряс Барнардо, что он тут же решил отдать этим бесприютным, несчастным детям всю свою жизнь.

 

Сотни тысяч заброшенных, беспомощных детей прошли через руки Барнардо за его последующую жизнь. Не имея своего состояния, не имея субсидии от правительства, он собирал частными пожертвованиями громадные суммы для своих детей. Он посылал их в Америку, пристраивая их по фермам, и многие из них были усыновлены в Канаде и в настоящее время — счастливые земельные собственники.

 

Из детей богатых классов он основал кружок юных сотрудников и убеждал их делиться их детскими деньгами с маленькими своими питомцами.

 

Его жизнь — одно из прекраснейших проявлений человеколюбия, которое блеснуло миру со времен Христа. Его жизнь есть оправдание человечеству за последний век.

 

Так вот, та минута, когда Барнардо пожалел несчастных бездомных питомцев и дал себе в душе клятву служить им всю свою жизнь, была моментом его обращения к Богу.

 

Есть пословица, говорящая: «Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать».

 

Благодать Божия всегда сторожит человека, и, как бы кто низко ни пал, несомненно, не раз на пространстве его жизни раздается призывающий Божий глагол. Только бы уловить этот глагол, только бы внять ему и идти по велению его покорно туда, куда он указывает...

 

Говорят, что у всякого непременно человека бывают такие моменты в жизни, когда ему улыбается счастье, что у всякого бывает своя полоса удач, и люди с волею, с развитым характером умеют использовать эту минуту, схватить цепко представляющийся им счастливый случай и положить начало своему житейскому благополучию.

 

Несомненно, еще вернее будет утверждать, что у всякого решительно человека в жизни бывают такие минуты, когда человека призывает Бог. Разница между святыми и грешниками, между людьми большого благочестия и людьми, хотя и не преступными, но безразличными, состоит в том, что святые и праведники умеют этот момент использовать и с решимостью идти по тому пути, к которому их призывает Бог. Люди же духовно слабые или равнодушные — даже тогда, когда над ними прогремит этот Божий призыв, не внимают ему, уподобляясь тем ленивым людям, которые имеют спешные дела и, разбуженные вовремя заботливыми помощниками, повертываются на другой бок, чтобы вновь предаться своей спячке.

 

Если бы проницательным взором рассмотреть жизнь человека, то мы увидели бы, что вся она состоит из людских падений и постоянных Господних воззваний к падшему человеку. В какой бы греховной жизни ни погряз человек, как бы ни была ослаблена его воля: постоянно в жизни его выдаются такие минуты, когда он чувствует себя свежим, когда в нем пробуждается жажда чистой, хорошей жизни.

 

Бывает так, что после ночи, проведенной в безумном угаре, человек поздним утром просыпается освеженным. Та грязь, в которую он по горло погрузился, кажется ему отвратительной. В нем готовится решимость зажить иной жизнью, но эту светлую решимость он в себе поддержать не имеет силы.

В житиях святых есть одно замечательное сказание о покаянии человека, который, как это бывает со многими из нас, в детстве горячо веровал, никогда не терял этой веры, а потом до такой степени опустился в жизни, что впал в отчаяние, но был спасен Божиею благодатью, достиг великой святости и был удостоен дивных откровений.

 

Чудная повесть об этом человеке должна быть известна всякому христианину — так много она дает душе отрады, так сильно ободрит человека, находящегося на дне отчаяния, в таких трогательных чертах свидетельствует о предстательстве за грешников Пресвятой Владычицы Богородицы.

 

* * *

Епископ Кипрский Нифонт происходил из знатного рода Малой Азии и с детства был поручен заботам одного воеводы, который был прислан из Царьграда императором Константином Великим. Этот воевода устроил мальчика у своей жены в Царьграде, чтобы дать ему возможность получить тщательное воспитание.

Нифонт был мальчик способный, кроткого и доброго нрава и любил ходить в церковь. Но беда его была в том, что он попал под влияние дурных товарищей, стал вести рассеянную жизнь, напивался допьяна, объедался, привык к скверным разговорам о разных нечистых и темных делах, постоянно посещал представления скоморохов и ночи проводил в греховных удовольствиях. Все деньги, которые он получал от жены своего воспитателя, он тратил на этот дорогостоящий образ жизни, а потом стал прибегать к кражам.

Как человек с хорошей душой, он чувствовал, что живет неправильно, а постоянная возбужденность, в которой держали его срасти, необходимость добывать много денег, бессонные ночи — все это совершенно расстроило его нервы. Он со всеми ссорился, был крайне раздражителен и опускался все ниже и ниже, не только погибая сам, но вовлекая в эту погибель и других. Вот что стало с юношей, который подавал лучшие надежды и еще недавно так умел славить Бога.

 

Один из его друзей, не отступавший от него, несмотря на его недостойную жизнь, Василий, старался уговорить его порвать с этою невозможною жизнью: «Что сделалось с тобой, Нифонт, — говорил он, — ты жив телом, а душой уже умер, только твоя тень ходит среди людей».

 

И Нифонт не оправдывал себя. Он не сердился на приятеля, как бы делали это другие в его положении, и во время этих бесед рыдал и оплакивал свои грехи. Сознание своей неправоты у него было, но не было силы себя побороть, и он откровенно говорил Василию:

 

— Моя судьба решена. Покаяния для меня нет, и я осудил себя на гибель. Так пусть же я вполне наслажусь всем, что есть на земле сладкого.

 

Не отрицая Бога, чувствуя Его величие, Нифонт тем не менее совершенно не мог молиться. Какая-то ужасающая пустота была в его душе. Он не верил в то, что Бог может спасти его, и действительно считал себя совершенно погибшим.

 

Поведение Нифонта чрезвычайно огорчало его воспитательницу, которая уговаривала его, бранила, подвергала его даже наказаниям, но ничто не помогало. Но очевидно, что в Нифонте, и при всем его падении, было много хорошего, и поэтому его не оставляли лучшие из его друзей.

 

Когда Нифонт однажды пришел к одному из таких друзей, Никодиму, то на лице Никодима выразился величайший ужас. Нифонт спросил друга, отчего он испугался, и тот признался, что лицо Нифонта кажется ему совершенно черным, как у эфиопа.

 

С глубоким стыдом шел Нифонт от друга. Ему хотелось закрыть лицо руками, чтобы никто не видал на нем следы страшных страстей.

 

«О, — говорил он себе, — каким покажусь я на Страшном Суде, когда тут, на земле, где не обнажены все дела мои, я уже кажусь таким черным. Где ты, душа моя, возможно ли для меня покаяние, есть ли человек, который поможет мне в том? Как я воззову к Богу о помиловании?»

 

Душа его жаждала молитвы, но искушающий помысел говорил: «Если станешь на молитву, то сойдешь с ума и люди тебя осмеют». «Как, — возражал он сам себе, — неужели от молитвы со мною произойдет зло? Ведь от моего разврата со мной еще не случилось никакого зла».

 

И когда ночная мгла окутала землю и все в городе успокоилось, Нифонт встал с постели и с плачем, ударяя себя в грудь, молил Бога о пощаде.

 

Он молился, обращаясь лицом к востоку, и вдруг он увидел себя окруженным густым мраком. В страхе, закрыв лицо руками, он лег на свою постель. Утром он пошел в церковь, где давно не был. Там увидел он икону Богоматери, и какая-то сила повлекла его к образу Пречистой Девы, взыскующей погибших, поручающейся за грешников.

 

Все, что было в нем сил духа, все вложил он в один зов к Пречистой: «Помилуй меня, Заступница христиан, обрадованная, чистая. Подыми меня, упование и надежда кающихся».

 

И тут, для спасения души этого отчаявшегося грешника, совершилось великое чудо. Лик Богоматери просветился. Сладостная улыбка озарила очи Пречистой, и перед этим знаком небесного милосердия, оживая душою, Нифонт молился. И благодать лилась в истерзанную, несчастную, больную душу. Прикладываясь к иконе Богоматери, он думал: «Вот как Бог любит нас, а мы сами бежим от Него! Какую Он нам дал, в Пречистой Своей Матери, дивную Заступницу, а мы Ее отвергаем!»

 

Вскоре он видел сон. Ему снился диавол в виде одного отрока, товарища его прежней, распутной жизни. Этот отрок стоял перед ним печальный, и Нифонт спросил его:

— Что ты печалишься?

— Вот уже третий день, — отвечало его видение, — как ты ходишь к своему другу, благочестивому Никодиму, и развратился. Я не могу перенести, что ты меня забыл.

 

Проснувшись, Нифонт понял, что непримиримый враг рода человеческого скорбит о его покаянии, и, чтобы подкрепить свою волю, он пошел к образу Владычицы, столь памятному для него, и молился перед этим образом, пока лик Пречистой не озарился улыбкой.

 

Богоматерь словно спустилась для Нифонта на землю, действуя на него через Свою икону. Если он совершал какой-нибудь грех, то во время его молитвы перед иконою Богоматерь с гневом и со строгим лицом отвертывалась от него. Когда он раскаивался и умолял Пречистую о прощении, пречистый лик озарялся улыбкой.

 

Он понял всю ту заботу, с которой Владычица следит за его исправлением, и положил себе с тех пор всегда иметь на устах Ее пречистое имя. Ему случилось тяжко заболеть; и во время этой болезни после молитвы об исцелении он видел двух светлых жен, из которых одна была в царской багрянице и держала в руках ветку маслины, а другая несла какой-то алавастр. Жена в багрянице произнесла:

— Посмотри, Анастасия, чем страдает этот юноша.

— Он, Госпожа, страдает от невоздержанного своего языка. Он не переставал говорить, когда был здоров. И теперь Господь наказывает его, чтобы пощадить его будущее во веки. Бог очень любит его, а потому и наказывает. А Ты, Госпожа, если хочешь, помоги ему.

 

После этого видения Нифонт был исцелен. А слова в видении о том, как много согрешает человек языком, всякий из нас должен запомнить.

 

Вот как совершилось обращение Нифонта. Бог ждал этого обращения его, пошел ему навстречу, привлек его к Себе и утешил знамением. Как только Нифонт встал, чтобы помолиться Ему, Господня благодать облобызала и окрылила его и, в лице Своей Матери Пречистой Господь послал Нифонту покров и утешение.

Утвердившись в благочестии, Нифонт стал иноком. Его дни проходили в труде и покаянии. Из болтливого он сделался молчаливым. Если ему случалось произнести лишнее слово, он ударял себя сорок раз по лицу и иногда заставлял себя подолгу ходить с каменьями во рту, говоря:

— Для тебя лучше есть камни, чем говорить злые слова.

 

Наказывая свое тело за прошлые дни разврата, он бичевал себя так, что от ран отпадали куски тела. Но много ему пришлось постоять в борьбе.

 

Бес являлся ему то в виде скачущей перед ним птицы, то в виде бросающегося на него пса. И эти призраки исчезали перед знамением креста. Иногда бес искушал голодного Нифонта, предлагая ему разную дорогую пищу. Но Нифонт отсылал его назад. Если он чувствовал в себе прежние плотские вожделения, то по целой неделе не брал хлеба в рот и морил себя голодом и жаждой, пока похоть не проходила. Закаляя свою волю, он иногда, сжигаемый жаждой, набирал себе в рот воды, ощущал ее вкус и потом выливал ее на землю, не проглотив.

 

— Ты победил меня, Нифонт, — воскликнул раз бес.

— Не я побеждаю тебя, — отвечал он, — сила Божия во мне.

 

И вот при растущей силе его все усиливалась борьба, и наконец Господь попустил в течение четырех лет искуситься ему страшным искушением. Однажды враг стал внушать Нифонту: «Бога нет, ибо где Он?»

И когда Нифонт стал молиться, язык произносил слова, но они не отдавались в уме. Он лишился тут непоколебимой веры в существование Божие, которая не оставляла его и в дни его падения, и искушавший голос нашептывал ему: «Бога нет, Бога нет».

 

— Никогда не отрекусь я от Моего Христа, — говорил он, — если даже и впаду в блуд, если убью, или сотворю еще мерзейшее преступление.

— Что ты говоришь, — нашептывал враг, — Христа нет. Я один всем владею, я один над всем царствую.

 

Страшные усилия употреблял враг, чтобы вынудить у Нифонта дорогие для себя слова: «Бога нет». И четыре года Нифонт боролся, не сдаваясь и принуждая себя к молитве, которая, не проходя через сердце, совершалась как-то вне его.

 

Это величайшее из искушений, которое посылает Бог только вернейшим рабам Своим, так называемая «мысленная брань». Ее пережил в течение нескольких лет и один из высочайших русских подвижников преподобный Саровский Серафим.

 

Однажды в глубоком горе, в невыразимом страдании Нифонт, простирая руки к иконе Спасителя, воскликнул:

— Боже, Боже мой, зачем Ты меня оставил? Дай мне познать, что Ты Бог и что, кроме Тебя, иного нет.

 

И тут совершилось для Нифонта снова великое чудо. Лик Христов на иконе засиял, как солнце, и от иконы полилось благоухание. А потом глаза и брови у Спасителя стали как у живого человека.

 

После этого долговременного, великого испытания душа Нифонта закалилась, как сталь в огне. Была одержана одна из величайших побед духа, какие знало когда-нибудь человечество. И на душу Нифонта, в которой победил Христос, спустилась тишина и спокойствие.

 

Бывшее прежде угрюмым и суровым, лицо Нифонта стало настолько веселым и светлым, что многие спрашивали, что это значит. Нифонт, одолевший нечистых духов, перестал их бояться и радостно говорил: «Где те, которые говорят: “нет Бога”?»

 

Благодарная душа Нифонта стремилась излить свою бесконечную признательность Богу в торжественном исповедании своих грехов. Он подошел к церковным дверям и, воздев руки к небу, скорбно воскликнул:

«Прими Христос, меня, умершего душой и умом, не отврати лица Твоего от меня, не говори, что не знаешь меня. Но вонми гласу моему и спаси меня. Ты не хочешь смерти грешника, и я не отступлюсь от Тебя, пока Ты не дашь мне спасение».

 

И услышал тогда он в небе сильный шум, и явился в дверях светлый Муж в облаке, и Муж этот, протягивая к Нифонту руки, обнял его, как отец блудного сына, и раздались слова Милосердного Господа:

«Хорошо ты сделал, что пришел сюда, скорбящее мое чадо. Я много печалился и тужил о тебе. Сердце мое горело ожиданием, когда ты обратишься, вечером ли, утром ли. И теперь я радуюсь и веселюсь, видя, что ты обратился ко Мне всем сердцем...»

 

Может ли быть для верующего что-нибудь радостнее и утешительнее этого обращения!

 

То Божия Матерь как бы покидает небо для того, чтобы закрепить намерение истерзанного грехом погибающего человека, то Милосердный Христос протягивает к нему прободенные за него на кресте руки, чтобы принять его с любовью отца, отыскавшего блудного сына, который больше никогда не уйдет от Него «на страну далече».

 

Каким ужасом начинается рассказ о жизни Нифонта, каким тихим, благоухающим, обещающим успокоением веет от конца этой победоносной борьбы.

 

И вот Нифонт освобожден от греха, оправдан Божиею благодатью, восстановил в себе все духовные силы, какие так обильно излил на него Господь и какие умерли в нем, казалось, навсегда, во время его бурной и грешной жизни. Нифонт явно беседовал с Ангелами и явно видел бесов.

 

Однажды он шел перед каким-то домом, где жила известная блудница, и увидел там Ангела, который горько плакал. Ангел этот был приставлен к одному благочестивому человеку, который в эту ночь впал в грех с этой женщиной, и Ангел горько плакал об этом падении.

 

— Как ты не наставишь его, чтобы он убежал от греха? — спросил Нифонт Ангела.

— Я не могу к нему приблизиться, — отвечал Ангел, — он стал рабом бесов, и у меня нет над ним власти. Бог сотворил человека со свободной волей и показал ему пути: узкий и широкий, чтобы человек ходил по тому пути, который сам выберет.

 

Нифонту открыто было, как бесы ходили в народ и явно искушали людей. Раз видел он, как два человека работали. Бес стал нашептывать обоим что-то в уши, и они, бросив работу, затеяли между собою ссору.

Видел он раз церковного служителя, которому бес нашептывал мерзкие мысли. Чувствуя искушение, этот человек часто обертывался и плевал на беса.

 

— Зачем ты искушаешь этого человека, — спросил Нифонт, — если он тебя не слушает?

— Князь наш велит нам бороться с людьми. Он жестоко нас бьет, если мы этого не делаем.

 

Видел еще Нифонт инока, который шел с собранными мыслями, творя на ходу горячую молитву. Из уст его вылетало огненное пламя, которое доходило до неба. А за ним следовал Ангел с огненным копьем в руках и этим копьем отгонял от инока бесов.

 

Раз во время всенощного бдения, под праздник Вознесения, Нифонт увидал Владычицу Богородицу, вошедшую во храм с апостолами и множеством святых. С материнской любовью Она смотрела на людей, радуясь на тех, кто думал о своем спасении, качала головой и плакала над нерадивыми. Потом Она подняла к небу Свои руки и стала молиться Сыну Своему о спасении всех.

 

Это видение еще более укрепило веру Нифонта в том, что Владычица дивно охраняет людей и крепкой рукой ведет их к спасению. Вскоре он получил подтверждение этой веры. Во время сна напал на него враг с оружием в руке, чтобы убить его, но вдруг побежал с криком: «О Мария, Ты всегда прогоняешь меня от этого жестокого человека».

 

Нифонту были открыты тайны душ, оставивших мир и возносившихся в вечную отчизну. Он видал небеса раскрытыми и Ангелов, из которых одни сходили вниз на землю, другие поднимались в небо, неся в своих объятиях человеческие души.

 

Как-то раз при приближении к блудному мытарству демон стал кричать двум Ангелам, несшим душу:

— Дайте нам эту душу, она наша.

— Какой знак укажете вы на ней, что она ваша? — спрашивали Ангелы.

— Этот человек до смерти осквернял себя грехами плотскими всякого рода и умер без покаяния, что вы ответите на это?

— Мы спросим у Ангела Хранителя этой души.

— Эта душа, — отвечал Ангел Хранитель, — много грешила, но перед концом она исповедала Богу свои грехи. Если Бог простил, то знает, почему простил. Он имеет на то власть. Слава Его праведному суду.

И Ангелы безвозбранно понесли дальше согрешившую и покаявшуюся душу.

 

Безграничное благоговение к Той, Которая была для него начальницей и надеждой его спасения, к Пресвятой Владычице, наполняло душу Нифонта. Он воздвиг Ей в Царьграде церковь, и при этой церкви жил. Своей верой он многих обращал ко Христу. Бес явился однажды к нему со своим полчищем и хотел его замучить, но он силой Божией связал их и нанес им множество ударов. Тогда они, чтобы смягчить его, дали обещание не приближаться даже к тому месту, где произносится имя Нифонта.

 

Жизнь Нифонта и духовный опыт, им приобретенный, особенно драгоценны тем, что в жизни сохранилось описание тех козней, которыми искушает враг род человеческий и вместе с тем той охраны, какою охраняют людей светлые силы.

 

Нифонт видел обширное поле правильной квадратной формы; на нем были расставлены триста шестьдесят пять полков из эфиопов. Один из них выстраивал воинов и ободрял своих подчиненных. Было принесено множество оружия и роздано по полкам. Потом диавол снабдил каждый из полков силою волшебства и пустил их по всей земле на Церковь христианскую.

 

В ужасе и тоске созерцал Нифонт эти козни диавола, посылаемые на землю. Но к нему был ободряющий голос:

— Оборотись, Нифонт, на восток и смотри.

 

И увидел Нифонт на востоке чистое, прекрасное поле и на нем еще более многочисленные, чем у эфиопов, полки. Воины стояли в белых одеждах. Они были вооружены как на битву, и явился им Муж, сияя светом выше солнечного, и сказал им:

— Господь Бог Саваоф повелевает: идите по всей земле, помогайте христианам и охраняйте их жизнь.

 

Нифонт понял тогда, что, как ни велика сила диавольских искушений, но выше и больше ее сила благодати охраняющей. Незадолго до конца своего Нифонт был поставлен епископом острова Кипрского по непосредственному указанию Божию.

 

Это событие произошло, быть может, для того, чтобы показать, как велика сила покаяния и как Господь отмывает грехи людей в такой мере, что потом Сам призывает их к высшим ступеням служения Себе.

 

Чудно описание последних часов жизни епископа Нифонта, при которых присутствовал знаменитый столп Церкви святитель Афанасий Великий, патриарх Александрийский. Последнюю ночь своей жизни Нифонт провел на рогоже, на которую велел положить себя.

 

На рассвете посетил его Афанасий Великий и спросил его, есть ли человеку польза от болезни.

 

— Сильней, чем золото, — отвечал Нифонт, — в котором отходит ржавчина, когда его жгут на огне, человек во время болезни очищается от своих грехов.

Сладостная улыбка озарила лицо святителя перед самой кончиной его, и он радостно произнес:

— Приветствую вас, святые Ангелы.

Следующими словами его были:

— Вас, святые мученики.

Еще через несколько времени он произнес:

— Привет вам, блаженные пророки.

Тут отверзлись духовные очи Афанасия, и он увидел, что отходящего от земли к небу Нифонта приветствуют по очереди, каждый отдельно, все лики святых.

Умирающий несколько времени молчал, потом опять воскликнул:

— Приветствую вас, священники, преподобные и все святые.

Голос умирающего затих. Потом через несколько времени Нифонт в восторге воскликнул:

— Радуйся, Обрадованная, Красная, мой Цвет, Помощница моя и Крепость. Прославляю Тебя, Благая, ибо поминаю милость и благодать Твою.

 

То были последние слова, произнесенные на смертном одре праведником, это хвала Той, Которая Своим милосердием исторгла из ужасной пропасти погибавшую душу Нифонта и довела ее до рая. Владычица спустилась опять с неба принять на Свои руки спасенное Ею дитя, которое Она воззвала из бездны беззакония и которое стояло теперь перед Нею, украшенное добродетелями, благоухающее святыней...

Много покоряющего и умилительного хранят в себе сокровища жизни святых. Но, кажется, нет повести более потрясающей душу, повести, где сильнее ощущались бы нити, связывающие небо и землю, соединяющие в одно гибнущих от греха людей и небесных воителей, готовых спешить им на помощь, чем эта чудная повесть.

Святитель Нифонт, епископ Кипрский, по верованиям Церкви, имеет благодать избавлять людей от чарований, как получивший власть над нечистым духами после такой страшной и упорной борьбы. А вся жизнь его представляет собой для нас сплошной урок покаяния, пример того, как ни на каких низах падения не надо отчаиваться и как из безобразнейшего грешника можно стать сияющим благодатью праведником...