Церковь под защитой. Аркадий Малер

Опасно ли для Церкви быть признанной государством? Этот вопрос был задан митрополиту Антонию Сурожскому в самом начале ХХI века, на конференции в Сурожской епархии. На этот же вопрос отвечает сегодня православный философ Аркадий Малер.

Митрополит Антоний Сурожский выразил достаточно известные опасения по поводу зависимости Церкви от государства. Действительно, Православная Церковь это самостоятельная организация, обладающая полноценным мировоззрением и собственной исторической миссией, и поэтому совершенно не нуждающаяся в какой-либо внешней опеке. Какие бы государства, страны и нации ни прекратили своё существование, Православная Церковь все равно останется, и она не должна ставить своё существование в зависимость от каких-либо временных, преходящих социальных явлений, даже если эти явления внушают иллюзию собственной вечности, подобно всем известным империям древности и современности, от Вавилона до Советского Союза и Соединенных Штатов Америки включительно. С христианской точки зрения по этому поводу не может быть двух мнений, это просто констатация общехристианского понимания исторической роли Церкви как Ковчега спасения в постоянно бурлящем мире.

Другой вопрос, какой практический вывод мы делаем из этой констатации. И вот здесь всё зависит оттого, какие конкретно цели мы перед собой ставим, – либо сохранить Православную Церковь как некую субкультуру, воспроизводящуюся посредством кровнородственных связей, пока самих православных не запишут в реликтовый этнос, либо все-таки, вспоминая последнюю заповедь Христа (Мф 28:19), мы ставим цель научить все народы мира и обратить их в истинную веру.

Согласитесь, это взаимоисключающие цели и Православная Церковь преследует именно вторую, а не первую. А раз так, то как бы Православная Церковь ни относилась к грехопадшему миру, коего нельзя любить по словам апостола Иоанна, – “Не любите мира, ни того, что в мире” (1 Инн 2:15), – у Церкви нет иного пути обращения мира ко Христу, кроме как посредством использования его собственных ресурсов, и одним из самых действенных таких ресурсов является государство.

Отношение православного христианства к самому институту государства имеет ключевое значение во всех спорах на тему христианской политики, и очень странно, почему иные авторы, называющие себя христианами, игнорируют это отношение, как будто они его не знают или не хотят знать. Это отношение выражено в знаменитых словах апостола Петра:

“Итак будьте по­корны всякому человеческому началь­ству, для Го­с­по­да: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него по­сылаемым для нака­за­ния пре­ступников и для по­ощре­ния дела­ю­щих добро, – ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невеже­с­т­ву безумных людей, – как свободные, не как употребля­ю­щие свободу для при­крытия зла, но как рабы Божии. Всех по­читайте, брат­с­т­во любите, Бога бойтесь, царя чтите” (1 Петр 2:13-17).

То же самое говорит апостол Павел в Послании к Римлянам, слова которого я также позволю себе привести полностью:

“Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь” (Рим 13:1-7).

В толковании этих слов апостола Павла, на первый взгляд кажущимися чуть ли не оправданием любой тирании, святитель Иоанн Златоуст прямо пишет о том, что речь идет не о каждом начальнике, а о самом принципе государственной власти, установленном Самим Богом.

Следовательно, любой христианин может выступать против конкретного политического режима, если он считает его враждебным христианству, но он не может быть против государственной власти как таковой. Такое отношение апостолов и отцов Церкви к государству объясняется тем, что поскольку все люди склонны ко греху и нуждаются во внешнем контроле, то государство как единственный общественный институт, обладающий монополией на наведение гражданского порядка силовым путем, попущено Господом как последняя преграда перед всеобщим произволом. В своем толковании на Второе Послание апостола Павла к Фессалоникийцам (2 Фес 2:7), Иоанн Златоуст даже пишет, что единственная сила, препятствующая приходу антихриста, тот самый “удерживающий” (катехон), это ни что иное как римская власть, своими силами и законами препятствующая наступлению всеобщего беззакония (аномии).

Именно государство со всеми его несовершенствами охраняет нас и от пьяного соседа, и от уличного хулигана, и от организованной преступности, и от политических экстремистов, и от других государств, готовых покорить нашу землю. И у нас нет другой институции, которая могла бы обеспечить нам эту защиту. Поэтому Церковь всегда будет относиться к государству с уважением, всегда будет учитывать государственные законы и, в некоторых случаях, государственные интересы, и поэтому настоящий христианин – всегда государственник и никогда не может быть анархистом.

Об этом прямо сказано в “Основах социальной концепции РПЦ”, принятых Архиерейским Собором 2000 года:

“анархия, т.е. отсутствие надлежащего устроения государства и общества, а равно призывы к ней и попытка ее установления, противоречат христианскому миропониманию” (раздел III: Церковь и государство).

Из этого следует, что как только любой христианин считает для себя необходимым участвовать в каком-либо общественном движении, способствующим смене существующей власти, он должен сто раз подумать, не закончится ли эта смена крушением самого государства как такового, как это не раз происходило в истории человечества, например, в России 1917 года.

Тем более, если существующий режим, при всех его недостатках, благосклонен к Православной Церкви, в то время как его альтернативы либо враждебны православию, либо глубоко равнодушны к нему, как это, по моему убеждению, происходит в современной России. Поэтому христианин, который пренебрегает этим благорасположением государства к Церкви и предпочитает ему борьбу за какую-нибудь демократию и революцию, просто порывает с библейской и святоотеческой традицией. И в этом смысле нужно определяться: либо апостол Петр, апостол Павел и Иоанн Златоуст, либо Руссо, Фуко и Карл Поппер.

Для нехристианина такой дилеммы может не быть, но для христианина она существует. Христиан может бороться и за демократию, и за социальную справедливость, и за права человека, но все эти ценности не могут возобладать над императивом государственного порядка, а тем более, такого порядка, который благоволит Церкви.

Возвращаясь к ответу митрополита Антония, имеет смысл обратить внимание на его центральный тезис, –

“Но опыт истории показывает, что для Церкви невыгодно быть под защитой. Потому что защищенное положение принуждает ее из благодарности или по необходимости занять то или другое положение”.

Если принять этот тезис, то тогда придется признать, что тот путь, по которому пошла Церковь в IV веке, когда император Константин поставил всю Римскую империю на защиту христианства, а император Феодосий сделал христианство официальной религией империи, был ошибочен, и Церковь должна была отказаться от столь щедрой услуги.

Однако напомню, что за три века своего существования в условиях гонений и полугонений, вся Вселенская Церковь даже не могла собраться вместе в лице своих архиереев, чтобы договориться об общем Символе веры, не говоря уже о более приземленных вещах. Это не значит, что Церковь никогда бы так не собралась, но факт остается фактом – Первый Вселенский Собор в 325 году прошел именно по инициативе императора Константина и при его непосредственном покровительстве: империя просто оплатила и съезд всех епископов в Никею, и их проживание. И точно также происходило во всех остальных Вселенских Соборах.

Но кроме догматической работы Римская империя способствовала делу христианской миссии, в исполнении той самой последней заповеди Христа, обратив в христианство миллионы людей по всей ойкумене и даже за её пределами, там, где жили северные варвары, то есть предки современных русских людей. И сама Древняя Русь приняла христианство благодаря князю Владимиру и его дружине, которые за несколько лет, в императивном порядке, сверху вниз, создали новый оплот православия, через четыре с половиной века ставший единственным оплотом. Иными словами, если бы не государство, то сегодня мы просто не были бы христианами или вообще ничего не знали о христианстве.

В этой ситуации недооценивать роль государства, причем, имперского государства, в укреплении и распространении православного христианства, на мой взгляд, антиисторично. Церкви, конечно, был очень выгоден этот союз, иначе называемый “симфонией”, потому что он защитил христианство от внешних врагов и позволил ему распространяться с новой силой.

И если мы обратимся к истории Православной Церкви, то увидим, что она никогда не ставила своё учение в зависимость от прихотей тех или иных правителей, а когда какие-либо правители начинали поддерживать ересь или творить очевидное беззаконие, то Церковь в лице своих лучших представителей открыто критиковала этих тиранов, ставя себя на грань новых гонений. Сам Иоанн Златоуст выражал несогласие с правящей императорской четой, за что был сослан на Кавказ, но это говорило не о порочности союза Церкви и государства, а о порочности самих правителей, ведь если бы этого союза не было, то судьба самого Златоуста, равно как его последователей в будущем, была бы гораздо хуже.

Часто можно услышать контраргумент о том, что “симфонические” отношения с государством остаются специфическим свойством православия, наблюдаемое в Византии и России, в то время как западные конфессии, католицизм и протестантизм, якобы добивались своих миссионерских успехов самостоятельно и чуть ли не вопреки государственному давлению. Это суждение столь же антиисторично.

В реальности Римско-католическая церковь, в нарушении целого ряда канонов, сама превратилась в теократическое государство со своей территорией, армией и даже монетным двором, чего Православная Церковь никогда не делала. Распространение католичества по всему миру было возможно только потому, что оно поддерживалось Испанской и Португальской империями, между коими папа римский Александр VI в 1494 году разделил всю планету, а в Европе оно держалось на могуществе “Священной Римской империи” Габсбургов и Речи Посполитой, воспринимающих себя авангардом Ватикана. В одной только Франции католицизм устоял перед гугенотами исключительно благодаря планомерной государственной политики от Варфоломеевской ночи 1572 года до осады Ла-Рошеля в 1627 году. Что же касается лютеранства, то оно могло победить в Северной Европе только благодаря поддержке немецких князей и скандинавских королей, преследующих отнюдь не религиозные, а сугубо политические цели. Кальвинисты же вообще создали в Женеве собственную теократию, где даже учредили свою инквизицию.

Правда, можно привести в пример бесчисленные протестантские и квазипротестантские секты и движения, наводнившие США и миссионерствующие по всему миру, но судьбу какой бы из них мы пожелали бы вселенскому православию? В самих США или Великобритании, где служил митрополит Антоний, православие находится в столь же маргинальном положении, как и многие протестантские деноминации.

Соответственно, если Православная Церковь ставит своей задачей проведение массовой миссии и сохранение доминирующего положения православной конфессии в России, то особое благорасположение Российского государства ей более чем необходимо. Конечно, если православные готовы довольствоваться тем статусом на своей территории, который митрополит Антоний называет положением “свободных эмигрантов”, тогда такое благорасположение не-необходимо, но сколько из православных граждан нашей страны, со всей искренностью, согласится с таким статусом?

Положение православных как “свободных эмигрантов” – это когда ближайший православный храм находится за сотни километров от вашего места жительства, если вообще находится; это когда каждый православный храм может оказаться предметом суда и торга с какой-нибудь другой религиозной общиной без всяких гарантий на успех вашей стороны; это когда в приходе все знают друг друга уже двадцать лет, потому что ещё двадцать никаких новых прихожан там не будет.

И это ещё вполне цивилизованное положение дел, а вот, например, Вселенский Константинопольский Патриархат в Стамбуле находится за стеной с колючей проволокой, над которой развевается флаг с полумесяцем, и в таком же состоянии находятся все остальные православные храмы Турции. И произошло это только и только потому, что однажды единственная в мире православная империя была повержена иноверцами. Через четыре с половиной века была повержена другая, единственная в мире православная империя, и её Церковь пережила не меньшую катастрофу.

Поэтому, если мы не готовы завтра свернуться в состоянии маргинального реликтового образования на территории своей же страны и в любой момент претерпеть новые гонения, то тогда все “благочестивые” разговоры о порочности византийской симфонии Церкви с Российской Федерацией необходимо отставить. Нельзя одновременно требовать от государства осуждения коммунистического прошлого, запрета абортов, введения в школах “Основ православной культуры”, строительства 200-600 храмов “шаговой доступности”, повышения духовности и понижения пошлости на ТВ и т.д., но при этом демонстрировать презрение к этому государству и ностальгировать по временем квартирных литургий. Возможность устроить литургии на квартирах у нас будет всегда, а вот построить новый храм на месте, где вполне мог бы быть торговый центр или палас-отель, а государство почему-то выбирает храм, у нас, может быть, никогда уже не будет.

Вместе с этим, существует также особая тема исторической роли России в православном мире, без которой невозможно обсуждать отношение Церкви и государства в нашей стране. У нас нет какой-то абстрактной Церкви вообще и абстрактного государства вообще, между которыми можно выстраивать какие-то виртуальные отношения. Мы имеем дело с конкретной – Русской Православной Церковью и конкретным – Российским государством, где большинство людей одновременно принадлежат и к той, и к другой реальности. И для православного россиянина совершенно нормально сознавать, что его Церковь и его государство сотрудничают друг с другом в созидании общей страны.

Более того, достаточно взглянуть на карту современного православного мира, чтобы понять, насколько ценно такое сотрудничество. Все древние греческие Патриархаты уже многие столетия находятся на территории иноверческой цивилизации в настоящей зависимости от их государств. В Европе же все маленькие православные страны задавлены между иноверческим Востоком и секулярным Западом, которые при случае могут вполне договориться и устроить на их территории очередное Косово. В этой ситуации есть только одна страна, а точнее, только одно государство в мире – это Российская Федерация, где подобное внешнее вмешательство, по крайней мере, в обозримом будущем, в принципе невозможно по всем известным приземленным причинам, которые даже перечислять не обязательно.

Сознание того, что ты можешь свободно выбирать из множества православных храмов в одном городе, свободно говорить об определяющем значении православия для своей страны, свободно участвовать в церковно-государственных проектах и точно знать, что никто не устроит здесь “республику Косово” – это ценность. И всё это возможно только потому, что государство с соответствующими возможностями воспринимает само православие как – ценность.

Исходя из всего вышеизложенного, все опасения по поводу якобы излишней зависимости Церкви от государства сегодня не имеют никакого смысла. Если же есть какие-то люди, которые путают приходы РПЦ с ячейками правящей партии, то это проблемы адекватности их мировосприятия, а не самой РПЦ или правящей партии. Любой человек, который придет в Церковь как в тоталитарную секту и политическую партию, так же жестоко ошибется, как и тот, кто пришел в неё как в клуб по интересам.

Обращаясь к государству, Церковь не строит утопическое Царствие Божие на земле, а решает вполне прагматические задачи – максимально обеспечить православным возможность чувствовать себя на своей территории и распространять свою веру. Если какой-то настоятель считает, что в решении этих задач он не нуждается в помощи государства, то сначала пусть ответит себе на вопрос, почему это государство позволяет существовать зданию его храма как приходу РПЦ во главе с этим настоятелем, а не отдаст его под более “эффективное” использование?

Источник: Православие и совеменность