Славянофилы о народности. Дмитрий Хомяков

Ко дню памяти православного мыслителя Д.А.Хомякова (27.9.1841 - 5 [18].03.1919) (См. подробнее о нем: К 90-летию со дня кончины Дмитрия Алексеевича Хомякова  были опубликованы две части его очерка «Народность» (См.: «Народность: с «живой» точки зрения и «отрицательной»; «Народность и просвещение»).

Ввиду немалого объёма и сложности темы, мы разделили текст на четыре части, дав каждой отдельное название.

Публикацию третьей части, специально для Русской Народной Линии (по изданию: Хомяков Д.А. (подп. Д.Х.) Народность.- Харьков: Мирный труд, 1908.- 69 с.), (впервые в данном варианте), правилам современной орфографии, с заменой (по техническим причинам) постраничных ссылок на концевые), подготовил докт. ист. наук, профессор А. Д. Каплин. Переводы - докт. ист. н., проф. И.П. Сергеева, канд. ист. н. А.Н. Токарева.

+ + +

Когда в русской литературе заговорили впервые о на­родности и о необходимости на ней строить весь наш оби­ход, то такое утверждение вызвало сильнейший отпор в той части нашего общества, которая наиглубже воспри­няла посеянные Петром семена: и хотя эта же среда отли­чалась наибольшей наклонностью к новым политическим идеалам, вовсе не петровского привоза, тем не менее она была вполне петровского закала и лишь доразвивала в себе плоды насаждений 18 века. Правда - Петр перестроил свое государство по абсолютическому шаблону, в отличие от, и во упразднение старорусского Самодержавия. Но он в сущ­ности насаждал самый европеизм, в той, конечно, лишь переходной форме, которая таковому соответствовала в его время. Раз же он, европеизм, принялся, то и у нас пошел расти, сообразно его росту на Западе. При Петре, за исключением Голландии (республики) и Англии, конститу­ционной монархии, в Европе господствовал абсолютизм[i] его то Петр и привез из своих заграничных поездок. Но по его отношению к той же Голландии или Венеции видно, что он не гнушался и республик, а только считал, что там, где правление монархическое, ему надо быть таким, как в Европе; там же Самодержавие русское не было понимаемо, как нечто о себе законно существующее, а почиталось лишь чем-то азиатским, тогда как настоящее монархи­ческое правление должно было быть именно таким, как его осуществляли короли и императоры. Но за сто лет личный абсолютизм уступил в Европе место абсолютизму коллек­тивному (камеры), и потому последователи реформы в духе западном обратились очень правильно в конституционалистов, оставаясь верными идее подражательности, наса­жденной Петром. Вслед за Руссо[ii] мы, конечно, скажем, что Петр, пожелав сделать из своих подданных иностранцев, тем самым помешал им обратиться когда-либо опять в русских; но на это можно, пожалуй, возра­зить, что прежде надо, де, доказать, что последователи его начинаний перестали быть русскими; это же, с другой стороны, требует предварительного доказательства того, что истинно русский только тот, кто держится такого, а не иного миросозерцания.

Возможно ли формальное, по пунктам, изложение того, что составляет суть народности? - об этом речь будет ниже. Может быть некоторые скажут даже, что истинно русскими являются не славянофилы, а именно западники, ибо они стояли за» идею всемирного прогресса, которая не может не быть русской, во сколько она общечеловечна, тогда как славянофилы, цепляясь за отжившую старину, были только представителями всяческого старооб­рядчества, (каковое вовсе не есть вера большинства нашего народа) от того и не пошедшего дальше известных пределов распространения.

Хотя бы и так! Но, ведь, верно и то, что западники принципиально отвергали народность, считали ее препятствием на пути прогресса (провинциализмом, ибо столица куль­туры - Париж или Берлин, или (реже) Лондон, - La France - c'est le géant du monde, Cyclope dont Paris est l'oeil (Франция - это гигант мира, Циклоп, чьим глазом является Париж - Пер. А. Токарева) и это свое воззрение они выразили в афоризме С. М. Соловьева «учение есть подражание»[iii]. Ему не могло, однако, не быть известным народное присловие: «век живи, век учись»! Вечное подражание должно бы быть тогда уделом русского народа^[iv]. Это понимание может быть и верно и удобно, но только при нем для народности места не остается.

На требования славянофилов - познать и живить свою забытую (интеллигенцией) народность, им отвечали следую­щими аргументами: или народность не существует, как нечто, могущее противостоять своими силами напору мировой (французской) культуры, или, если она есть нечто основ­ное, прирожденное, то нечего опасаться за ее неизглади­мость, она таковой и пребудет; но именно самые требования восстановления и охранения ее доказывают, что она нечто очень слабое, что она тает от прикосновения с светом общечеловеческого просвещения. Там, где народность совпала с общечеловечностью, там о народности не хло­почут: и если являются на Западе националисты (Фихте, Гегель), то это только из желания в общем хоре мировой культуры выгородить себе особое место; и, в сущности учение народности нечто чисто немецкое, происшедшее от того, что немцы, при всем своем глубокомыслии, чувству­юсь, что не они идут во главе мировой культуры: в досаде на это они хотят нечто и себе урвать. В подражание уже им потянулись и наши гегельянцы, и слепо идя за Гегелем с одной стороны, они усиленно воспевают Гоголя с другой, как дающего возможность похвалиться своим, чего, де, подобного ни у кого нет - ему равен лишь один Гомер (К.С. Аксаков). Самые заботы защитников народности о сохранении ее доказывают ее слабость и безжизненность: живое не нуждается в оживлении; а, главное, хлопоча о восстановлении этой самой попранной на­родности, никто не потрудился ее уяснить; а это потому, что этого и сделать невозможно иначе, как преклонившись пред теми чертами, усмотренными в характере и истории народа, которые суть лишь явления односторонности и от­сталости.

Если бы славянофилы были просто более или менее даровитые теоретики, то они, вероятно, постарались бы вы­работать точное и систематическое изложение своего учения и создали бы законченную и по всем пунктам обработан­ную систему. Но они были не кабинетные систематики, а люди жизни, выразители народного самосознания^[v], только подавленного и высшими слоями народа забытого, но вполне живого и жизненного, нуждавшегося лишь в логическом выражении и так сказать закреплении, для дальнейшей раз­работки грядущими поколениями мыслителей и для возвращения самой жизни к самобытным русским началам, правильное развитие которых было прервано насильственным актом власти, не могшим, к счастью, эти начала заглушить, но лишившим народ возможности иметь культурных представителей своей умственной и духовной жиз­ни, без которых он должен умственно зачахнуть и захилеть. Одна часть народа, которая была уже приготовлена чрез протесты против начинавшегося еще до Петра западничания, особенно на почве церковной жизни, - эта часть на­рода успела завести себе кое-какую «интеллигенцию», бла­годаря которой она и сохранила в себе на почве борьбы и отрицания некую полноту жизни, хотя бы и умственно крайне несовершенную. Возвратить русскому народу истин­ную, вполне его достойную интеллигенцию, служащую выражением не своих личных, хотя бы и глубочайших мыс­лей, а мыслей, понятий и верований самого народа[vi] - такова была задача славянофилов, и, конечно, они, в виду условий своего выступления и своих целей и в виду сохранения за собою роли именно выразителей существующая, живого, а не учителей с катехизисом в руках, - они по необходимости должны были дать своим трудам полемический характер, или по крайней мере, характер приспособления к данным запросам, а не к чисто умозрительным таковым же; стоит вспомнить, как создалась вся богословская деятельность А.С. Хомякова или окраинная Ю.Ф. Самарина. Первого упрекал в излишней система­тичности в Ист. Записках, его же ученик А.Ф. Гильфердинг^[vii], и только потому, что эти Записки, сравнительно с остальным, были попыткой систематизации; да и то, как известно, для собственной потребности автора. Будучи людьми жизни и дела, выступавшие не как книжники с книгами, а с живым словом, принимавшим форму книжную только по необходимости, они и народность отстаивали в ее пол­ноте, т. е. в полноте ее проявлений; и посему они об ней и говорили более всего как о совокупности явлений, подводимых под общее понятие народности; и в ответ на отрицание народности вообще, во имя общечеловечности, они не столько задавались уяснением идеи народности, как таковой, сколько старались доказать, что мнимая общечеловечность есть ничто иное, как навязывание народности чужой, только потому ослепляющей и представляющейся всемирной, что она в своем развитии успела уйти далее нашей и, благодаря своей условности, давшей блистательные плоды частичного процветания, легко сравнительно достижимого, при условии забвения того, что они называли целостью духа, которую они ста­вили превыше всего и в заботе о сохранении коей они ви­дели исконный запрос народов славянских, и русского по преимуществу. Таким образом, они и не дали и, по выше сказанной причине, не могли дать точного ответа на во­прос: что есть народность по существу. Славянофилы пре­жде всего требовали устранения пут и предоставления возможности самопроявления, указывая на те в современности сохранившиеся особенности, которыми дорожит народ, и на те в прошедшем усматриваемые явления, которые по своей жизненности и до селе соответствуют истинным потребностям русского человека. Они особенно упирали на то, что, так как народ не может обходиться для жизни, по началам ему присущим, без общества, с ним орга­нически связанного верой и понятиями, то необходимо, что­бы наше почти сплошь народу изменившее общество, пре­жде чем толковать о составлении «катехизиса» народной веры полюбило бы народ, почувствовало бы желание узнать его, а тогда понимание сущности народности дастся само со­бою, особенно если прибавить к этому изучение старины и ее памятников. Конечно, чтобы полюбить кого-нибудь, надо хоть сколько-нибудь знать, кто он есть. В этом деле предварительного ознакомления существенную роль играет изучение истории, из которой узнаешь, что народ создал; и, хотя и в старину не все делалось совершенно без воздействия начал чуждых, однако отличить свое от чужого, всегда при серьезной критике - возможно; особенно же на­зидательно проверять прошедшее настоящим: то, что доселе живет или как действительность или как чаяние, то уж, конечно, народно по преимуществу. Всего более упирали они на то, что главный коэффициент русской народности заклю­чается в ею излюбленной вере, христианской, православ­ной[viii], и потому они всячески старались выяснить, в чем именно состоит жизненное отличие Православия от инославий и в чем это воздействие Православия выражалось в исторической социально-политической жизни русского на­рода и выражается доселе в народном обиходе и народных понятиях. Так они поступали и во всем своем учении, не систематизируя искусственно, а предоставляя жи­вому пониманию обратиться в «учение», благодаря своей полноте, с одной стороны и органической последовательности с другой. Это, конечно, был единственный истинный путь к достижению возможно полного возрождения мысленного, ибо систематизация, начинающаяся раньше обновления пони­мания, всегда мертвенна и носит в себе семена застоя, а не дальнейшего развития. Но раз учение живо, оно должно себя выражать и в точной формулировке всех подробно­стей: оно должно себя постепенно довыяснить и этот процесс тем долее может и должен продолжаться, чем глубже и всестороннее размах основного понимания.

Доселе были указываемы лишь признаки народности русской и иных народностей (особенно охотно исчисляют немцы отличительный свойства своей народности[ix]): но са­мый вопрос о том, что есть народность по существу, - это вопрос, который в отвлеченной форме не был, сколько мы знаем, уяснен и вообще; и потому требование противников начала народности, западников, указать ясно, в чем же она заключается, как нечто «о себе сущее», совершенно законно. Но когда они же утверждали, что требование «возрождения» есть явное доказательство смерти того, что хотят возвратить, то этому возражению едва ли можно подыскать достаточное основание.

«Немцы, эти главные апологеты народности, и особенно своей, создавшие и самый академический вопрос о народ­ности, не требовали, де, возрождения народности своей, а только подчеркивали факт уклонения от нее, и из оного делали известные выводы. Это одно: а у нас, де, вздумали говорить о возвращении к утраченному. В этом заклю­чается абсурд: в этом выразилось недомыслие «русских гегелианцев».

Но, на это славянофилы давали очень положительный ответ[x], объясняя, - что над русским народом стряслось нечто, чего западные народы не испытывали: у него властно отняли его культурный орган, т. е. обезглавили его и на­сильственно направили его судьбы по пути подражания, а, кроме того, и служения идеалам чужим. Если бы это подражание могло проникнуть в самые глубины народной жиз­ни, тогда, конечно, нельзя было бы и говорить о «возвращении к старине», о восстановлении ее. Более того, пришлось бы сказать, что если народность может быть упразднена указами, то ей и цена, наверное, небольшая. Но дело в том, что, по мнению представителей православно-русского направления, именно этого то и не случилось: народность была лишь вогнана внутрь с лишением возможности про­явления в слове и в деле государственного строитель­ства[xi]. Изменил старине лишь служебный слой, и он увлек за собою своих ближайших слуг. Идет, следовательно, дело не об искании погибшего чего то, а о даровании воздуха, возможности дышать полною грудью тому, что лишь было закупорено, положено под спуд, той властью, которой народ верил всецело и беспрекословно повино­вался, как органической части самого себя.

Когда же настойчиво требовалось противниками изложение того, что есть русская народность, требовалось перечисление всех ее примет, тогда на это отвечали тем одним, чем можно было ответить наглядно: указанием на своеобраз­ности нашей истории, нашего политическая строя, наших на­родных понятий и обычаев; а когда возражали, что у всех народов те же явления повторяются на известной стадии их развития, то опять им основательно возражали, и до­казывали, что если у разных народов встречаются явле­ния однородные, то у каждого, де, народа они принимают различные оттенки[xii]. А кроме того, если все люди имеют те же стадии развития, и следовательно имеют их и на­роды, однако, ежедневный опыт показывает, что одни ин­дивидуумы сохраняют на всю жизнь известные, иногда детские черты, тогда как другие с годами изменяют эти черты, свойственные всем людям, но далеко не у всех делающиеся устойчивыми и пребывающими[xiii]. «Мир народ от Адамия», и потому все люди имеют общие качества и недостатки; но у некоторых людей преобладают одни черты, а у других другие, с добавкой известной своеобразности и окраски каждой из них. Этим ограничивается самая крайняя «индивидуальность», никогда не претендующая на обладание черт никому другому не свойственных, ибо в последнем случае люди были бы не членами одного рода, а о себе существующие субстанции. В виду своей невольно полемической (хотя всегда на положительной основе) дея­тельности, славянофилы старались показать на деле фак­тами, в чем усматривается народность в истории русского народа и какие ее признаки в настоящее время, отыски­вать которую приходится под слоем культурным, совер­шенно отшатнувшимся и ставшим даже во враждебные отношения к исконной народности во имя общечеловеческой культуры, наиболее, однако, отдающей французскими моти­вами[xiv]. Несмотря однако на постоянное возвращение к теме «народность», доказывая ее участие даже в такой области как «наука» (ср. в «Русской Беседе» 1856 года ст. Ю.Ф. Самарина - «о народности в науке») несомненно, однако, что они не ответили положительно на вопрос - что есть на­родность по существу: и если бы они это сделали, то вероятно этим положили бы конец допросам противников: в чем же состоит русская народность? Если ее нельзя формулировать, то значит ее и нет. Это самое повторяется и до днесь; и не только повторяется на словах, но и прак­тически проводится в жизнь властной и не властной, но тем не менее деспотической интеллигенцией.

[i] Были еще республики - Венеция; но она была олигархический деспотизм и Швейцария - которая в то время во внимание не при­нималась.

[ii] Ср. Contrat Social.

[iii] Ср. А. С. Хомякова, т. III (изд. 1900 г.), стр. 271.

^[iv] Что и делают до сих пор непомерно размножившиеся «птенцы гнезда Петрова». Последнее в этом отношении - это Таврический дворец с его «трибуной».

[v] Выражение И.С. Аксакова.

[vi] Ср. примечание в конце статьи.

^[vii] Ср. предисловие Гильфердинга к Запискам о Всемирной Истории. Т. 5, полн. собр. соч. А.С. Хомякова.

[viii] Religion more even, than language makes a people. Max Müller. On the Science of language. Metaphysik (вера) ist, was Staaten organisch schafft und eine Menschenmenge eines Herzens und Sinns, d. h. ein Volk, werden lässt. Schelling. S. W. 8 т. 9 стр. (Религия в большей степени создает народ, чем язык. Макс Мюллер. О науке языка. Вера - это то, что органически создает государство и позволяет толпам людей приобрести сердце и смысл, т.е. становиться народом. Шеллинг. Собр. соч. Т. 8. 9 стр. - Пер. И. Сергеева )

[ix] Например: Unter allen Stämmen... war das Deutsche das am edelsten und kräftigsten organisierte и т. д. Dieffenbach. Origines Euroрае 187. или: Dieser Name bezeichnete das Volk der Macht (Die Deutschen) ...das Volk der Völker Giesebrecht. D. Geschicte. II. 2. 504. и т.п.

          (Немцы из всех племен были самыми благородными и наиболее сильно организованы и т.д. Диффенбах. Происхождение Европы 187. или  Этим именем назывался народ власти (немцы) ... народ народов. Гизебрехт. Немецкая история. II. 2. 504 и т.п. - Пер. И. Сергеева)

Die Deutschen sind Lehrer und Zuchtmeister unseren Nachbahren Treitschke Ausgew. Werke. I. Band 48-49 и т. п. (Немцы - учителя и воспитатели наших соседей. Трейчке. Избранные произведения. Т. 1. 48-49 - Пер. И. Сергеева) Отрицательная, ха­рактеристика: «другие страны имеют обезьян; Европа имеетъ Французов. Шопенгауэр. Handsch. Nachlass. 386.

[x] Такой, в котором предшественником их являлся Ж.Ж. Руссо; о чем было упоминаемо многократно.

[xi] Дворяне и духовенство, хотя никогда не были сами в древ­ней России творцами культуры, но они все-таки были выразителями народного понимания. Раз они были не только приставлены к делу насаждения чуждого, но, того более, в лице дворян еще и постав­лены в антагонизм с народом установлением крепостного права, по типу западному, - народ утратил своих выразителей и ушел весь в простонародность; и до сих пор, в обиходе, под народным понимают у нас простой народ. «Публика вперед - народ назад!» возглас такой полицеймейстера был подчеркнута в 50 годах прошлого столетия К. С. Аксаковым. И доселе под напр. «Народным домом» понимают официально: дом, для забавы простонародья учрежденный.

 [xii] Напр. общинное владение. Хотя доселе, и может быть теперь более чем когда-либо, занимаются и травлей «научной» общины и ее насильственным уничтожением, тем не менее ее отличительные черты несомненны, и ее образование хорошо представлено в книге К. Качоровского «Русская община», т. 1, в которой весь процесс ее образования прослежен автором на Сибири, в которой мы единовре­менно видим все переходные формы землевладения, приводящие к общинному русскому строю. Ср. К. Кавелина объяснение англ. суда присяжных 2 т. 230 стр., как остатка общ. быта.

[xiii] У Лермонтова говорится про Одоевского, что «он сохранил и блеск лазурный глаз и звонкий детский смех и речь живую и веру гордую в людей и в жизнь иную». Это выражение было поэтом подчеркнуто, как явление не общее, а даже редкое.

[xiv] Н.Я. Данилевский необыкновенно ясно показал, что под именем общечеловеческой, западной культуры, является всегда именно французская, и почему так. Россия и Европа (изд. 2-е) стр. 256 и сл.

http://ruskline.ru/analitika/2013/04/18/slavyanofily_o_narodnosti/