Системная любовь. Александр Гезалов

Следственный изолятор № 1 Петрозаводска – одно из самых старинных зданий города. Ему около 200 лет. Раньше там был храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», но так как он находился на втором этаже, то при реконструкции здания утратился. Теперь там возведена часовенка, но уже во дворе.СИЗО расположен прямо в центре города, как бы напоминая прохожим о том, что от сумы и тюрьмы не так далеко, даже совсем близко. Многие думают, что СИЗО – это крепость с собаками и злыми охранниками. Но там работают люди, с которыми тоже надо работать, даже на общественных началах. То есть идти туда, куда многих не затащишь за деньги. Мой рассказ о том, как даже там, в этой непростой и трудной системе, реализовывать программы, направленные на улучшения духовных качеств людей.

Начинать работать с уголовно-исполнительной системой (УИС) мне, конечно, было интересно – новые отношения. При этом я все время думал: как сделать так, чтобы эта система меня приняла. Все вокруг говорили, что ничего не выйдет, что все это – моя блажь, что те, кто охраняют зеков, – черствые, любят Дзержинского и не любят открытости. Да, их слова со временем отчасти оказались правдой, но только потому, что мало кто приходит в эту трудную и непростую систему помогать ей и тем, кто находится в ее ведении, – подследственным и осужденным. Чаще всего туда приходят одноразово и только для того, чтобы либо сделать широкий жест, либо сесть на нары.

Первые посещения следственных изоляторов и тюрем стали настоящим испытанием. Приходилось подолгу ждать выписки пропуска, потом – осмотр личных вещей, снимание ремней и обуви, иногда и одежды. Сотрудники учреждения – и сейчас я их понимаю – недоумевали: зачем эти люди идут в следственный изолятор по собственной воле? Следователь – понятно, адвокат – тоже, а что делает «вольник»[1] в их стенах? Возможно, пришел не просто так; возможно, как в кино, принес чего с собой для контингента нехорошего. Проверяли задорно.

Тогда, десять лет назад, система была крайне закрытой и не очень-то желавшей видеть правозащитников в своих стенах, но кому-то надо было начинать. Когда меня утвердили в должности председателя Попечительского совета, мне казалось, что с разбегу мы многое успеем сделать вместе. Но все складывалось не так просто.

Первые походы в конце 1990-х в камеры СИЗО и тюрьмы начались с ознакомления, чем и как живет эта система. Ситуация тогда была крайне непростой: криминал захлестнул страну, камеры были перенаселены, люди спали по очереди. Но меня интересовало не это. Каждый делает свое: осужденные сидят, приходящие к ним стараются помочь им сидеть в более качественных условиях. Меня интересовало то, каким образом даже в этой системе можно изменить отношение людей к людям и как улучшить условия проживания тех, кто там сидит. Бывал я и в женских, и в подростковых камерах, и во «взросляках», то есть где сидели взрослые. Поводы были разные – от праздников до просто осмотра камер, когда подследственные уходили на прогулку. Смотреть на все это было жутко. Но всегда меня волновала одна мысль: как сделать так, чтобы и тут была жизнь? Какие нужны действия и участие, чтобы эффективность была максимальной. Осознавая, что во все колонии не успеть, я выбрал одну экспериментальную площадку – следственный изолятор № 1, где и начал пытаться реализовать некоторые замыслы, при этом не забывая про остальные исправительные учреждения, с которыми тоже велась работа. Но СИЗО № 1 стал первой опытной площадкой – где-то надо отработать «технологию успеха».

За основное направление в работе была принята стратегия системного участия, достижение договоренности о том, что часть работы будет спроецирована на подследственных и персонал, а другая – на изменение материально-технической базы учреждений. Для этого мне был выдан пропуск, и через какое-то время я смог входить в изолятор уже без мук и проблем. Хотя иногда приходилось говорить начальникам системы о том, что тот или иной контролер проявил излишнюю заботу, прогоняя меня через металлоискатель.

Началась систематическая работа: каждую неделю посещал камеры, где сидели подростки и женщины, в праздники посещал и камеры, где сидели взрослые мужики. Уже потом в эту работу включились священники прихода великомученицы Екатерины г. Петрозаводска. Их прихода люди ждали особо. До этого священники приходили крайне редко, лишь несколько раз в год встречаясь с теми, кто желал этого, а системы не было. Теперь же каждый четверг приходит священник, бьет в колокол, который висит на построенной нами часовне, и все знают: можно подумать и о грехах. Совсем недавно начальник этого учреждения сообщил мне, что со времени возведения часовенки во дворе СИЗО значительно снизилось количество преступлений и правонарушений в камерах. Люди становятся другими. А до этого в течение девяти лет пришлось уговаривать одного начальника за другим, убеждая, что часовенка нужна. И только седьмой начальник дал добро. Теперь он не жалеет об этом.

Еще я предложил ему вместо одной камеры устроить учебный класс для подростков. Он долго на меня смотрел, а потом сказал: «А почему бы и нет?» Мы осмотрели все камеры, выбрали одну. Меценаты дали материалы, и уже через полгода класс принял первых учеников. Хотя пришлось «бодаться» и с местной администрацией, потому что она отказывались выделять преподавателей в этот необычный класс; но прокуратора, в которую мы написали, смогла принудить их к этому. Хотя, может быть, они и сами «созрели» до этого. Теперь подростки выходят из СИЗО и с «корочками» о получении среднего образования. Класс оборудовали компьютерами, видеотехникой; для многих эти простые вещи оказались в диковинку.

Затем мы смогли наладить и регулярные встречи сотрудников учреждений со священниками, что, как мне видится, крайне для них необходимо, потому что «эффект выгорания» для них очень актуален. Люди собирались в «красной комнате» и общались с настоятелем храма великомученицы Екатерины протоиереем Андреем Верещагиным. Нам удалось поощрить людей за хороший труд не только грамотами от нашего совета или именными ручками, но и наградить медалями, которые мы заказали, в день празднования очередной годовщины УИС. Потому что понимали: труд этих людей тоже надо ценить и замечать. Было приятно видеть, как люди подмигивали после получения наград, которые они заслужили. Когда людей замечают, они становятся лучше – этот постулат из какого-то советского фильма верен.

Не забывали мы и о ремонте камер, установке там телевизоров и радиоприемников, кое-где, где это было разрешено, ставили душевые кабины. Оборудовали прогулочные дворики спортинвентарем, помогли заменить внешний забор учреждения. Устраивали соревнования в камерах для подростков, среди сотрудников и т.д. А на Новый год в каждую камеру передавали еловые ветки, в Пасху – куличи и раскрашенные яйца, в Рождество – вместе со священниками поздравляли всех, кто был в стенах СИЗО, с этим православным праздником, в весенние праздники и сотрудницы, и подследственные женщины получали тюльпаны и открытки. Люди улыбались и плакали, потому что они – люди: мамы и папы. А однажды мы даже помогли построить целое караульное помещение: средств в бюджете на такую работу нет, и людям приходилось отдыхать фактически на улице. Много чего еще можно написать о том, что сообща делалось и делается для тех, кто оступился в этой жизни, и тех, кто этих оступившихся охраняет. Но главное вот что: придя даже в такую непростую систему, можно многое сделать, изменить. Потому что созидать ради людей и полезно, и спасительно – им же самим для себя. Единственное, что мне пока так и не удалось, это сделать так, чтобы осужденные примирились со своим грехом, осознали его, написали письма потерпевшим, признали, что несут наказание и приносят покаяние государству и обществу, – времени не хватило, да и осужденные пока к этому не готовы. Потому что и нашу помощь они воспринимают как «грев». А пора бы уже осознать. Возможно, кто-то, кто придет завтра, сможет это реализовать – начало положено.

[1]В статье использованы некоторые жаргонные слова: взросляк – «камера для взрослых»; вольник – «человек, живущий на свободе»; грев – «помощь с воли».

Источник: Православие. Ru