С Новым годом! Проповедь на новогоднем молебне 31 декабря по новому стилю. Священник Георгий Крылов

Не задумывались ли вы что сегодняшняя церковная молитва – самая странная и необычная за весь год. Давайте попробуем собрать оттенки «сакральности» и/или «несакральности» этого непонятного дня, раскодировать «коды сакральности»… Дня, понятного лишь для детей с их удивительной цельностью восприятия. Но как только начинаешь анализировать, так одеяло, которое пытаешься натянуть, расползается на множество нитей, под которыми не укроешься. Уж точно – шкура неубитого медведя. Возможно ли его убить? И нужно ли?

Церковь Христова никогда не следила за временем. «Счастливые часов не наблюдают…» Время было неким абсурдом в христианском восприятии. Существовало лишь одно время – время страданий и Распятия Христа – по этому времени «путешествовал» христианин, этим временем жил. Близость Христа, когда момент Распятия здесь, рядом, сегодня и сейчас, и одновременно удаленность, извечность, изначальность Жертвы Христовой – вот то сознание, которое исключало время из воспринимаемых и отсчитываемых категорий. «И времени уже не будет…» Будничность, ежедневность жертвы (готовность к ежедневному умиранию) невозможно протоколировать, она не поддается бухучету. Остается лишь собирать знаки «их» учета – Acta sanctorum. Время «вкручивалось» в бытие как саморез, причиняя неимоверную боль. Именно здесь психологические корни древнего хилиазма и сегодняшнего эсхологизма – мировоззрения будничного героизма. Знак «культуры Жертвы». Христос придет скоро, Христос придет Сегодня!

Поэтому до восьмого века и не было толком христианского календаря. А затем появилась «Византийская эра», годы от Творения мира, затем Anno Domini – от Рождества Христова. Календарь полз, менялся, обозначая изменчивость мiра, сам обрастая сакральностью. И все же не было никогда у христиан праздника Времени. Мартовский и ультрамартовский Новый год – конечно дань язычеству. Расцветала и обновлялась природа, совершалось как бы Новое Творение. Время «двигалось по кругу», вновь и вновь возвращаясь к исходным архетипам. Языческая обратимость времени была уничтожена христианством. Невозможно и немыслимо это повторение без реального обновления. Но пока остатки этого мировоззрения сохранялись, Церковь рецептировала (о удобное словечко!) языческий временной учет. А затем христианское Новолетие. Подражание язычеству, или наоборот, противопоставление… В любом случае для славянского христианства этот новый год практически не существовал. Конечно, патриарх совершал Чин новолетия, или времяпровожения (очень значимое для сегодняшнего дня определение – сказать году «Прощай!» – сегодня время персонифицируется). Но это там, в далекой Византии, сбор урожая уже закончен – а у нас в самом разгаре. Там, в далекой Византии, собирают налоги. И эти непонятные индикты: а что, Новый год праздновали не каждый год? А может ли быть день сбора налогов праздником? Неужели когда-то налоги платили с радостью? Мне кажется, это все идеологические сказки (праздник уплаты налогов – такого современное время еще не придумало – как это: «Радость со слезами на глазах»!). Как часто пытались использовать христианство как доступный способ построения граждан «в одну шеренгу». Да и теперь пытаются использовать…

Ну ладно, вернемся к нашим баранам. Легендарная и инфернальная личность – Петр I – властной рукою ввел не просто западный Новый год в России – это попытка ввести принципально иное, секулярное и западное восприятие времени, истории, самих себя в этом мире. Прогресс и эволюция не христианские идеи? Да бросьте – не языческие же…

А затем поселился в нашем Новом годе Санта Клаус – с хвостиком (такую игрушку недавно принесли мне дети в рождественском сапожке – святителю отче Николае, прости нас, идиотов!). В далеком девятнадцатом ревностные пастыри боролись с новогодней елкой – это же пережиток язычества! И сколько этот пережиток затем пережил… Елку объявляли вне закона и последующие красные власти (наверное потому, что она зеленая!). Но ничего, «рецептировали», присобачив сверху красную звезду. Интересно, светила ли эта звезда в далеком Вифлееме, когда слуги Ирода резали младенцев? Может, от этого она стала красной? В любом случае, звездочка «перетянула» елку в смутное настоящее, и сегодня мы ей украшаем храмы. Этот символ – елка – обрел сакральность, христианскую сакральность. Елка полноправно обрела свое место в сакральном пространстве, как лев на иконе преподобного Герасима. И место это не случайно. Почему?

Итак, Новый год опять «сполз» по салазкам современного нового стиля (как в анекдоте: Почему у тебя повязка? – Да голова болит – А почему повязка на ноге? – Сползла!). В «советском настоящем» Новый год был единственным «свободным», неидеологизированным праздником. Приоткрытой дверью… Собирались человеки перед голубым экраном (напомню: Кабачок 13 стульев и Ирония судьбы), и на короткое время изымали себя из «счастливого настоящего», чтобы попробовать представить, а какое оно, это счастье, на самом деле. Ждать пришлось долго, но большинство все же дожило. Попробовали… Вкусно? Вкуснее «Советского» шампанского и советской водки?

Вспоминаю, как я, «розовый» неофит, принципиально не шел за семейный новогодний стол и отправлялся спать, протестуя против светского праздника. Отчетливо помню, как, будучи молодым священником (и теперь не старый!), «протестовал» против новогоднего молебна в этот день, пламенно повторяя проповедь отца Артемия о том, почему не нужно праздновать Новый год. Рождественский пост, отсутствие сакральной подосновы, языческое и неоязыческое содержание и проч. Кроме того, толпы бездумно и безумно пьющих и пьяных, замерзшие трупы наутро… Замерзший труп советского (или антисоветского) «счастливого будущего». Надежда умирает, по последней?

Христианство – религия тайны. А ведь в «советское застойное» для «обезличенного большинства» это был день, когда что-то приоткрывалось… Приоткрывалась завеса тайны, завеса навсегда утерянного, непонятого, невоспринятого (не помнил, не помнил – и вдруг забыл!). Забыл, что не помнил. Смутное ощущение того, от чего навеки оторвали, что запрещено, чего не было. Ощущение запрещенной связи с древней стариной – с дореволюционным, с теми поколениями. Где-то подсознательно, во сне, боковым зрением. Призрак несостоявшегося себя. Призрак несостоявшегося времени. Несостоявшейся страны… Праздника не было – была лишь надежда на праздник, воспоминание о будущем празднике. И вот сегодня, в декларируемую большинством «постхристианскую» эпоху, «постхристианские» личности (и советские! – стриженые и крашеные бабушки в брюках – ну, а дедов не осталось), в «постхристианский» праздник тянутся зачем-то в христианские храмы. Так неужели не служить?

Беда поколений, воспитанных в советские годы. Неспособность воспринять Христа, переступить порог храма (внешне – пожалуйста! – а вот внутренне…). Все понятно – воспитание, образование… А когда жизнь уже утекла (ускакала прочь!) – невозможно шевелиться. «Не трогайте нас, не приставайте!» Но как же так? Невозможно, больно, обидно! Но не в нашей власти. Все, что можно, сказано и проповедано, выстрадано, выплакано, отмолено… Можно их не замечать, не видеть – они не выставляются, не выходят, прячутся по квартирам – выходят только пенсию получать, в поликлинику и в магазин. Ну иногда – на солнышке погреться. Но как же Бог? Но как можно вычеркнуть из Книги Жизни целое поколение, и не одно?

Упираешься в стену – в постоянство. Обратившихся – меньшинство, единицы… В наш переменчивый век постоянство – невозможно! Но в советские годы «обезличенное большинство» жило тоже вне времени. Прошлого не было. А будущее – было ли? Было лишь вечное строительство светлого будущего. Как сказал кто-то из современников: Ежедневные праздники будней. Вневременность рождает постоянство. Господи, как все это похоже на нас, должен же быть где-то прорыв, лазейка! Чтобы любимые «предки» успели, протиснулись и оказались рядом, близко. Советские бабушки и дедушки, мамы и папы – с радостными и светлыми лицами, светящимися Христом… Болезненный бред? А может, Новый год и станет этой единственной «лазейкой» для сакральности. Ведь празник – прорыв тайны, прорыв сакральности в обыденность. А значит тот, кто способен хоть как-то праздновать – не потерян для Христа! Может в этом сегодняшний «сакральный код» несакрального, светского праздника. Вспоминается детский стишок: Елка, елка, уколи своей иголкой. Уколи больно, до крови. Чтобы боль обратилась в радость…

Поэтому я праздную этот Новый год вместе с вами, дорогие мои! Услышьте! Даже если уже не способны слышать… Услышьте из-за порога, из-за черты, отделяющей мертвых от живых. Давайте сядем вместе за новогодний стол, вселенский стол, способный нас собрать. Вы любили этот стол… Будем праздновать! Сядем – и заплачем.

Источник: Портал Богослов.Ru