Разговор с книжником. Митрополит Антоний Сурожский

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Митрополит Антоний

1-я часть разговора — (Мф. 22:35-46) — 1981 г.

Апостол Иоанн говорит: Кто утверждает, что он любит Бога, тогда как презирает своего ближнего, — лжец; как, — говорит Иоанн, — ты можешь сказать, что любишь Бога, Которого не видишь, когда не проявляешь никакой любви к человеку, который тебе видим?

Эти слова Иоанна основаны на сегодняшнем чтении: на вопрос законоучителя, какая большая заповедь, Христос указывает, что первая заповедь — заповедь о любви к Богу, но вторая подобна ей, и что в этих двух заповедях содержится весь закон и все учение пророков.

Без любви к Богу любовь к ближнему не может быть полной, совершенной, потому что только познавая Бога и Его любовь к нам, мы можем узнать, что такое поистине любить; и только научившись от Бога этой любви, можем мы возлюбить и ближнего своего, как Бог нам велит, всем сердцем, всей душой, всей жизнью.

Эти слова Спаситель прилагает к нашей любви к Богу; но наша любовь к человеку должна быть подобна ей. Что же значит "возлюбить Бога всем сердцем", всей душой, всей мыслью" — а в другом Евангелии еще сказано "всей крепостью своей"? Сердцем возлюбить Бога — это не значит возлюбить Его сентиментально, переходить от переживания к переживанию: это значит отдать Ему свое сердце, то есть узнать в Нем Того, Кто представляет в жизни — твоей, личной — самую высокую, самую святую ценность; и, узнав это своим нутром, всеми глубинами своими, сердцевиной своего бытия, сделать служение Ему и исполнение Его воли центральной целью жизни.

И Христос говорит: Кто Меня любит, тот сохранит Мои заповеди... Он не говорит, что кто Его любит, будет переходить от чувства к чувству, от умиления к умилению; Он говорит о чем-то гораздо более строгом, гораздо более трезвом: Если Я для тебя значу самое драгоценное, если Мое значение для тебя так велико — тогда Моя воля, то, чем Я живу, то, ради чего Я человеком стал, то, ради чего Я умер, должно быть для тебя самым важным — и не только на поверхности жизни, но в самых глубинах твоих... Всей душой призваны мы возлюбить Бога: слово "душа" и тут и в других местах значит "жизнь": всей жизненной силой своей и всем творчеством жизни своей должны мы любить Бога. Именно как Христос сказал: Кто Меня любит, тот Мои заповеди сохранит... А для этого нужно не только чувством, но всем умом, всей мыслью, всем напряжением творческой жизни любить Бога.

Но как можно любить Бога? Большей частью — в ближнем своем: любить Бога тем, чтобы быть на земле, среди людей, Его взором, Его лаской, Его милосердием, Его состраданием, той радостью, и светом, и вдохновением, которые Он может принести людям. Поэтому обе заповеди неразрывно друг со другом связаны: Возлюби ближнего, как сам себя.

И тут встает вопрос: что же значит "Как сам себя"? В каждом из нас есть разные слои бытия: есть поверхностный слой, себялюбивый, эгоистичный, тот слой, который способен на жадность, на ненависть, на трусость, на все неприглядное в нас — так же, конечно, как и на поверхностную любовь, ту, которую можно выразить словами: Я люблю... — где слово "я" в центре всего; это та любовь, которая ищет в своем предмете радость наслаждения, но которая неспособна идти на жертву, даже просто на уступку.

А есть в нас другой, глубинный слой, который подымается в нас тогда, когда перед нами встает что-то большое, трагическое: будь то радость, слишком большая, чтобы вместиться в душе, или горе, слишком глубокое, чтобы найти слова или слезы для своего выражения. На этой глубине живет мое настоящее "я", то "я", о котором один писатель говорил, что мы должны помнить, что наша настоящая природа не в нас, а выше нас, и мы как бы больше себя самих; что если мы ставим вопрос о том, что же я? — то мы должны ответить: Образ Божий, икона...

И вот нам надо постоянно выбирать: кого же мы любим в себе? То мелкое, жадное, трусливое, ничтожное "я", или, наоборот, того, кто живет в моих глубинах и способен на самый великий подвиг, на самую изумительную красоту жизни? И, конечно, выбор должен быть сделан в пользу нашего величия, а не нашего ничтожества...

И вот, любить ближнего, как самого себя, — это призыв научиться видеть в каждом ближнем не ничтожество его, а возможное его величие, и этому величию служить, чтобы вырос человек в полную меру своего величия и красоты. И тогда исполнится заповедь, и тогда сольются обе заповеди, потому что служа этому глубинному человеку, которого Апостол Петр называет "сокровенный человек сердца" — то есть, глубин — мы одновременно служим Богу, мы Ему поклоняемся в Его образе, и помогаем этому живому образу стать тем, что задумал Господь, чтобы из мечты Божией выросла полная, торжествующая и дивная реальность. Аминь.

2-я часть разговора — (Мф. 22:35-46) — 1981 г.

В Евангелии есть целый ряд мест, где Христос открыто заявляет, что Он — Сын Божий в каком-то совершенно особенном, исключительном смысле; что Он — Единственный, Единородный Сын Божий. В Евангелии от Иоанна, на вопрос, Ему поставленный, Он отвечает: Я — Сущий, Я — Тот, Кто есть... Эти слова в Ветхом Завете употреблены Самим Богом в ответ на вопрос Моисея: Кто Ты? — Я Тот, Кто есть: Мне нет определения, Я есть, Я единственный, Кто есть... И в других местах Христос заявляет, что Он действительно Бог, пришедший плотью на землю.

И в этом коротком отрывке Евангелия от Матфея мы видим, как Христос ставит Своих слушателей, которые хотят уловить Его на слове, перед непостижимым парадоксом, что Он одновременно — Сын Божий и Сын Человеческий. Непостижимым парадоксом, потому что умом этого не объяснить; по человеческим законам это невозможно; ожидать этого ветхозаветный еврей не мог, по своему представлению о непостижимости Божией. И вместе с этим в Ветхом Завете есть целый ряд мест, между прочим и то, что сейчас цитировалось, которые ставят читающего перед недоуменным вопросом: Как же это может быть? Как может быть, что Христос — сын Давида, и вместе с этим Давид называет Его своим Господом?

Как я только что сказал, умственного ответа на это нет; на это отвечает исторический факт: исторический факт рождения от Девы Сына Божия. И в этих нескольких фразах, поставленных перед ветхозаветным человеком — так же, впрочем, как перед любым неверующим или ищущим человеком — и вопрос, и недоумение, и ответ. Один из западных святых сказал дерзновенно и, как мне кажется, прекрасно: Я так же велик, как Бог, Бог так же мал, как я... Христос — Бог, Христос — Человек; это непостижимо, и это исторический факт.

И вместе с тем это говорит нам о том, к чему мы призваны: так быть едиными со Христом, чтобы вырасти в сверхчеловеческую меру, приобщиться к природе Божией, стать по приобщению Божественными, оставаясь тем, что мы есть: человеком. Только принятие исторического факта Воплощения может разрешить этот вопрос, который Христос ставит фарисеям; и только встреча со Христом как с Богом могла убедить сначала небольшую горсточку учеников, а потом все большее и большее число людей, верующих евреев и ищущих язычников, в том, что эти пророческие слова осуществились в жизни. Павел видел во Христе только Человека и поэтому считал Его лжепророком и обманщиком; встретив Его на пути в Дамаск во славе Его воскресения, он нашел ответ. И так его находят, из поколения в поколение, миллионы людей, которые веруют всем умом, всем сердцем, всей душой, всем подвигом жизни, что Сын Божий стал Сыном Человеческим, что Христос — их Бог, и что Он для нас — пример, путь, истина и жизнь. Аминь.

http://lib.eparhia-saratov.ru/books/01a/antony/antony1/83.html