Притча о Страшном Суде и посте. Митрополит Антоний Сурожский

(Мф. 25:31-46) — 5 марта 1989 г.

Сегодня Воскресенье о Страшном Суде. Придет день, когда мы все встанем перед Богом, каждый из нас — со своей жатвой и, как говорит Книга Откровения, каждое Царство и каждый народ — с жатвой своей славы и своего позора.

В этот день время веры пройдет; потому что вера — это уверенность в вещах невидимых, а в тот день, в ослепительном сиянии славы Божией, мы уже будем видеть: мы будем видеть Его, как Он видит нас, мы узнаем Его, как Он знает нас. И время надежды пройдет, потому что надежда — это ожидание, а в тот день все уже исполнится; это будет восьмой день — последний день становления; это будет первый день вечности.

И на этом пороге мы будем стоять; с чем мы предстанем? Каков будет плод всей жизни, каждого из нас в отдельности, всех нас в нашей целокупности? Не как толпы разобщенных личностей, но как живого тела людей, которые все были крещены во Христа, в единство, все призваны, силой Святого Духа, в Единородном Сыне Божием быть единородным сыном Божиим; с чем мы предстанем тогда? Когда вера и надежда пройдут, единственное, что останется, будет любовь.

И сегодняшняя притча говорит об этом: не столько об ужасе, о страхе, который, может, и скует льдом наши сердца, или, наоборот, охватит огнем, в котором мы сгорим во мгновение; она говорит о том предстоянии, когда мы увидим, что весь смысл жизни была любовь, и спросим себя: Есть ли во мне хоть капля любви? Принес ли я плод любви?.. Притча говорит об этом. Притча не говорит, что мы будем оправданы, потому что говорили себе и другим, что мы верим в Бога, или потому что называли себя учениками Христа; Он Сам сказал: в тот день Он нам скажет, что тех из нас, которые не жили евангельски, не были Его учениками во всей правде, тех Он за Своих не признает. Но мы, может быть, скажем: Не молились ли мы в Твоих храмах? Не творили ли мы даже чудес Твоим именем? — И Он ответит: Отойдите, делатели неправды...

Но на что мы можем тогда надеяться? Притча говорит об этом так ясно, и это можно выразить одним словом: если вы были человечны, тогда вы принадлежите Царству. Если не были человечны, то не принадлежите... Христос не ставит вопросов о вере; Он ставит вопрос о том, было ли в наших сердцах сострадание, умели ли мы видеть страдание вокруг нас и отозваться — или же нет. И если мы отозвались, то мы Ему родные.

Но в этой притче есть и другая сторона, еще даже более дивная. Притча обращена не только к христианам, к ученикам, к верующим; когда Христос говорит тем, кто был полон сострадания, полон любви: Вы сделали все, что нужно — вы накормили голодного, вы приютили бездомного, вы посетили больного, вы не постыдились признать за брата того, кто был в тюрьме, — все эти люди скажут: Но когда мы видели Тебя в них?.. И Христос ответит: Что вы сделали одному из Моих братьев, вы Мне сделали...

Не дивно ли подумать, что любовь — как мост, перекинутый над всякой пропастью, что любовь торжествует и выдерживает всякое испытание; что быть человечным — даже не значит видеть в брате образ Божий, видеть в брате кого-то, кого любит Бог, за кого Он положил Свою жизнь; достаточно увидеть в нашем ближнем его нужду в сострадании: человека, ничего больше — и тогда окажется, что мы поступили правильно.

* * *

Хочу сегодня сказать еще об одном: сегодня день, когда мы вспоминаем Страшный Суд, но это также начало Поста; с сегодняшнего дня православные воздерживаются от мяса; есть ли в этом какой-то смысл, кроме подвига и дисциплины? Да, думаю, что есть. В 9-й главе Книги Бытия есть страшный отрывок. После Потопа, когда человечество стало еще более слабым, чем прежде, еще менее укорененным в Боге, более трагично одиноким, более трагично зависимым от твари, потеряв общение с нетварным, Бог говорит Ною: Теперь все движущееся на земле, все твари будут вашей пищей; они будут вам в пишу, а вы будете им в страх... Это то взаимоотношение, которое человеческий грех, потеря Бога установили между нами и всем тварным миром, но особенно мучительно и чудовищно — с животным миром. И воздержанием от мяса во время Поста мы свидетельствуем, что мы это понимаем и — о, в какой малой мере! — стремимся искупить. Мы — страх тварного мира; мы разрушаем его, мы портим и загрязняем его, а мы были призваны изначала быть его водителями в вечность, в славу Божию, в совершенную красоту, которую Бог задумал для всей твари; мы были призваны сделать из этого нашего мира собственный мир Божий, Божие Царство — не в том смысле, что Он властвует над ним, а в том, что это Его семья: место, где Он живет среди Своей твари, и где творения Божии могут ликовать о Нем и друг о друге.

Поэтому будем помнить, что в ту меру, в какую мы будем верными призыву Церкви, — это не только акт, которым мы стараемся освободиться от порабощенности материальному миру, но и признание нашего греха против мира; и хоть в этой малой мере — усилие исцелить наносимую нами порчу, свидетельство, что мы понимаем, что мы сокрушаемся сердцем, и что даже если мы не можем жить иначе, мы болеем душой, стыдимся, и что и к Богу, и к миру, к которому мы относимся так беспощадно, мы оборачиваемся с сокрушенным и кающимся сердцем. Аминь!

http://lib.eparhia-saratov.ru/books/01a/antony/antony1/11.html