ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПОВЕДЬ БЛАЖЕНСТВА

«Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить из-за Меня. – Говорит Спаситель в Нагорной проповеди. – Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас».

Обвинения и гонения, оскорбления, издевательства и насмешки. Кто из нас может сказать, что избежал всего этого в жизни? Острое чувство обиды побуждает нас с особым воодушевлением вспоминать утешительные слова Христа. Они так легко возвращают человеку его растоптанное достоинство! Как быстро затягиваются раны самолюбия, если пролить на них бальзам ожидания будущих благ! Но часто, примеряя последнюю заповедь блаженства на себя, мы поступаем как наркоманы, ворующие чужое лекарство.

В рецепте, который мы желаем считать своим, указано чужое имя: блаженными названы только те, кого злословят неправедно; радоваться предложено тем, кто страдает из-за Христа и Евангелия. Но почему мы так уверены, что всякий раз наших гонителей более всего раздражает именно крестик на нашей груди? Или наши личные грехи сами по себе не способны вызвать негативную ответную реакцию?

Происхождение европейской морали Ницше объяснял, исходя из интересного психологического феномена, в самом существовании которого нельзя сомневаться. Для его обозначения философ использовал французское слово «рессентимент», не имеющее прямых аналогов в других языках. Буквально оно означает состояние бессильной злобы. Это специфическая эмоциональная энергия, высвобождающаяся в тот момент, когда кто-то сильный, которому невозможно оказать сопротивление, разрушает твое самоуважение. В этом случае, говорит Ницше, утраченное достоинство восстанавливается за счет переоценки ценностей. Так самолюбие мужчины, потерпевшего поражение от женщины, нашептывает ему: «Ты не слабый – ты добрый. Оставь ее. Она просто стерва». «Так из нужды делают добродетель. – Резюмирует философ. – Из равнодушия евнуха рождается идеал воздержания, бессилие, которое не воздает, называется добротой, трусливая подлость – смирением, подчинение тем, кого ненавидят, – послушанием. Неумение отомстить за себя называется нежеланием мстить, может быть, даже прощением (ибо они не ведают, что творят, – толькомыведаем, что они творят!)».

«Не выношу больше этого! – вопиет Ницше. – Скверный воздух! Эта мастерская, где фабрикуют идеалы, – мне кажется, она вся провонялась ложью!» Увы! Не получается совсем отказать безумному философу в правдоподобии. Появление в мире «антихристианина» – это совсем не то же самое, что и пришествие антихриста. Эта хула направлена не против Христа и Евангелия. Мы действительно частенько прикрываем собственный срам фиговым листком добродетели. И в этот раз нас злословят ради нас самих, ибо подлинная добродетель не бывает вынужденной.

Перебирая в памяти фрагменты Священной истории, нетрудно заметить, что Бог с самого начала призвал человека к свободе поступка. Стоит задуматься: зачем Творец посадил в раю Древо познания добра и зла, запретив при этом вкушать его плоды? Зачем Он сделал эти плоды такими легкодоступными? Ведь забота родителей о малыше, начинающем осваивать мир в пределах собственного дома, заставляет их заклеивать электрические розетки и обивать тканью острые углы. Очевидно, забота Бога о человеке иного рода. Адам призван пребывать с Создателем по собственной воле, а не принужден жить в раю просто потому, что ему некуда идти. Но Бог вездесущ и Его владения не имеют физических границ: «Куда скроюсь от взора Твоего? И от лица Твоего куда убегу?» Именно потому появляется первый завет, виртуальная граница рая. Открывая доступ к Древу с запретными плодами, Бог словно говорит этим жестом: ты свободен. Покуда хранишь Наш договор, ты пребываешь со Мной; нарушь его – и будешь существовать сам по себе.

О свободе добра говорит и притча о пшенице и плевелах. «Царство Небесное подобно человеку, посеявшему доброе семя на поле своем; когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел; когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы. Придя же, рабы домовладыки сказали ему: господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы? Хочешь ли, мы пойдем, выберем их? Но он сказал: нет, – чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы». Если уничтожить искушение как объективную возможность склониться ко злу, то и добродетель будет стоить не больше, чем равнодушие к женщинам евнуха или дряхлого старика.

Зачем вознесся на небо воскресший Христос, оставив в недоумении относительно веры новые поколения людей? Скольких сомнений и зла мы могли бы избежать, ежедневно наблюдая Его по телевизору в вечерних новостях! Но, вспоминая Древо познания и притчу о плевелах, понимаем: вера имеет смысл и может быть подвигом только там, где остается место сомнению.

Агнец совсем не то же самое, что овца, которую ведут на заклание силой. Увидев стражников, апостол Петр выхватил меч, намереваясь защищать своего Учителя до конца. «Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» Это важный момент: только Тот и может принести Себя в жертву, Кто не является жертвой обстоятельств.

Нетрудно заметить, что и заповедь о второй щеке, вызывающая наибольшее недоумение, обращена к исключительно сильному человеку. Ведь только он может отвергнуть ее или исполнить. Слабого сразу отхлестают по обеим щекам, не ожидая его соизволения.

Так что добродетель, возникшая из нужды, фальшива. И аллергию зачастую провоцирует отнюдь не Истина, а Ее карикатурный образ. Не всегда нас ненавидят за то, что мы христиане. Иногда это случается потому, что мы недостаточно христиане. Как часто из-за наших грехов хулится имя Христово в то время, как наше самолюбие говорит нам, что все обстоит ровно наоборот: мы терпим гонения из-за Него! Но считать личных врагов богопротивниками и есть максимальное проявление эффекта рессентимент. В действительности, только тогда человек и может пострадать ради Христа и Евангелия, когда миру больше не в чем будет его упрекнуть.