Полёт литургии: Царство. Протоиерей Владислав Свешников

Фрагменты из новой книги доктора богословия настоятеля московского храма Трех святителей на Кулишках протоиерея Владислава Свешникова – «Полет литургии. Созерцания и переживания», вышедшей в свет в издательстве «Никея».

Итак, открывается благословенное «Царство». «Царство». Содержание этого открывающего Божественную литургию возгласа дает возможность осознать, что речь идет о некоем ином бытии, по отношению к земной жизни, земному быванию. Оно, вероятно, имеет некоторую возможную связь с этим земным бытием, потому что иначе это были бы два пласта бытия, совершенно несоединимые, и непонятно было бы, о чем может идти речь. И связь, очевидно, не только словесную и не только психологически переживательную, но и объективно онтологическую, и это означает, что мир земных творений, мир всего, что относится к Божественному творчеству, не разделен вполне от этого иного бытия, хотя и являет собою некоторые характеристики, принципиально отличающие его от этого Небесного царства.

Это отличие было, исторически говоря, не всегда таким демонстративно резким; до грехопадения первых людей был рай. Земля как образ формы бытия человеков, земля как место изгнания, как место дольнее еще не было предложено, человеческое бытие продолжалось до грехопадения в райских условиях.

Земное бытие отличается некоторыми существенными характеристиками от этого иного бытия, которое названо Царством Небесным. Главное состоит в том, что на земле имеет быть смерть как некоторая неизбежность, возникшая вслед за грехом первых людей, прервавших этим грехом свое прежнее бытие, свой опыт жизни, по которому было даровано бессмертие (но не как принадлежность их существ, а как принадлежность благословения Божия).

Предшествующий смерти процесс каждого живого существа называется «тление». Тление есть постепенное или быстрое умаление индивидуального бытия, которое сопровождается болезнями и другими разрушительными действиями и, наконец, приводит к неизбежной смерти. Но дело даже не в том, что это есть некий физиологический процесс умаления жизни.

Когда мы говорим о тлении как о процессе, ведущем от жизни, мы имеем в виду не только органический контекст, который особенно очевиден в случаях, когда закономерно и постепенно человек разрушается различными болезнями, происходит остановка сердца и прекращение работы деятельности ума. Это процесс, имеющий прежде всего духовное содержание, которое отчасти ощущается каждым религиозно сознающим себя человеком и многими нерелигиозными. Идет процесс разрушения, который в XX в. получил название «энтропия» по отношению к любому бытию, если оно жизненно не поддерживается иным бытием, более содержательно высоким. Энтропия есть приведение к распаду и хаосу.

Вот это и есть тление — распад и хаос, которым завершается всякое индивидуальное бытие. Эта характеристика земного существования относится не только к органическому, но и к неорганическому бытию. (Так постепенно рассыпаются старые горы.)

Это же, можно сказать, относится и к бытию социальному, историческому и национальному. Истории известно, сколько народов прекратили уже свое существование. Львом Николаевичем Гумилёвым изобретена оригинальная теория о времени пассионарности народа; пока действует пассионарность, народ еще тянет свое существование, а когда пассионарность кончается, народ уходит из истории.

Процессы тления и прекращения бытия совершенно отсутствуют в мире пакибытия, который называется Царством Небесным. Это не значит, что там абсолютная недвижимость; бессмертные по дару ангелы постоянно воспевают славу Божию, и это есть процесс; не неподвижна жизнь в Царствии Божием; внутреннее духовное движение безусловно имеется, это совершенно очевидно; иначе пришлось бы говорить об окончательной духовной энтропии, общей застылости. Душа, пока она молится, не застыла и не пребывает в смерти, в ней есть внутреннее движение, переживание и позыв к жизни.

Это земное царство отчасти связано тлением. И все же Божие творение во всем его составе, включая макромиры, всю вселенную и микромиры, — все творение Божие обладает тем качеством бытия, которое определено библейским словом «хорошо», «добро», «благо». И даже если предположить (в порядке безумия), что этого слова не было бы в Библии, можно было бы догадаться, что каждое творение Божие обладает именно этим высшим качеством, потому что Бог создает совершенные ряды творений.

Этому совершенству не перестают удивляться ученые, занятые не только мелкотехнологическими процессами, а общими философскими переживаниями красоты и бесконечности всяческого бытия. Центром этого бытия, центром Вселенной оказывается Земля, потому что она, будучи просто маленькой планеткой в составе маленькой Солнечной системы, затерявшейся на краю Вселенной, стала главным местом сотворенного Богом бытия, потому что в нее помещен центр Божественного создания, венец творения — человек. Именно потому, что человек сотворен как высшее творение Божественное, именно потому, что человек имеет возможность перехода после катастрофы смерти в пакибытие, в иное бытие, именно потому можно говорить о некой соединенности этих реальностей. Они разделены энтропической чертой, есть некоторая прерывность, но прерывность настолько тонкая, как лезвие бритвы, как некий неучитываемый миг: еще вот только что было земное бытие человека — и вот он уже исчез. Где тот миг, о котором можно сказать, что исчез? Где тот последний волос, о котором можно сказать, что он выпал — и плешивый человек стал лысым?

Самый последний, неучитываемый миг перехода в иное бытие уловить невозможно, и хотя эта пропасть кажется и тонкой и краткой, но вместе с тем она бесконечна, потому что она разрывает мир падшего бытия, обладающего падшими характеристиками. Пал человек, и все, что относится к материальному творению, к земному бытию, получило тот же характер падшести вслед за человеком. Смерть и тление стали общими процессами в результате человеческого несовершенства, cлучившегося в падении, несовершенства в злоупотреблении свободой как главным содержанием образа Божия. Несчастный выбор, в котором проявилось это качество в некий момент райского бытия, привел к разрушению и искажению, к повреждению и всей природы («и проклята земля»). Таково следствие грехопадения человека. (Замечательны слова апостола Павла: «Всякое творение стенает и мучится доныне, ожидая освобождения в свободу славы чад Божиих».) Все находится именно в этом состоянии, но неокончательном.

Как происходит перевод этого земного органичного, но ограниченного бытия всех в бытие Небесного Царства, описать невозможно. Наукой этот вопрос не только не разрешим, но даже и не может быть поставлен. Как известно, на земле происходит полный распад мертвых тел. Вместе с тем мы знаем, по христианскому учению, что после Страшного суда каким-то образом совершится соединение душ с телами. И таким образом это бытие, прерванное смертью, станет пакибытием, в котором примут участие все, кроме тех, кто окончательно отверг спасение и Спасителя. Можно вслед за Оригеном и старцем Силуаном болезненно переживать реальность окончательной гибели близких, но, к сожалению, всегда есть возможность того, что они никогда, и даже в самый последний момент, и даже за пределом жизни, не примут любовь Божественную. И что означает эта вечность — есть совершеннейшая загадка.

Царство Небесное хоть и связано с земным содержанием жизни, но имеет исключительный характер бытия. Во-первых, как уже сказано, там нет тления и смерти; во-вторых, там есть некое высшее содержание жизни, и, в-третьих, недаром это иное бытие названо словом «царство», словом, которое в настоящие дни приобрело почти мифологический характер; во всяком случае, реальное переживание слова «царство» почти исчезло вместе с исчезновением царя. И если порою в жизни некоторых слоев людей вдруг восстанавливалось ощущение значимости царя, и если даже большие слои общества полюбили последнего русского царя и это привело к постановлению Архиерейского собора о причислениицаря Николая и царственного семейства к лику святых, это совершенно не значит, что народное ощущение величия царя и царства в его онтологическом содержании стало вполне осознаваемым для русского человека.

Символы царской власти: шапка Мономаха, скипетр, держава

И даже если как-то еще ощущается царь как человеческое и личностно-значимое бытие, то переживание царства во всей полноте смысла практически исчезло. И самый большой толчок к этому исчезновению дали последние десять-пятнадцать лет русской истории. В сознании разрушилось понимание иерархичности бытия; но ведь Царство и есть образ иерархичности бытия, но не в примитивно упрощенном качестве (социальная форма — когда имеются начальники и подчиненные). Иерархичность бытия есть такая сущность, в которой все построено на иерархически-мистических основаниях. Последние десять лет постарались, чтобы возникли антииерархические настроения; демократия есть образ такой антииерархичности, и она-то и попыталась сделать все, чтобы российское общество и государство представляло собой труп, по которому ползают трупные бактерии, окончательно приводя его в небытие.

Для того чтобы этого не случилось, нужно возлюбить литургию, как раз именно иерархическим, царственным строем бытия — пока она существует, не может быть и претензии на всеобщее разрушение российского бытия и попытки свести его на нет. Монархия есть образ иерархического бытия, но, как замечательно заметил в своем сочинении «Монархическая государственность» Лев Александрович Тихомиров, царское правление, точнее говоря, монархическое правление, есть образ такого государственного устройства, при котором высшее лицо, царь, соединен нравственными узами с народом, им руководимым. Когда эта связь разрушается, жди революции. Правда, многие и после революции и даже до сих пор нравственно оценивают русскую монархию как почитание царя-батюшки. Но все же теперь это скорее воспоминание, иллюзия, во всяком случае, относится не к нынешнему состоянию жизни.

Все же само слово «царство» было для людей, живших в XIX в., более понятным и ясным, и оно заключало в себе ту земную реальность, которая может быть соотнесена с небесной реальностью. Сейчас нам приходится делать некоторые усилия для такого соотнесения, потому что теперь в реальности мы монархии не знаем, и если исторически в нас эти реальности и впечатлены, то не сильно задевают. Во всяком случае, президент не есть нечто, равное царю, и не только потому, что мы имеем в виду такого-то президента. Все они в некотором отношении одинаковые: мистического и народного содержания жизни они не понимают, и, очевидно, все они так и будут глухими, если не совершится какой-то внутренний духовный переворот в духовной российской жизни. Пока общество не готово к монархическому сознанию, для этого нужно иное состояние народа, не просто, чтобы оно восхотело царя, а такое, при котором нравственное желание и нравственное единение уже было бы априорно готово. До этого, скорее всего, дойти нам не удастся, хотя история порою движется путями странными.

Итак, Царство Небесное есть образ бытия, который подсказывается тем значением слова, которое было открыто людям до свержения династических семейств, когда царствование открывалось как иерархическое устройство, при котором верховный правитель связан со своими подданными духовно-нравственными узами. Царство — это иной вид бытия, иной вид государственного, нравственного и общественного бытия по сравнению с тем, что имеется в демократиях, и потому Царство Небесное как прообраз земного царства и есть тем самым образ этого иерархически устроенного бытия жизни, в котором все связаны с Царем Небесным и в силу этого связаны друг с другом едиными узами любви. Любовь соединяет царство.

Источник: Православие  и мир