Почему они уходят?

Пятый год я руковожу воскресной школой храма во имя святых Царственных страстотерпцев при Саратовском государственном университете. Все у нас вроде бы благополучно. Школа занимает призовые места на городских олимпиадах, каждый год приходит «пополнение»; обычно это подрастающие дети и внуки наших прихожан, но иногда новые ученики приходят к нам и сами, без взрослых — после наших рождественских и пасхальных спектаклей. Есть дети, которые ходят в школу со дня ее открытия — в ней, можно сказать, и выросли. Казалось бы, живи и радуйся. Но есть нечто, эту радость омрачающее. Есть проблема. 

Эта проблема знакома каждому руководителю воскресной школы: ребята, которые охотно и вроде бы добровольно начинают в школу ходить, посещают ее какое-то время — от нескольких недель до нескольких лет,— а потом бесследно исчезают. 

Можно, конечно, объяснить это явление объективно существующими факторами: современные дети и в общеобразовательной-то школе перегружены сверх всякой меры, а тут еще «музыкалка» или спортивная секция, и в свой единственный выходной они хотят элементарно выспаться. Но откуда же берут силы их ровесники, каждое воскресенье молящиеся за Литургией и потом еще остающиеся на занятия в воскресной школе? Дело, значит, не в этом, или, по крайней мере, не только в этом. 

Можно, наверное, сказать и так: ребенок — не кусок пластилина в наших руках, он — человек, хотя и маленький, и тоже наделен свободной волей. Призывающая благодать касается каждого сердца, но разные люди, в том числе и несовершеннолетние, откликаются на нее по-разному. И многие дети не идут в церковь (а воскресная школа для них ее преддверие, поскольку наша главная цель — катехизация) по тем же причинам, по каким не идут в церковь многие взрослые. Если у человека на футбол времени хватает, а на посещение храма — нет, значит, объективно он футбол любит больше, чем Христа. Если ребенок между возможностью узнавать что-то новое для себя о Боге и компьютерными играми выберет игры, значит, ему это интереснее. 

Но дело вот в чем: взрослый человек сам отвечает за себя, а за ребенка отвечаем мы, взрослые. И если ребенок, проведя год в воскресной школе, все же в итоге выбрал иные виды времяпрепровождения, значит, я что-то очень важное до него донести не смогла: не сумела найти нужных слов или подкрепить свои слова делами. И не стала ли моя безуспешная деятельность в этом направлении соблазном для одного из «малых сих»? 

По большому счету, на нас, преподавателях воскресных школ и ОПК, лежит ответственность настолько страшная, что, если бы не наша теплохладность, которая не дает нам осознать эту ответственность во всем объеме, никто, наверное, не рискнул бы этим заниматься. 

Казалось бы, проще всего говорить о Боге с маленькими детьми. Всем известно, что уж они-то не бывают безбожниками — кроме, конечно, тех семей, где их с пеленок целенаправленно воспитывают в этом направлении. Но ярых атеистов не так уж много, поэтому детишки даже не слишком верующих или безразличных к религии родителей всегда живо и радостно откликаются на разговор о Боге. Некоторые взрослые склонны этим обстоятельством умиляться и рассуждать по этому поводу об «ангельских детских душах». Спору нет, детские души несравненно чище наших и, в силу этого, восприимчивее к благодати, но человек, знакомый с возрастной психологией, знает еще одну причину их восприимчивости, куда более прозаическую: у маленького ребенка — мифологическое мышление, и в Бога он, увы, зачастую верит так же, как верит в Деда Мороза. Подрастет — и растеряет обе эти свои детские веры. Ответственность за то, чтобы этого не произошло, лежит опять-таки на нас, взрослых. Сумеем ли мы добиться того, чтобы детская вера росла вместе с ребенком, взрослела вместе с ним, становилась более глубокой и осмысленной? 

Кстати, порой совсем маленькие дети проявляют поразительную духовную чуткость, позволяющую им самостоятельно разграничивать весьма разнородные явления. В нашей воскресной школе есть шестилетняя девочка Катя Белова. Этим летом мама купила ей детское переложение мифов Древней Греции. Девочке книга понравилась очень, на взгляд мамы — даже слишком. Православная мама встревожилась, как бы у ребенка не перемешалось в голове истинное Богопочитание и все то, что можно почерпнуть из этой книги. Она стала книгу от девочки прятать. Катя, естественно, спросила, почему. Мама не скрыла от нее своих опасений. Есть, сказала она дочке, Господь Бог, Его Ангелы и святые, а те «боги», о которых здесь рассказывается,— вовсе не боги, это что-то вроде сказочных персонажей, и я боюсь, что у тебя в голове все это перепутается. Малышка в ответ кротко вопросила: «Мам, а ты меня и Катю Пахомову когда-нибудь перепутаешь?» 

Быть может, слова шестилетней Кати — в какой-то степени урок всем нам. Нашазадача — сохранить и бережно взрастить такую младенческую мудрость, не навредить этим росткам чрезмерным поливом елейного благочестия или засухой абстрактных знаний. 

Тормозом возрастания детской веры, возможно, является и наше затянувшееся сюсюканье, непонимание того, что дети растут очень быстро. Сюсюкать, конечно, проще. Проще идти по накатанной колее: спектакли, конкурсы рисунков, олимпиады… Никто не говорит, что все это не нужно — нужно, конечно. Дети — не студенты, часть знаний им можно преподать и в игровой форме. Важно только, чтобы сами взрослые при этом не заигрывались и помнили, ради чего все делается. А то в одной епархии проводили олимпиаду воскресных школ, и конкурс капитанов построили таким образом: «Внимание, новая игра — аукцион. Тема аукциона — иконы Пресвятой Богородицы. Называем иконы. Кто повторит уже названную или запнется, вылетает. Начинаем!» И дети начали по кругу, как мячик, перебрасывать: «Казанская!» «Владимирская!» «Тихвинская!» Здесь в самом задании — что ни слово, то перл, комментарии, как говорится, излишни. Потом в православных СМИ сокрушаются: почему у ребят, получивших в детстве православное воспитание, к юношескому возрасту формируется циничное отношение к вере? А вот потому и формируется… 

Как сделать, чтобы воскресная школа не стала просто детской православной тусовкой при храме? Тусовкой, с которой, повзрослев, уйдут на другие тусовки? Если бы у меня были готовые рецепты… Думаю, что наша общая беда — та самая теплохладность. Для того чтобы зажечь детей любовью к Богу, нужно самому гореть. А горим ли мы? В лучшем случае — тлеем. Чем напрягаться и думать, проще скопировать далеко не лучшие готовые шаблоны общеобразовательной школы и перенести их в школу воскресную, да еще приправить такой привычной советской показухой. 

Сложнее всего, как известно любому преподавателю воскресной школы, дело обстоит с подростками. Отрочество — это период нового этапа самосознания, отсюда и подростковый негативизм, заставляющий говорить свое «нет» на любое родительское «да», и стремление самоутверждаться порой не слишком умными способами. Наиболее авторитетной средой для подростка являются сверстники, а они могут быть весьма далеки от христианских ценностей. И все же: если для подростка соблазны века сего оказываются привлекательнее, чем храм,— это наш провал. Совместный провал православной семьи и воскресной школы. Значит, не привили должного иммунитета против стадного мышления, против бараньего стремления быть «как все», быть со «всеми», а не с Истиной. 

Наверное, для того, чтобы они не уходили, я должна была глубже вникнуть в их внутренний мир. Попытаться понять, чем они живут вне стен воскресной школы: какие книги читают, какую музыку слушают, чего ищут в Интернете? Попытаться ненавязчиво объяснить мальчику, что он напрасно нарушает вторую заповедь, творя себе кумира из гориллообразного героя очередного крутого боевика — ведь у него самого есть прекрасный шанс стать воином Христовым, а это несравненно выше. Объяснить девочке, что житие великой святой, чье имя она носит, гораздо интереснее, чем подробности биографии разевающей рот под «фанеру» звездурочки, которой эта девочка внезапно увлеклась. Увы, я не успела. Времени и вправду не хватает — успеть бы дать запланированный материал. Но это не оправдание. Не повторить бы тех же ошибок с другими… 

Расскажу в заключение о самом, если можно так выразиться, религиозно одаренном подростке, которого мне довелось встретить за 16 лет педагогической работы. Причем было это не в воскресной школе, а в обычной, общеобразовательной. В начале 2000-х годов я читала спецкурс по литературе русского зарубежья в гуманитарном десятом классе одной из городских гимназий. В ходе лекции мне пришлось процитировать слова Достоевского: «Если Бога нет, то все дозволено». Соображаю, что Достоевского дети еще не проходили (начало учебного года). Спрашиваю, как они понимают эти слова. Честно говоря, я ожидала услышать в лучшем случае что-нибудь о страхе Божием, о том, что Бог накажет за грехи и преступления. И вдруг совершенно очаровательная девочка по имени Жанна говорит: «Но ведь это так просто. Один человек считает, что хорошо поступать так-то и так-то, а плохо — так-то и так-то, а другой — наоборот. Где критерии, чья правда более “правильная”? Если представления о том, что можно делать и чего — нельзя, не подкреплены авторитетом высшим, чем человеческий, то каждый вправе следовать своим. Истины, получается, нет. Вот и выходит, что без Бога “все дозволено”. Страшно жить в таком мире». Самое интересное — видно было, что она это нигде не прочитала, это были ее собственные размышления, рождавшиеся спонтанно, на моих глазах. Эта пятнадцатилетняя девочка рассуждала куда логичнее и мудрее, чем многие взрослые дяди и тети, обремененные всевозможными учеными степенями. Иным академикам следовало бы поучиться у нее умению самостоятельно мыслить, а не повторять стереотипные атеистические пошлости. 

Как говорил Тертуллиан, «душа человека по своей природе — христианка». Не повредить бы юной душе, не помешать ей вырасти в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13).

Оксана Гаркавенко

Источник: Православие и современность