ОТВАЖНЫЙ

О жизни, смерти и миссионерском служении священномученика Пимена (Белоликова)

1918 год, город Верный (Алма-Ата) Ташкентской епархии. По всему городу тянется многолюдный крестный ход – с иконами, хоругвями, сопровождаемый колокольным звоном, с молитвой о прекращении войны, раздирающей народ. Во главе крестного хода – архиерей, его организатор и вдохновитель. Пройдет совсем немного времени, и безбоязненно возглавляющий церковное шествие епископ Пимен (Белоликов) будет тайно, без всякого суда расстрелян...

«Контрреволюционные речи с амвона»

С детства устремленный к монашеству, этот бесстрашный человек был миссионером среди язычников – в Урмии (современном Иране), а вернувшись на родину в 1917 году, стал открытым обличителем пришедших к власти «новых язычников» – безбожников. Его проповеди называли «контрреволюционными речами с амвона», и это было действительно так. Владыка не желал мириться с богоборческой властью, он совершенно открыто, не таясь, говорил о ее лукавой природе, о творящихся вокруг преступлениях, о гонениях на Церковь.

О том, каким архиереем, пастырем и незаурядным человеком был священномученик Пимен, говорит тот факт, что после его подлого убийства большевиками в городе Верный поднялся мятеж: был организован многолюдный митинг с требованием выдать тело владыки…

Земной путь этого современного мученика начался 5 ноября 1879 года в многодетной семье сельского священника. Его крестили в честь апостола Петра. Сам владыка Пимен говорил, что он «возрастал с детства при исключительно счастливых для духовной жизни условиях». Отец – священник, Захария Иванович Белоликов, мать – дочь священника Иоанна Орнатского, Мария Ивановна Орнатская (знаменитая фамилия, давшая миру не одного священномученика). Петр был знаком и даже впоследствии переписывался с праведным Иоанном Кронштадтским. Желание монашества зрело в нем, живущем в таком необычном окружении. Вот слова самого Пимена об этом:

«Пережитые в духовных школах впечатления и воспоминания властно потребовали от меня жизни иноческой»

«Дома – искреннее благочестие отца, нелицемерная набожность матери были первыми посадками моей религиозности. Книжное обучение мое шло в местностях, которыми справедливо гордится русский православный народ. Низшее образование я получил под покровом обители святого Кирилла Белозерскаго Чудотворца; среднее – в обители преподобного Антония Римлянина в Великом Новгороде, в семинарии, воспитавшей великого светильника русской православной Церкви святителя Тихона Воронежского. Наконец, высшее богословское образование мною получено в славной своею духовностью Киевской академии, воспитавшей таких великих святителей, как Дмитрий Ростовский, Иннокентий Иркутский, Феодосий Черниговский, Иоанн Тобольский. Я чувствовал себя счастливым, опытно постигая, чем воистину должна славиться наша Святая Русь. Поэтому, когда для меня возник вопрос о том, как устроить свою жизнь после школы, то пережитые в духовных школах впечатления и воспоминания властно потребовали от меня жизни иноческой».

Постриг он принял в 23 года – с именем в память Киево-Печерского преподобного Пимена Многоболезненного. И меньше чем через год жизнь отца Пимена круто меняется: митрополит Киевский и Галицкий Флавиан (Городецкий), сам бывший миссионер (начальник Пекинской миссии, изучивший для проповеди китайский язык), благословляет его на отъезд в чужую страну – в Персию – нести Евангелие.

Надо отдельно сказать о владыке Флавиане, вдохновителе и наставнике Пимена: география его служения впечатляет: от Средиземного моря до Охотского! Начав работать в Риме, он жил и трудился впоследствии в Неаполе, в Казани, в Симферополе, в Пекине, бывал в Японии (где в 1882 году представлял святителю Николаю (Касаткину) китайца, кандидата на принятие священнического сана – будущего священномученика Митрофана Цзи), в Санкт-Петербурге, в Варшаве, в Грузии – экзархом. И окончил земную жизнь глубоким стариком в Харькове. Этот энергичный, неутомимый человек, отличавшийся безграничной добротой и готовностью помочь каждому, был еще одним примером для Пимена. До революции 1917 года митрополит Флавиан не дожил, но перед самой смертью ему дано было знать о том, какая буря надвигается на Россию…

Девять лет в чужой стране

Великие миссионеры нашего времени знали и поддерживали друг друга. И вот уже иеромонах Пимен, летом 1904 года назначенный в Урмийскую православную духовную миссию на северо-западе Персии, ведет переписку со знаменитым митрополитом Николаем (Касаткиным), просветителем Японии. Миссионерский период своей жизни владыка Пимен впоследствии охарактеризует так: «Дальше начинаются тяжелые для меня испытания: жизнь в чужой стране, среди иноверного и разноязычного населения, была всегда тревожна, временами же и опасна».

В этом регионе живут курды, армяне и ассирийцы. Миссия была открыта в самом конце XIX века, было тяжело.

«Везде чуялись беды, меня посещала тоска по спокойной жизни в России, боязнь за свою жизнь»

«Сперва, – вспоминал будущий священномученик, – там везде чуялись беды, поэтому часто меня посещала тоска по спокойной жизни в России, боязнь как за свою жизнь, так и за свою честь и успех своего дела. Понемногу, однако, это миновало и уступило место молодому задору и самоуверенности в борьбе с врагами России и Православия…»

Иеромонах Пимен феноменально быстро овладел древнесирийским и новосирийским языками, тюркскими наречиями, имевшими хождение в области, переводил раннехристианские сирийские тексты, издавал миссионерский журнал «Православная Урмия». Среди его переводов на русский – «Сказание о славных делах Раббулы, епископа благословенного города Ургей (Едессы)» (житие древнесирийского святого, борца с несторианством), «Житие блаженного Мар-Евгена, начальника иноков страны Низибийской на горе Изла». Его магистерская диссертация была посвящена одному из древнесирийских текстов.

Традиционно христианство было сильно в этих регионах – еще апостол Павел проповедовал на территории современных Сирии, Ирака и Ирана; в этих местах монашество было уже в IV–V веках. Хотя возникший в VII веке ислам эту расстановку сил, конечно, скорректировал.

В начале XX века иеромонах Пимен опекал главным образом сирийских несториан, принявших Православие. В определенном смысле ему приходилось конкурировать с инославными миссиями. Его усилиями уже в 1905 году в Урмии было два епископа-ассирийца, более 60 священников и диаконов. Образовательная деятельность миссии расширялась, восстанавливались и строились десятки храмов. Проповедь Православия находила отклик у ассирийцев, успехи миссии были феноменальными. Но… гораздо позже, будучи уже епископом, Пимен скажет, что его самоуверенность, связанная с этими успехами, и изгнала его из Урмии.

Семинаристы-революционеры: мятежный Ардон

После исключения четырех человек из семинарии Ардона учащиеся ночью обстреляли квартиру ректора

В 1911 году он покидает миссию и отправляется во Владикавказскую епархию, назначенный ректором Ардонской Александровской духовной семинарии – преподавать православным осетинам. Уже тут были слышны «раскаты» приближающейся революции: в 1905 году сочувствовавшие революционному движению семинаристы Ардона устраивали забастовки. После того, как из учебного заведения были исключены четверо студентов, на их защиту встали несколько классов. Февральской ночью семинаристы обстреляли из огнестрельного оружия квартиру ректора, выбили стекла в здании семинарского корпуса. Руководство пошло навстречу: отчисленных восстановили! Дух семинарии был еще тот… Летом того же года разгулявшиеся семинаристы обстреляли дом учителя осетинского языка – священника Космы Токаева, настоятеля местной церкви.

К слову, мятежная Ардонская семинария, если так можно выразиться, плохо кончила. 18 мая 1917 года в семинарии – на волне большевистских призывов к равноправию и власти народа – прошли… выборы ректора и преподавательского состава. В этом же году учебное заведение закрылось: последний выпуск состоял всего из 5 человек.

По-видимому, архимандрита Пимена поставили ректором этой семинарии, зная его решительный, волевой характер. Однако будущий священномученик тяготился разлукой с миссией в Урмии, с ассирийскими христианами, и после года службы в Ардоне он просит вернуть его обратно.

«Мне стало стыдно за мою самооценку»

В 1911 году он вернется. В этом же году к Православию присоединились халдео-католики и несториане из сел севернее Урмии, позже – ассирийцы-горцы, живущие на границе с Турцией. Велась подготовка к присоединению самого несторианского патриарха Мар-Шимун Беньямина вместе с паствой. В 1913 году у миссии было 36 православных храмов, училище, свыше 60 церковно-приходских школ с общим количеством учащихся до 2000 человек. Но тут грянула война…

В связи с началом Первой мировой войны православная миссия вынуждена была покинуть Урмию вместе с российскими воинскими частями. Это была катастрофа. Началась резня – турецкий геноцид. По разным оценкам, за время Первой мировой турки и курды убили от 500 до 750 тысяч ассирийцев-христиан. Был расстрелян епископ Мар-Дынха, зверски мучим и потом выкуплен у мусульман епископ Мар-Илия, часть православного клира уехала в Россию, другие погибли от рук мусульман или от болезней и голода. Когда Пимен вернется сюда на короткое время в 1916 году, он найдет миссию разоренной.

Во время войны архимандрита Пимена назначили ректором Пермской духовной семинарии. И на этом посту он многое переосмыслил и «в непосредственной близости к простому верующему народу многому научился». По отзывам, в Перми он «был истинным пастырем, бессребреником, раздавал налево и направо», организовал Общество трезвости – в общем, был рядом с теми, кто нуждался в помощи.

В Урмию он вернется снова, в третий раз, уже в сане епископа, но с низко склоненной головой. 6 августа 1916 года при наречении во епископа Салмасского и перед отправкой на Ближний Восток владыка Пимен говорил больше о своих недостатках: «Приемлю сие (епископское звание. – Ред.), но не с горделивым сознанием своих достоинств, а, напротив, с сознанием своего бессилия, своих ошибок в моем прошлом».

О каких ошибках идет речь? О тех, за которые владыке Пимену было стыдно. Вот отрывок из его слова при наречении во епископа:

«Указанное настроение (самоуверенность. – Ред.) явилось вскоре же, как только обнаружились мои успехи в изучении местных языков, края, народонаселения и миссионерского дела западных христиан. Религиозного и благочестивого в этом горделивом настроении было мало. Поэтому-то оно и повредило моей деятельности в Персии, ибо удалило меня оттуда. О, как бы хотел я забыть эти ошибки самоуверенности и преувеличенной самооценки! Но хорошо, что я не могу забыть этого! Да послужит пережитое мне спасительным уроком на будущее».

И далее:

«Стало мне стыдно за свою прежнюю самооценку, ибо я понял ее преувеличенность»

«И стало мне стыдно за свою прежнюю самооценку, ибо я понял ее преувеличенность! Жаль мне стало и оставленных мною христиан Персии».

Но, даже смирившись духом, владыка Пимен уже мало чем мог помочь своей пастве в Персии. «Народ наш умер», – писали архимандриту Пимену верующие ассирийцы во время войны.

Для сравнения – описание приезда в миссию епископа Сергия (Лаврова), ее начальника, в 1913 году:

«Около трех часов пополудни послышался звон на крыше миссийской церкви, войска трех родов оружия шеренгами встали по ближайшей к миссии улице, украшенной флагами. По этой же улице последовал навстречу Преосвященному Сергию крестный ход из миссии во главе с и.о начальника миссии архимандритом Пименом. Под звуки музыки двух полковых оркестров остановился экипаж владыки, сопровождаемый длинным рядом других фаэтонов и конвоем русских и персидских казаков. Владыка в мантии последовал за крестным ходом в миссию при колокольном звоне и пении “Спаси, Господи” и “Достойно есть”. По отзыву всех, Урмия никогда не видела такой встречи…» (Ефимов А.Б. Очерки по истории миссионерства Русской Православной Церкви).

И телеграмма в Синод, которую уже епископ Пимен пишет в апреле 1917 года:

«Положение критическое. Вынуждаюсь требовать немедленной помощи русскому делу в Персии».

Но Россия уже сама нуждалась в помощи. Несмотря на все усилия владыки Пимена, православная Урмия умирала. Он занимался тем, что помогал беженцам, уцелевшим в резне, пытался восстановить нормальную жизнь и богослужение. Но в сентябре 1917 года вынужден был вернуться в Россию.

Ассирийские христиане подверглись гонениям со стороны турок-мусульман, около 100 тысяч человек бежало на юг, в Ирак, другие – на Восток, навстречу английской армии. Значительная часть ассирийского народа погибла. Но, несмотря на гонения и геноцид, которые вспыхивали на протяжении XX века по отношению к ассирийцам несколько раз, они сохранили свою национальную идентичность. Общины православных ассирийцев в наши дни есть, например, в Грузии и Санкт-Петербурге.

«Все боятся назвать черное черным, а белое белым!»

Итак, мы видим будущего священномученика Пимена (Белоликова) как талантливого миссионера, знавшего и любившего апостольское служение, жалевшего свою паству, сумевшего через знание языка проникнуть в мировоззрение и культуру народа, которому проповедовал Христа. Трижды он назначался на должность в миссии, в общей сложности отдал этому делу более девяти лет своей жизни.

Последние два года его жизни – его Голгофа – прошли в городе Верном (сегодня – Алма-Ата), где в 1917 году владыка заступает на кафедру викарного архиерея с титулом Семиреченский и Верненский.

И вот в эти последние два года он проявляет себя с совершенно другой стороны: становится яростным противником богоборческой власти, таким, каких были единицы. Вот как владыка Пимен с самого начала говорил о большевистском перевороте:

«Другой иноверец прямо сказал мне, что “ваша вера золотая, а только люди у вас глиняные”»

«Та легкость и быстрота, с которыми совершился в России государственный переворот, многим внушили у нас пагубную самоуверенность, веру в свои силы. Но эта самоуверенность многих современных деятелей нашей общественной и государственной жизни не соединяет, а расшатывает и разлагает Россию, созданную и укрепленную трудами наших благочестивых православных предков. Россия терпит ныне небывалый позор именно в силу своей разрухи, теряет былую славу только потому, что забывает о великой созидательной роли, значении святого Православия. Об этом его значении говорят даже и наши враги иноверцы. Так, один мне знакомый образованный перс говорил, что самое имя русской веры, Православие, показывает, что оно выше всех других вер. Другой иноверец прямо сказал мне, что “ваша вера золотая, а только люди у вас глиняные”» (Из речи перед паствой по прибытии в город Верный).

А вот как владыка Пимен характеризует новые порядки и лозунги о построении «нового мира»:

«При обсуждении общественных дел все сбились с толку: все боятся хуже всего говорить простым честным языком, называть черное черным, белое белым. Своих убеждений нет ни у кого. Замечательно, что все, на чем покоится благосостояние страны, богатство, слава и сила народа, теперь обзывается ерундой, отсталостью, заподозривается как неблагонадежность, как стремление умалить свободу народа, добытую недавним переворотом. А все, что разоряет народ, расстраивает общественные отношения и порядки, что позорит народ, то считается проявлением истинной свободы. Вера в Бога, усердие в молитве считаются отсталостью, а неверие, бессовестность, развязность в речах и действиях прославляются как принадлежности нового свободного строя жизни».

«Благоразумных людей больше»

Владыка открыто призывает в проповедях поддерживать Белое движение, печатается в подпольной газете, издаваемой в Китае, препятствует в 1918 году изъятию церковных ценностей из Вознесенского кафедрального собора, ведет духовные беседы со взрослыми и занятия с детьми. Епископ делает все, что может, в пику новой – разбойничьей – власти. Большевики пыталась стравить между собой крестьян и семиреченских казаков, сделать из них «классовых врагов». Епископ Пимен предпринимает миротворческие усилия: организует крестный ход с колокольным звоном, сам возглавляет шествие, идет к казакам, где служит молебен о прекращении братоубийственной войны. В Светлую седмицу 1918 года и на преполовение Пятидесятницы организует еще два многолюдных крестных хода от кафедрального собора к храмам казачьих станиц, стараясь помирить местное население.

Новая власть провозглашает декрет «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния», объявив церковный брак не имеющим юридической силы, и декрет «О расторжении брака», значительно упростивший разводы, – владыка активно выступает против этих законов. В частности, он рассылает по приходам указания по Таинству брака. Большевики издают декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», а Семиреченский епископ делает все, чтобы Закон Божий продолжали преподавать в школах его епархии. «Лишение Церкви права воспитывать детей в школах есть явно насильственное дело, проведенное без согласия служителей Церкви, при посредстве людей с нерусскими фамилиями и с нерусским неправославным духом», – говорил он во время проповеди в декабре 1917 года и призывал Церковь бороться за свои права. 26 июля 1918 года он созывает съезд Семиреченского духовенства, призывая к сплочению приходов и к обновлению приходской жизни.

В августе 1918 года, узнав о расстреле царской семьи, он открыто, с амвона осудил это злодеяние.

Владыка Пимен замечательно разоблачает демагогию большевиков:

«Вы легко можете заработать славу вождя, если будете льстить низким страстям народа»

«Вы легко можете заработать славу народного благодетеля и вождя, если будете льстить низким страстям народа, будете внушать ему, что он может развиваться самостоятельно без всякой верховной власти, что вся земля, все природные богатства, капиталы, государственные банки, земельное имущество церквей, монастырей и частных лиц должны быть достоянием всего народа. Евангелие забывается, Церковь уничтожается, духовенство преследуется, ибо они зовут к труду, к благоразумию, к подвигу. Зато агитаторы, обещающие легкое достижение счастья, встречают самый радушный прием у простого легкомысленного и доверчивого русского народа. И широкой волной идет на него всяческое развращение».

И в другой проповеди:

«Источник же их энергии, заставлявший их хорошо рычать и этим запугивать большинство людей благоразумных, но безвольных, заключается в их вере в свои идеи. Но своими безобразными подвигами они уже разбудили и многих из нас и побуждают своей энергией разрушительной сплачиваться, собираться вокруг военных отрядов, сохранивших дисциплину, память об исторических задачах России и желание ей послужить».

Владыка верил, что «благоразумных людей в России больше, чем сеятелей смуты». Но таких же решительных и по-настоящему волевых, как он сам, не оказалось даже в числе его духовенства.

Застрелен в упор, без суда

Убил владыку известный в городе бандит – выстрелил в упор, при этом упал с лошади и сломал ногу

Вечером к нему домой, где владыка вел духовный кружок для детей, ворвался отряд красноармейцев – отряд Мамонтова-Кихтенко. Эти люди специально были сорваны с театра военных действий для расправы над архиереем. Они грубо велели ему идти с ними. Владыка был застрелен без суда и следствия в 8 километрах от города, в роще Баума. По преданию, красноармейцы долго не решались стрелять в Пимена. Убил его известный в городе бандит, служивший в городской милиции, – выстрелил в упор, при этом упал с лошади и сломал ногу…

Семиреченский епископ, конечно же, задолго до своей гибели предвидел вероятность расправы над собой. Поэтому он велел духовенству звонить во все колокола в случае, если он пропадет без вести, – чтобы поднять народ. Но духовенство… не решилось это исполнить. Узнав о пропаже любимого архиерея, народ поднялся сам. Произошло невиданное: собрался многолюдный митинг и демонстрация протеста! Когда до людей дошли слухи об убийстве архипастыря, они взбунтовались и велели выдать им тело убитого. Тело мученика нашли в лесу дети, отправившиеся за орехами. Оно было тайно, ночью погребено в парке рядом с кафедральным собором.

Судьба семьи, судьба кафедры

Судьба последней епархии священномученика – трагична, как и судьба Миссии в Урмии. Вскоре после смерти владыки Пимена стал набирать обороты обновленческий раскол. В 1923 году епархией недолго управлял епископ Лука (Войно-Ясенецкий), но вскоре был арестован и сослан в Сибирь. Следующий управляющий епархией – епископ Сергий (Лавров), не выдержав, перешел в обновленчество. В конце концов в этом регионе остался единственный действующий православный храм – Покровский собор в Самарканде, остальные были либо закрыты, либо заняты обновленцами. С 1937 по 1945 год епархия осталась и вовсе без архиерея.

Так же трагична судьба и родных священномученика. Четверо его братьев-священников и двое братьев – профессоров богословия не перешагнули за рубеж 1937 года. Двое из них стали обновленцами: отец Алексий Белоликов – он был расстрелян в 1937-м – и Василий Белоликов, преподававший в обновленческой Московской богословской академии и состоявший в обновленческом Синоде от мирян. В 1934 году он порвал с раскольниками и так же, как и брат, не избежал гибели на пике Большого террора: как вспоминал его племянник, однажды «дядя Вася вышел из дому и не вернулся». Расстрелян на Бутовском полигоне.

Накануне страшных событий первой половины XX века священномученик Пимен (Белоликов) говорил:

«Жизнь мира за последние два десятка лет представляет множество случаев, в которых следует видеть прямое воздействие силы Божией на внешнее благополучие людей для их пробуждения от греховного сна».

Его слова легко применимы к каждому из нас и сегодня.

Каждый ли найдет в себе силы так же мужественно, бескомпромиссно назвать «белое белым, а черное черным»?

Но каждый ли из нас найдет в себе силы так же открыто, мужественно, бескомпромиссно назвать «белое белым, а черное черным» – большой вопрос.

В 1997 году епископ Пимен (Белоликов) был причислен к лику местночтимых святых как священномученик Казахстанский, а в 2000-м – удостоился общецерковного почитания. Сегодня, 16 сентября, в день его гибели, мы чтим память священномученика и просим его святых молитв.