Отношение к Лествице преподобного Иоанна Лествичника на Руси. Монах Иаков (Савельев)

Лествица преп. Иоанна Лествичника — это одна из наиболее известных и важных для христианина книг, в которой описываются многие правила духовной жизни и аскетического делания человека. Но чтобы правильно ее понимать, необходимо знать время, в которое она была написана, обстоятельства ее написания и то, кому она была адресована. Из истории известно, что преподобный, живший на Синае, изложил в ней свой духовный опыт во второй половине VI или в начале VII века. Предназначалась же эта книга для монахов и подвижников. Хотя, конечно, ввиду общности законов духовной жизни, описанных в ней, многие положения, высказанные в этом творении, подходят и вообще для всех желающих спасения.

И тут возникает вопрос, какие из положений, изложенных в ней, имеют универсальный характер, т. е. подходят или являются правильными всегда и для всех, а какие из них нуждаются в пояснении, и как их применять в жизни тем или иным людям? Не дерзая на полноту исследования данного вопроса в рамках этой статьи, постараемся осветить некоторые наиболее важные проблемы и примерно оценить объем текста Лествицы, который необходимо объяснять. Для этого обратимся к святым отцам и церковным писателям, жившим и подвизавшимся на Руси.

В их отношении к Лествице можно выделить две тенденции. С одной стороны, как отмечается в статье Православной энциклопедии, на Руси она «приобрела большой авторитет», ею немало интересовались, и ее использовали в качестве одной из основных книг по духовному деланию[i]. В частности, известно, что особо пользовались ее наставлениями и другим рекомендовали читать и руководствоваться ею в духовной жизни следующие известные святители, духовники и церковные писатели.

Во-первых, это преп. Нил Сорский. Значительное влияние творения преп. Иоанна Лествичника на него нашло отражение в его письменном наследии. Это можно видеть как по количеству цитат из Лествицы, которые последний использует в своих сочинениях, так и по образу его жизни, соответствующему изложенному в данном произведении[ii].

Нередко приводит слова Лествицы и его современник преп. Иосиф Волоцкий[iii].

Часто цитировал это творение св. Иоанна и преп. Паисий (Величковский), «особенно в своей защите Иисусовой молитвы»[iv].

Об отношении свт. Игнатия (Брянчанинова) к данному сочинению преподобного можно судить не только по частоте его цитирования, но и по тому, что тот писал о необходимости ее чтения. О том, кому больше приносит это пользы, он говорил следующее: «Старайтесь читать книги святых Отцов, соответствующие Вашему образу жизни... Христианин, живущий посреди мира, должен читать сочинения великих святителей, писавших для народа, научающих добродетелям христианским, идущим для тех, которые проводят жизнь среди занятий вещественных»[v]. Среди них он отмечал «Св. Иоанна Златоустого, Св. Димитрия Ростовского, Святителя Тихона Воронежского, Никифора Астраханского, Георгия Затворника»[vi]. Вступившим же на монашеский путь он рекомендовал «сначала читать книги, написанные для общежительных монахов, каковы: Поучения преподобного аввы Дорофея, Оглашения преподобного Феодора Студийского, Руководство к духовной жизни преподобных Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, начиная с ответа 216 — предшествовавшие ответы даны наиболее затворникам, и потому мало соответствуют новоначальным — Слова святого Иоанна Лествичника, творения преподобного Ефрема Сирского, Общежительные постановления и собеседования преподобного Кассиана Римлянина. Потом, по прошествии значительного времени, можно читать и книги, написанные Отцами для безмолвников»[vii].

Епископ Герман (Осецкий) о преп. Иоанне Лествичнике и Лествице отзывался так: «И долг, и польза каждого православного христианина... требуют от него ближайшего знакомства с жизнью Преподобного и вслед за тем внимательного изучения его назидательной книги»[viii].

Епископ Петр (Екатериновский) советовал новоначальным «читать книги в таком порядке: сначала жития святых..., потом писания святого Ефрема Сирина, руководство к духовной жизни святого Варсонофия, нравоучения святого аввы Дорофея, святого Златоуста, святого Тихона Воронежского о должности христианина и другие, святого Иоанна Лествичника, святого Иоанна Кассиана Римлянина, преподобного Нила Сорского скитский устав, затем беседы и слова святого Макария Египетского, святого Исаака Сирина»[ix]. Заметим, что из этого списка, по словам свт. Игнатия (Брянчанинова), свтт. Иоанн Златоуст и Тихон Воронежский писали для христиан, живущих в миру. После же прочтения их творений владыка Петр предлагает ознакомиться с книгами для монашествующих, и первой среди них в его списке стоит Лествица.

Свт. Феофан Затворник в одном из писем к человеку, хотящему проводить аскетический образ жизни, писал, чтобы тот читал «из святых Отцев: св. Исаака Сирианина, Ефрема, Макария Египетского, Достопамятные сказания, Лествицу, Варсонофия и Иоанна и друг. Из них каждый день прочитывайте сколько-нибудь. Много не надо читать»[x].

Особо почитали наставления Лествицы оптинские старцы, о чем свидетельствует, например, епископ Варнава (Беляев), который тоже окормлялся в Оптиной, в частности, у преп. Амвросия. В одном из своих произведений он делится воспоминаниями об этом: «В досточудной «Лествице» преп. Иоанна, игумена синайских монахов... высказываются такие основные принципы монашества: «Пей поругание, как воду»[xi], и — «погиб тот день, в который тебя не ругали». Или как в... контексте «Лествицы» сказано: «Кто стремится к бесстрастию и к Богу, тот считает потерянным всякий день, в который его никто не укорял»[xii]. И не бил, надо добавить, не причинял всяких гадостей, не разносил клевету и прочее, смотря по духовной силе подвижника[xiii].Внешнюю сторону этих заповедей в Оптиной, кажется, хорошо старцы усвоили. Это уже видно из предыдущего описания, будет видно и из последующего. Можно бы и примеры привести из «Подвижников благочестия» о старцах, жизнеописание о. Агапита об Амвросии»[xiv]. Т. е., по словам епископа, данное творение они почитали настолько, что признавали необходимость тех строгостей монастырской жизни, которые описаны в нем. Эти слова владыки находят подтверждение и в их письменном наследии. Рассмотрим отдельно то, что писали об этом по крайней мере некоторые из них.

Преп. Лев Оптинский одному иеродиакону советовал читать следующих святых отцов: «Св. Иоанна Лествичника, св. аввы Дорофея, св. Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Семена Нового Богослова, Григория Синаита, Марка Подвижника, Кассиана Римлянина»[xv]. Как видно, на первом месте стоит Лествичник.

Преп. Макарий (Иванов) Оптинский, как говорил про него преп. Варсонофий (Плиханков), сам «через три года перечитывал авву Дорофея и Лествицу и находил все новое и новое, ибо рос духовно»[xvi]. Кроме того, в его письмах сохранились следующие наставления, что читать. Монахам он советовал: «Читайте св. Иоанна Лествичника, св. аввы Дорофея, св. Ефрема Сирина, в Добротолюбии главы св. Марка Подвижника, св. Симеона Нового Богослова, Каллиста и Игнатия, св. Петра Дамаскина, св. Исаака Сирина, св. Варсонофия Великого, житие старца Паисия, Восторнутые класы, преподобного Нила Сорского, и подобные оным книги»[xvii]. Также и в другом письме он пишет: «Читай и словеса отеческие, св. Иоанна Лествичника, св. аввы Дорофея, как наиболее нам приличные»[xviii]. Опять же творение преподобного автора Лествицы стоит на первом месте. Впрочем, в ином месте для лучшего образования он предлагал также «читать книги св. Димитрия, митрополита Ростовского, Тихона Воронежского, Никифора Астраханского»[xix].

Преп. Амвросий Оптинский, наставляя мирянина, готовящегося вступить в монастырь, пишет, что ему необходимо заниматься «чтением духовных книг, в особенности же... аввы Дорофея и “Лествицы”»[xx]. Также если посмотреть полное собрание писем этого преподобного, то можно увидеть, что он ссылается на произведение Лествичника чаще, чем на труды какого-либо иного cвятого отца[xxi].

Преп. Анатолий (Зерцалов) Оптинский в наставлении, написанном, по-видимому, новоначальной послушнице или инокине, также рекомендует ей читать «непременно каждый день авву Дорофея или Иоанна Лествичника», потому что «в их книгах — великая сокровищница уроков для духовной жизни»[xxii]. Кроме того, и сам он в своих письмах цитирует сочинение Лествичника чаще, чем творения какого-либо иного святого отца [xxiii].

Примерно о том же говорил и преп. Варсонофий Оптинский, что «иноку для получения духовных познаний... после книг Священного Писания Нового Завета монашескую азбуку составляют превосходные, духовно сладостные и всем доступные писания преподобного аввы Дорофея и преподобного Иоанна Лествичника. За ними следуют книги святых: Феодора Студита, Ефрема Сирина, Нила Сорского» и других [xxiv].

Как видно, у оптинских старцев повторяется один и тот же совет: читать преп. авву Дорофея и преп. Иоанна Лествичника, причем сами они при написании писем чаще ссылаются на творение второго, чем — первого. Других же святых отцов в отдельных, даваемых ими советах они либо не упоминают, выделяя тем самым творения двух указанных среди остальных, либо же пишут, что с сочинениями иных отцов следует знакомится после прочтения Душеполезных поучений и Лествицы.

Преп. Алексий Зосимовский говорил: «Надо непременно читать авву Дорофея и святого Иоанна Лествичника. Еще и еще читай»[xxv]. Другое его духовное чадо также вспоминает, что он наставлял: «Мирянину, желающему познакомиться с духовной жизнью, лучше всего сначала прочитать книгу епископа Феофана «Что есть духовная жизнь». Эта книга представляет собой как бы ворота в духовную жизнь. В первую очередь он советовал читать также наставления аввы Дорофея, Иоанна Лествичника и Иоанна Кронштадтского»[xxvi].

Очень почитал Лествицу и известный подвижник и церковный писатель епископ Варнава (Беляев). Если внимательно просмотреть главное его произведение «Основы искусства святости», то можно увидеть, что при написании многих параграфов и даже глав он использовал цитаты из этого произведения чаще, чем из творений какого-либо иного святого отца. Например, так было при описании душевных и телесных страстей. Рекомендует он это сочинение преподобного отца читать и другим. Рассказывая же о своем личном отношении к Лествице, владыка говорит, что и он «воспитанник Оптиной пустыни», и в нем действовала «оптинская «закваска»»[xxvii], то есть он почитал это произведение так же, как и оптинские старцы, о чем было сказано выше. Кроме того, из этого можно заключить, что свою любовь к этому творению преподобного отца владыка почерпнул в значительной степени именно от старцев данного монастыря. О том, как изменилось это отношение в дальнейшем, речь будет идти ниже.

Вообще данный список почитателей творения преп. Иоанна Лествичника можно было бы продолжать и далее, но для уяснения того, насколько почитали Лествицу на Руси, достаточно и этого. С другой стороны, при всей ее авторитетности многие духовники старались уяснить возможности и рамки использования наставлений, изложенных в ней, теми или иными людьми при различных жизненных условиях и обстоятельствах.

К сожалению, значительных объяснений святых отцов и церковных писателей, живших на Руси, о том, что написано в данном творении, не так много. И зачастую они касаются лишь отдельных ее мест. Впрочем, об отношении отцов и церковных писателей к тем или иным ее положениям можно было бы судить также и на основании сопоставления, написанного в их сочинениях с положениями Лествицы. Но в этой статье мы не будем вдаваться в столь подробный анализ и ограничимся лишь рассмотрением их толкований или пояснений к данному произведению. Причем будем рассматривать только те из них, в которых выражается позиция святых по поводу тех или иных мыслей Лествичника, а не мнения их по поводу неточного перевода отдельных слов и выражений.

Начнем с игум. Германа (Осецкого), впоследствии епископа. Он написал и издал книгу «Лествица до врат небесных. Как читать «Лествицу» мирянину». В ней, как видно из названия, он описывает духовное делание согласно творению преп. Иоанна и объясняет возможность применения того, что сказано в нем, христианами, живущими в миру[xxviii]. Хотя, если быть более точным, это касается лишь только нескольких ступеней (степеней) творения преп. Иоанна. Итак, что же он говорит?

Во-первых, в отношении оставления мира он считает, что «нельзя требовать, чтобы все христиане оставили свои дома и шли в пустыни спасаться... Однако, всякий, заботящийся о своей душе, и должен, и может избегать мира в той мере, в какой мир может вредить его спасению». В качестве примера отец Герман говорит: «Почему, например, не прекратить лишние связи с людьми, из которых не выносим и от которых не получаем ничего, кроме вреда?»[xxix]

Во-вторых, об отложении мирских забот он пишет, что «в высшей мере этот подвиг обязываются совершать одни иноки, навсегда отрекшиеся от мира... Но в некоторой степени этот подвиг и доступен, и требуется от каждого христианина». О том, как его совершать, владыка говорит, что «все, что не питает духовной жизни и не способствует духовному росту... не должно быть для христианина таким сокровищем, к которому было бы привязано его сердце». Чтобы этого не происходило, он предлагает «в обыкновенных своих делах и занятиях жизни» отложить «попечение излишнее, многозаботливое, суетное, происходящее от неумеренных желаний, от недостатка веры в Бога и упования на Его Провидение». А также последовать наставлению апостола, чтобы «имеющие жен» были «как не имеющие; и плачущие, как не плачущие, и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся» (1 Кор. 7, 29-31)[xxx].

В-третьих, подвиг удаления из мира, продолжает игумен, «могут в своей мере исполнять и христиане, живущие в мире». О том, как это сделать, он говорит: пусть они «откажутся от посещения тех мест, в которых витает грех и растление души... свои чувства к родным станут держать в таких пределах, чтобы привязанность к ним не подавляла святой любви к Богу» и т.д.[xxxi]

Можно заметить, что, прилагая первые три ступени Лествицы к мирянам, отец Герман говорит примерно об одном и том же: им надо отказаться или поставить под строгий контроль общение с теми лицами и посещение тех мест, которые вредны или бесполезны в духовном плане. Но о том же пишут и святые отцы[xxxii], так что игумен Герман не придумывает здесь ничего нового.

В отношении четвертой ступени Лествицы он задает вопрос: «Нужен ли и возможен ли этот подвиг послушания для мирянина?» И, отвечая на него, пишет, что «есть у мирян пастыри Церкви, отцы духовные, родители, начальники, благодетели, люди опытные, благоразумные и просвещенные. Послушание, оказываемое мирянами подобным лицам ради Господа и как Самому Господу, будет иметь такую же цену в глазах Его, как и послушание иноческое»[xxxiii]. Эти мысли также не новы. Аналогичные о послушании есть и у других святых отцов. Об этом, например, пишет свт. Феофан Затворник[xxxiv].

Для понимания отношения к Лествице на Руси важен также рассказ епископа Варнавы (Беляева) о его разговоре с преп. Гавриилом (Зыряновым), в котором первый передает мнение последнего о правильном на его взгляд отношении духовника (настоятеля) к послушникам и другим людям. Этот взгляд интересен тем, что, с одной стороны, сильно расходится и даже в некотором смысле противоречит определенным положениям Лествицы, а, с другой стороны, тем, что высказан достаточно авторитетным и духовно опытным старцем. Кроме того, в этой беседе епископ говорит и о своем отношении к этому творению, и о том, как оно изменилось в течение жизни, под чьим влиянием и почему.

Предваряет интересующее нас собеседование владыка воспоминанием того, что при первых встречах с отцом Гавриилом он «был молод и не знал старца как нужно, был ригористичен, начитавшись Лествичника и поняв его по своему»[xxxv]. К сожалению, далее епископ не уточняет, что значит «по своему»? Но чтобы правильно понимать его первоначальные взгляды и их дальнейшую эволюцию, на этот вопрос необходимо найти ответ. Сделать это не очень сложно. Об этом он пишет в цитируемом сочинении несколько ранее, когда говорит об отношении оптинских старцев к наставлениям преп. Иоанна Лествичника (о чем уже было сказано выше), прибавляя при этом, что и он «тоже воспитанник Оптиной пустыни — свою младенческую колыбель... имел в ней, вернее наездами окормлялся у знаменитого старца скита»[xxxvi]. То есть владыка перенял от них полностью положительное отношение к данному произведению, в том числе и их отношение к постигающим скорбям в соответствии с тем, как сказано в Лествице: «Пей поругание, как воду», и «погиб тот день, в который тебя не ругали»[xxxvii]. То есть послушники и вообще все люди должны с радостью принимать постигающие их скорби и даже стремиться к ним.

С другой стороны, если учесть, что в последующем разговоре владыки со старцем Гавриилом (подробно об этом будет сказано далее) именно об этом положении Лествицы и идет речь, точнее последний его критикует или по крайней мере говорит о необходимости понимать его несколько ограниченно, то становится ясным, что именно это свое отношение к данному явлению духовной жизни владыка Варнава и имеет в виду, когда говорит, что понял Лествичника «по своему».

Правильность данного понимания указанных слов владыки Варнавы подтверждается и тем, что в основном своем труде «Основы искусства святости» он во многих параграфах и даже главах отводит сочинению Лествичника особое место, цитируя его чаще, чем творения любого другого святого отца. Кроме того, в определенном случае (когда речь идет о количестве греховных страстей), когда мнение преп. Иоанна расходится с тем, что говорят другие отцы, то епископ предпочитает согласиться с Лествичником, несмотря даже на то, что его взгляд скорее можно назвать частным богословским мнением, чем учением большинства.

Рассмотрим теперь сам разговор епископа Варнавы со старцем Гавриилом. Начался он с рассказа последнего о некоем человеке, который, начитавшись Лествицы, старался руководствоваться ее советами: «Вот был у меня такой духовный сын, — рассказывал преподобный, — приедут к нему гости... с дороги... Надо бы что? Успокоить, обласкать, дать отдохнуть, напоить, накормить, а он что? «Идите в церковь, служба уже идет, а то опоздаете, завтра такой-то, — скажет, — праздник»». У Николая Беляева (впоследствии епископа Варнавы) это рассуждение вызывает недоумение: Почему же правила Лествицы «не приложимы к нам. Не все ли равно век пятый или двадцатый? Страсти одни и те же». На что преп. Гавриил дает следующий достаточно интересный и даже можно сказать неожиданный ответ: «Ну нет. Попробуй-ка ты приложить эти советы Лествичника к нашим послушникам, сейчас же тебя к мировому стащат... Я так думаю... что, если преподобный Иоанн Лествичник жил в наше время, то написал бы «Лествицу» по-другому»[xxxviii].

Что в последних словах имел в виду старец, епископ Варнава не поясняет, но это и так можно понять из вышеприведенного разговора. А также из того, насколько отличалось отношение преподобного к людям (в том числе монашествующим) и образ пастыря и спасения, которые изображены преп. Иоанном Лествичником в его Лествице. О первом владыка писал, что у преподобного не было сурового отношения к монастырской братии и мирянам: в то время, когда его знал епископ, «он был уже многоопытным старцем, мягким, любвеобильным, на своей собственной спине испытавшем (Пс. 128, 3), что это такое за «вода жизни», которой, не подумав, стараются напоить неопытные своих ближних» [xxxix].

Далее, продолжая свои рассуждения об этом разговоре с преп. Гавриилом, владыка Варнава без подробных объяснений говорит, что со временем и он понял, почему старец «шел так против «Лествицы», почему так настаивал на любвеобильном отношении ко всем, вопреки ее суровым требованиям». Делал он это потому, пишет епископ, «что он сам (то есть старец — м.И.) на себе испытал, что нужно ласки, больше ласки, а не строгости к окружающим людям» [xl]. Со времен и сам епископ Варнава согласился с этим. В рассматриваемом достаточно позднем своем сочинении он пишет: «Конечно, я теперь во многом сдался, пересмотрел принципы «Лествицы» в духе рассуждений не только старца о. Гавриила, но и других не меньших его авторитетов»[xli].

О том, почему надо «больше ласки, а не строгости» по отношению к другим, епископ Варнава приводит следующие свои рассуждения. Он говорит, что путь спасения не легок, ведь «даже в крепко спаянном, дружном и набожном братстве надо иметь великую веру и терпение, чтобы жить. На многое закрывать глаза и уши и помнить, что другого пути нет все-таки, чтобы приподняться над землей. Если же уйти из этого братства в пустыню (ибо в противоположную дверь можно выйти только в плохой монастырь), то будет еще труднее, это значит сменить людей на бесов» [xlii]. Все это, продолжает владыка, он пишет «для молодых людей, чтобы они не бросались в вышеупомянутую “воду жизни”»[xliii].

С другой стороны, епископ ставит вопрос, «как же все-таки оправдать слово «Лествицы» (о «воде жизни» — м.И.), «духоносный и ревностный автор ее ведь не мог заблуждаться»? И отвечает на него таким образом: человек (подчиненный), желающий спасения и божественного бесстрастия, должен в уме всегда иметь мысль, чтобы погиб «тот день, в который на тебя не донесли или тебя не посадили». А про начальствующих говорит, что в Лествице, «кажется, все сказано», но тут же добавляет следующую историю про преп. Пимена Великого, что как-то «пришли к нему некоторые старцы (очевидно, из тех любителей поить «живой водой», о которых упомянуто выше...). И сказали ему:

— Если мы увидим братий, дремлющих во время службы, позволительно ли толкать их, чтобы проснулись и бодрствовали?

Ну что, можно предположить, ответил великий святой? — рассуждает владыка. — Уж во всяком случае, хотя бы очень деликатно, ласково, осторожно, но мы такого бы разбудили. Хоть бы не упал в стасидии...

Но Пимен Великий, поистине ангельский пастырь, ответил:

— Если я увижу брата дремлющего, то положу голову его на колени мои и успокою его»[xliv].

То есть епископ Варнава все-таки старается подвести читателей к тому, что правильнее в этом вопросе придерживаться мнения старца Гавриила (Зырянова), который учил тому, о чем говорится в этой истории про преп. Пимена Великого.

Таким образом, к концу жизни владыка значительно изменил свои взгляды на то, как нужно относиться к людям. При этом важно заметить, что это изменение произошло, как он сам выражается, под влиянием «не только старца о. Гавриила, но и других не меньших его авторитетов»[xlv]. Кто же это мог быть? Из жизнеописания епископа Варнавы известно, что этот разговор с преподобным происходил во время его учебы в Московской Духовной Академии и, следовательно, мог быть не ранее 1911 года. Через несколько лет в 1915 году отец Гавриил умер. В это время и несколько позднее, вплоть до ухода епископа со своей кафедры и принятия им особого подвига юродства, из духовно авторитетных людей кроме преп. Амвросия Оптинского он был знаком с духовниками Зосимовой пустыни: преп. Алексием (Соловьевым), игуменом Германом (Гомзиным) и иеромонахом Митрофаном (Тихоновым), а также блаженной Марией Ивановной из Дивеева. Впоследствии какое-то время он мог через доверенных людей продолжать поддерживать связь с некоторыми из них. О знакомстве его другими духовно опытными людьми точных сведений нет. Впрочем, есть свидетельство, что в киевский период его жизни он мог общаться со старцами, жившими в то время в Киеве или недалеко от него. Например, схиархимандритом Прохором (Дубровским)[xlvi].

То есть мнение старца Гавриила по поводу Лествицы и того, как нужно относиться к другим людям, было не только его личным, но такого взгляда придерживались и другие, как выразился епископ Варнава, духовные «авторитеты».

Но вернемся опять к рассмотрению творения преп. Иоана Лествичника. Некоторые опытные духовники старались также разъяснить смысл или условия применения отдельных мыслей из него. К сожалению, рассказать обо всех их в рамках данной работы не представляется возможным, но ради примера можно отметить следующее объяснение одного известного старца преп. Алексия (Соловьева) Зосимовского.

Он с некоторым дерзновением объясняет следующий стих Лествицы, в котором говорится о том, что «можно осквернить тело и одним осязанием; ибо нет ничего столь опасного, как сие чувство», и поэтому, по слову Лествичника, каждому необходимо помнить «того, который обвил руку свою краем одежды, (когда нес престарелую свою мать), и удерживай чувство руки своей и не прикасайся к сокровенным и прочим членам ни своего, ни чужого тела»[xlvii].

Толкование старца интересно, во-первых, тем, что дано оно сравнительно с тем временем, когда жили многие святые отцы, писавшие на аскетические темы, достаточно недавно. И поэтому это объяснение можно назвать новым словом в аскетике. А, во-вторых, ввиду того, что преподобный решает этим непростой вопрос о том, как соотнести утверждение Лествичника с тем, что некоторым людям приходится работать докторами-акушерами. Об этом он говорит, что «тут (в том, что мужчины являются акушерами. — С.М.) греха нет, и Иисусову молитву можно читать. Какой грех, если Бог его поставил на это? А случай у Иоанна Лествичника (Слово 15, 50) — это с непривычки; конечно, и к нам (монахам) это относится»[xlviii].

Конечно, данной вопрос не очень удобно было разбирать в научной статье, но ввиду небольшого количества столь непростых с пастырской точки зрения и истолкованных святыми отцами случаев, показывающих, что не все положения, изложенные в Лествице, незыблемы, пришлось использовать это толкование. По своей дерзновенности оно может быть сравнимо с тем, что говорил преп. Гавриил (Зырянов) в отношении Лествицы, точнее о том, что в ней написано о доставлении скорбей другим людям и необходимости того, чтобы последние их терпели. Такое сравнение возможно, так как в них (этих толкованиях) можно усмотреть противоречия прямому смыслу утверждений преп. Иоанна Лествичника. Но, с другой стороны, и не доверять столь опытному и прозорливому духовнику, каковым был отец Алексий, да еще прославленному в лике святых, тоже нельзя.

Вообще же о необходимости толкования или пояснения некоторых положений Лествицы можно прочитать в письменном наследии многих святых отцов и опытных духовников. Например, об этом говорит свт. Феофан Затворник. В одном из писем об этом он пишет следующее: «После окончания «Добротолюбия» еще ничего не придумал. Начал однажды понемножку переводить толковую Лествицу. — Ибо Лествица во многом, по сжатости речи, темна»[xlix]. К сожалению, этого перевода не сохранилось. Но и из этих кратких слов святителя видно, что, по крайней мере, по его мнению, множество мест творения преп. Иоанна Лествичника непонятны и нуждаются в пояснении. Впрочем, в недавно открытом на Афоне архиве святителя найдена не публиковавшаяся ранее работа «Лествица, истолкованная или перифразированная иеросхимонахом Афанасием Критянином»[l]. Возможно, она тоже сможет послужить для понимания некоторых мест данного творения.

Также отметим, что ввиду наличия ряда неясных или не совсем ясных мест в рассматриваемом сочинении прп. Иоанна, о чем говорилось выше, издавались специальные толковые Лествицы. Например, одна из таковых была издана в 1647 году в Москве. В ее текст для пояснения были вставлены толкования свт. Василия Великого, свт. Григория Богослова, свт. Иоанна Златоуста, монаха Никона Черногорца, преп. Никиты Стифата, преп. Исаака Сирина, преп. Симеона Нового Богослова, преп. Петра Дамаскина, Михаила Пселла, преп. Григория Синаита и других отцов, а также русских святых отцов — выдержки из «Устава» преп. Нила Сорского и из сочинений преп. Максима Грека [li].

Заканчивая же обозрение рассматриваемой проблемы, в заключение можно сказать следующее. При всем уважении к творению Лествичника у святых отцов, подвижников благочестия и церковных писателей отношение к нему несколько разнилось. Кому-то из них оно было ближе, в том числе и излагаемые в нем мысли о терпении скорбей и доставлении их другим людям. А кто-то относился к этому сочинению более сдержанно и, наоборот, считал, что нужно больше ласки по отношению к окружающим. Также нужно иметь в виду, что ряд утверждений Лествицы нуждаются в объяснении, как правильно их понимать и применять, для чего написано немало толкований и пояснений к ней, а также различных переводов.