О христианском радовании и плаче. Игумен Агафангел (Гагуа)

Чему люди радуются и о чём печалятся? Что такое христианская радость, и о чём наши христианские слёзы и плач? Представляется, что эти вопросы неоднократно обсуждались в рамках современного христианского нравственного богословия, и в нравственном богословии же много раз формулировались ответы на них – с опорой на святоотеческое наследие, труды и трактаты православных мыслителей и богословов. Задумаемся, в полной ли мере мы осознаём суть христианского учения о радостях и скорбях в человеческой жизни?

Конечно, каждый человек боится скорбей, не желает и не хочет их приближения, стремится к радостным чувствам и состояниям, связанным с переживанием благодатных воздействий Бога. Спокойная, тихая, мирная жизнь без потрясений и бед желается каждым, но практически никому не дана. Ибо жизнь наша не проходит без горя и злостраданий.

Однако известно, что верующий христианин знает о неизбежности скорби для духовного возрастания и спасения. Но как соединить прискорбность и радостность в осмысленном христианском опыте? Всякому ли понятен обобщающий вывод, который дан нам в многочисленных попытках ответить на эти сложные вопросы? Дадим себе труд поразмышлять на такие противоречивые темы, как «христианское радование» и «христианский плач».   

В большинстве случаев следует признать некую односторонность в опыте современных размышлений о радости и скорби в жизни христианина: радость и скорбь часто рассматриваются как диаметральные противоположности. Действительно, и современный секулярный рациональный ум воспринимает их в плане бинарных оппозиций: радость – как отсутствие скорби, а скорбь – как отсутствие радости. Не может возникнуть радостного состояния при скорбях, а скорбь отрицает всякое радостное переживание. Так мыслит рационалистический тип сознания в целом[1].

Суть этой коллизии осложняется качественными характеристиками, которые в христианском контексте приобретают радость и скорбь. Таким образом, в дополнение к секулярному (и достаточно примитивному, как мы убедились) взгляду на эту проблему, вопрос осложняется усечёнными и поверхностными трактовками, выработанными внутри самого христианства, точнее в тех экспликациях, которые в отрыве друг от друга создают искажённое понимание радости и скорби как не связанных категорий. Поясним нашу мысль.

Христианин должен быть радостным – так рисует нам образ православного верующего церковная традиция, опирающаяся на евангельское благовестие: «Радуйтесь и веселитесь, яко мзда ваша многа на небесех» (Мф. 5:12). И этот образ светлой радости подлинно онтологичен уже потому, что с каждым из нас – радость Светлого Христова Воскресения. Более того, излишние печаль и уныние являются греховными состояниями для верующего человека: «Также, когда поститесь, – говорит Христос, – не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Мф. 6:16). В Первом послании к фессалоникийцам св. апостол Павел наставляет так своих собратьев по вере: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за всё благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1 Фес. 5:16-18). Вновь мы встречаемся с темой заповеданной христианам радости. И таких примеров, убеждающих нас сохранять и поддерживать в себе радование о Господе, в евангельских текстах, апостольских посланиях, святоотеческих творениях множество.

И новоначальный, и умудрённый жизненным опытом верующий человек, если он психологически устойчив, знает об образе этой христианской радости и постоянно стремится к ней, несмотря на жизненные трудности, а часто даже вопреки жизненным обстоятельствам: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах», – учит Христос в Нагорной проповеди (Мф. 5:3-12 и Лк. 6:20-23).

Размышляя на тему христианского радования, протопресвитер Александр Шмеман высказывается прямо и определённо: «Начало “ложной религии” – неумение радоваться, вернее – отказ от радости. Между тем, радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости они легко становятся “демоническими”, извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: всё это соблазны, всё это “прелесть”. Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у “религиозных” людей радость всегда под подозрением. Первое, главное, источник всего: “Да возрадуется душа моя о Господе…”»[2]. Известный богослов затрагивает очень тонкую материю, размышляя на тему божественной радости, ибо её нужно всегда отличать от земной радости, связанной с источниками мнимой личной или социальной успешности – радости мирской и грешной.

Светлая пасхальная божественная радость о спасении через Воскресшего Христа пронизывает кающегося грешника, который признаёт своё падение: «Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает. Чувство вины, морализм не “освобождают” от мира и его соблазнов. Радость – основа свободы, в которой мы призваны “стоять”. Где, как, когда извратилась, замутилась эта “тональность” христианства, или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане “глохнуть” к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?»[3]. В известной молитве святого Макария Великого, входящей в число молитв утреннего правила, мы читаем: «Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою, но избави мя от лукаваго, и да будет во мне воля Твоя; да неосужденно отверзу уста моя недостойная и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Буквально: «Боже, очисти меня, грешного, ибо я никогда не делал доброго пред Тобою…», т.е. каждый верующий, вслед за великим святым, признаёт отсутствие каких-либо заслуг и добродетелей перед Богом, признаёт свою повреждённую грехом природу и обращается к Богу с просьбой об исцелении в радостной (подчеркнём именно – радостной!) надежде на благодатную помощь и скорое заступничество Бога.

Отец Александр Шмеман очень остро ставит вопрос о христианском радовании, основанном именно таком христианском смирении, на признании собственной беспомощности и одновременно на радостной уверенности в спасении и оправдании через веру в Иисуса Христа, исполнение заповедей и участие в церковных таинствах, противопоставляя этому божественному состоянию, греховность земной человеческой радости, устремлённой к «похоти очей» и «похоти плоти»: «Не любите мира, – наставляет св. апостол Иоанн, – ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2:15-16). Мысль отца Александра утверждает первостепенное значение радостной и благой вести о рождении Спасителя, Крестной смерти и Воскресении. Всё остальное, настаивает он, является второстепенным. Если есть вера, то она всегда основана на радости, которую даёт верующему сознанию Спаситель-Христос.

К сожалению, очень часто эта радостная вера подменяется в церковной практике мрачным и унылым переживанием социальных неудач, личной неуспешности, навязчивых мыслей о «греховности». Отец Александр далее справедливо недоумевает: «И какая-то слабость или ложный стыд мешают сказать каждому: “Никаких советов у меня нет. Есть только слабая, колеблющаяся, но для меня несомненная радость. Хотите?” Не хотят. Хотят разговоров о “проблемах” и болтовни о том, как их “разрешать”. Нет, не было большей победы диавола в мире, чем эта “психологизация религии”. Доказательство: все что угодно есть в психологии, одно в ней абсолютно невозможно, немыслимо и недопустимо: радость»[4].

Итак, мы встречаемся с двумя противоположными образами радости – подлинно онтологической, просветлённой радостью в Боге и о Боге, с одной стороны, и земной, ограниченной, погружённой в контекст социальной успешности/неуспешности, обречённой на тупик психологического самодовольства или отчаяния, с другой.

Однако как же быть с христианским плачем? Как быть с покаянным оплакиванием грехов? Ведь этот плач является всё-таки неизбывным для нас и также заповеданным верующим христианам, как и радость спасения и прощения. Ибо скорби, которые даются каждому христианину, отнюдь не прибавляют лёгкой весёлости и радостности, они всегда связаны с лишениями, притеснениями, болью физической и душевной, страданиями, горем и несчастием. Страдания неизбежны, учит христианство, но от нас самих зависит, как их переносить – по-христиански или нет. Ведь терпеть скорбь и страдания можно и без Христа – и это будет мучительное, безрадостное, титаническое и в некотором отношении богопротивное претерпевание, лишённое благодати, утешения и радости. О христианском образе страдания, пронизанном надеждой и упованием, свидетельствует Христос. Ибо Спаситель и Сам шёл путём скорбей и страданий и, находясь в предельном напряжении воли, молил Бога-Отца в Гефсиманском саду: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…», – и Сам покорно принял смерть: «Впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26-39).

«Да будет воля Твоя» – не только наш, человеческий, но и богочеловеческий призыв, осуществление которого и рождает радость, даже радость приятия скорбей. «Сие сказал Я вам, – благовествует Христос, – чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16-33).

Игумен Никон (Воробьёв) в поучительных посланиях пасомому говорит об этом так: «Многими скорбьми подобает внити в царствие Божие. Умный и верующий человек использует скорби к великому успеху в духовной жизни, а немудрый, ропотливый теряет случай для приобретения, вредит себе, расстраивая и тело, и душу. Печаль мира сего смерть соделывает, – вот как можно расстраиваться. Проси мудрости у Господа для спасения и исполнения воли Божией (а не для мирских целей), и Господь подаст»[5].

Плач является оборотной стороной христианского радования, поскольку сказано: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5:4). Сказано также: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф:5-11-12). Однако нужно помнить, что плач, как и радость, также может иметь два противоположных образа. Слёзы и плач психологически могут быть опутаны тонким тщеславием и самоценением. Очень точно эти состояния описаны у св. Феофана Затворника: «Слезы – плач о грехах. Когда придёт тщеславие из-за слёз, вы перенесите взор на грехи <...> и скажите душе своей: вишь, что нагородила! Есть тут чем тщеславиться?! Если искренно сие сделаете, то вместо тщеславия восприимете горькое сокрушение, которое всегда старайтесь иметь под слезами. Мне думается, что слёзы держат вас в самочувствии или самоценении. Это чувство самое опасное. Трудитесь углублять чувство, что вы ничто. Грозит вам апостол: если кто думает, что он есть что-нибудь, тогда как есть ничто, то обольщает сам себя и истины нет в нём»[6].

Другой образ плача теснейшим образом связан с радостью о Боге: «Я радуюсь, – пишет апостол Павел, – не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога... Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть. Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие...» (2 Кор. 7, 9-11). Радость о Воскресшем Спасителе ведёт к покаянному плачу, который соделывает верующего блаженным, счастливым и радостным, поскольку утешением для кающихся становится и прощение, и надежда, и упование спасения. И это не противоречие, а, говоря на языке философии, основная антиномия религиозного сознания.

За любыми прискорбностями в жизни христианина открываются многие утешения. Безропотное подчинение воле Божией – христианский идеал, приносящий радость. Таким образом, можно говорить также о некой внутренне закономерной потребности верующей души в очистительном страдании. Это отнюдь не то лишённое благодати, извращённое, «садистическое» или «мазохистическое» страдание, о котором повествует и на которое справедливо негодует отец Александр Шмеман. Это страдание Креста, которое является Божиим даром и свидетельством любви Господа: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира», – пишет св. апостол Павел в послании галатам (Гал. 6, 14). А в послании филиппийцам подчеркивает: «И сие от Бога, потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него таким же подвигом, какой вы видели во мне и ныне слышите о мне» (Флп. 1-29).

Скорби непостижимым для неверующего сознания образом вызывают у христиан духовную радость, поскольку в скорбях запечатлевается приближение Бога: «С великою радостью принимайте, братия мои, – обращается св. апостол Иаков к общине верующих, – когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка» (Иак.1-2:4); или у св. апостола Павла читаем: «И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим. 5:3-5).

Глубочайшее значение страдания заключается в возможности обновления и изменения (μετάνοια) христианской души, её очищения – через умерщвление гордыни, высокоумия и тщеславия. Христианство не освобождает от земных страданий, но рождает в сознании верующего видение благодатных свойств страдания, которые способствуют облегчению мучительности их переживания «Ибо иго Моё благо и бремя Моё легко»: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:27-30).

В Библии, в житийных произведениях, аскетических трудах святых отцов Церкви встречается множество примеров, когда христиане претерпевали боль физических и душевных мук, невзгод и лишений, воспринимая эти страдания и скорби не в качестве злой участи, а как Божий дар. Способность мужественно преодолевать страдания, побеждать страх приближения смерти, претерпевать мучения и горе имеет сверхъестественную природу; человек без опоры на помощь Бога не способен не только на этот подвиг, но и на малейшее испытание трудностями жизни. И такую сверхъестественную способность сообщает нам христианство с избытком, поскольку мы научаемся преодолевать жизненные скорбные обстоятельства с радостью. Конечно, в совершенстве такой способностью овладевают только святые. Жития всех святых содержат примеры подвижнического несения креста скорбей во Имя Христово и во славу Божию. (Св. преподобный Леонтий Михайловский, прошедший долгие годы мучительных испытаний в лагерях и ссылках, говорил: «… я в раю был, а не в тюрьме»).

Любовь ко Христу даёт силы верующему христианину воспринимать в любой скорби – и большой, и малой – благостную отраду, которая соделывает эту самую скорбь радостотворной и желаемой. Христианин ценит человеческое страдание прежде всего как возможность проявить верность и любовь к Богу. Именно любовь к Богу определяет в нас богоподобие, а значит, благостное терпение скорбей является нашей жизненной задачей: «Горестей на земле более, чем радостей; – пишет св. Феофан Затворник, – то и другое посылает Бог, то для возбуждения от нравственного усыпления, то для пресечения неправостей и грехов, то для покаянного их очищения, то для возвышения покорности Богу, все устрояющему, для подаяния повода явить мужество и терпение во славу Божию и другие высокие добродетели»[7].

Крест страданий христианина даёт ему возможность стать соработником Христу Спасителю. И, конечно, никакая скорбь, перенесённая со смирением и радостью, не остаётся без внимания Бога – этот труд получит достойную награду: «А души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их. В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие от нас – уничтожением; но они пребывают в мире. Ибо, хотя они в глазах людей и наказываются, но надежда их полна бессмертия. И немного наказанные, они будут много облагодетельствованы, потому что Бог испытал их и нашел их достойными Его» (Прем. 3:1-5).

Однако Бог вознаграждает верующих за благодушное терпение скорбей и в земной жизни. Часто мы живём, не претерпевая скорби, а лишь в ожидании этих скорбей; причём парадокс состоит в том, что само ожидание страданий становится мучительным и скорбным!

Мы не замечаем и не хотим замечать дарованной нам благодати – в мире, тишине и спокойствии, в счастье общения с родными и близкими, в обилии «земных плодов», которые питают нас. Мы забываем, что эти состояния не являются самодостаточными и сами собой разумеющимися; они есть результат благодатного воздействия Бога на нашу жизнь и судьбу, которое мы не заслужили и за которое мы обязаны Его благодарить. А забвение этих божественных благодеяний есть неблагодарность. Бог не является источником зла, Господь по нашему забвению и нерадению, по нашей неблагодарности попускает малые скорби, перенесение которых является для нас школой духовного возрастания.

Таким образом, лишения, страдания, притеснения являются результатом наших собственных грехов (отсутствия в нас памятования о Боге). Да, и скорбные обстоятельства попускаются Богом лишь в той мере, которая нам по силам, – как лекарство от забвения, гордыни и тщеславия. В этом и проявляется милость Божия к человеку и человеческой судьбе: «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив: не до конца гневается, и не вовек негодует. Не по беззакониям нашим сотворил нам, и не по грехам нашим воздал нам…» (Пс. 102:8-10).

Неблагодарность Богу за Его благодеяния проявляется в ожидании злой участи от Бога, а не от самих себя. Мы сами определяем свою злую участь, осуждая ближних, завидуя успеху других, обманывая и злословя, являясь самолюбивыми и горделивыми, впадая в похоть и блуд. Мы не замечаем за собой этих греховных расположений и состояний и, увы, не понимаем, что только милость Божия к нам останавливает их разрушительные и ядовитые последствия. Бог ограждает нас от нас самих. Лишь малая часть вполне заслуженных нами скорбей касается нашей жизни, и мы отваживаемся называть её испытанием или искушением: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1:13-15).

Конечно, в жизнь человека приходят скорби, которые не являются последствием его личной греховной жизни, ибо «пути Господни неисповедимы»: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11:33); и каждый из нас проживает собственную судьбу не в изоляции от мира людей, а в теснейшей связи с жизнью своих ближних. Вступая в общение с ближними – людьми самых разных качеств, добрыми и озлобленными, верующим и неверующими, отзывчивыми и замкнутыми, щедрыми и скупыми и т.д., – мы вольно и невольно вторгаемся в орбиту их судеб (как, впрочем, и они вступают в нашу судьбу). Святые отцы учат, что часто последствия чужой греховной жизни может воспринять на себя человек, не имеющий к грехам, совершённым другими людьми, отношения. Так ведь и Христос взял на себя все грехи мира и претерпел крестные страдания, чтобы искупить, оправдать спасти нас!

Да и вся жизнь Иисуса Христа была несением скорбей и страданий, и пролитая на Кресте Кровь Спасителя – завершающий подвиг искупления, навсегда нас связывающий с Богом неоплатным долгом. Именно поэтому кровь христианских мучеников, согласно Тертуллиану, есть «семя христиан»: «Нас становится больше по мере того, как вы уничтожаете нас: кровь христиан есть семя»[8].

В том и состоит идеал христианской жизни, чтобы нести тяготы друг друга, молиться друг за друга, любить и прощать, нести страдания «за други своя» («Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15:13) и «любить врагов своих» («А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:43-45).

«Пусть тебя гонят, – говорит св. Исаак Сирин, – ты не гони; пусть тебя распинают, ты не распинай; пусть обижают, ты не обижай; пусть на тебя клевещут, ты не клевещи; будь кроток, а не ревностен во зле. Самооправдание – не христианского жития дело; об этом нет и намека в учении Христовом. Веселись с веселящимися и плачь с плачущим; ибо это – признак чистоты. С больными болезнуй; с грешными проливай слезы; с кающимися радуйся»[9]. Крест Христов напоминает нам и о страданиях, и о любви: о том, что мы не только не должны опасаться и избегать скорбей, а наоборот, радоваться им с верой в их очистительное и спасительное для нас назначение – «и будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется» (Мф. 10-22).

Комментируя евангельскую фразу «претерпевший же до конца спасется», св. Феофан Затворник пишет: «А есть ли нам, что терпеть? В этом ни у кого не бывает недостатка. Поприще терпения у всякого широко; стало быть, и спасение у нас под руками. Претерпи все до конца и спасен будешь. Надо, однако же, терпеть умеючи, а то можно протерпеть и пользы никакой не получить. Во-первых, веру святую блюди и жизнь по вере веди безукоризненную; всякий же случающийся грех очищай тотчас покаянием. Во-вторых, все, что приходится терпеть, принимай как от руки Божией, помня твердо, что без воли Божией ничего не бывает. В-третьих, веруя, что все от Господа исходящее посылается Им во благо душам нашим, о всем искренно благодари Бога, благодари и за скорби, и за утешения. В-четвертых, полюби прискорбность ради великой её спасительности и возбуди в себе жаждание её, как пития хотя горького, но целительного. В-пятых, держи в мысли, что когда пришла беда, то её не сбросишь как тесную одежду; надо перенесть. По-христиански ли ты перетерпишь её или не по-христиански – всё же претерпеть неизбежно; так лучше же претерпеть по-христиански. Ропотливость не избавляет от беды, а только её отяжеляет; а смиренная покорность определениям Промысла Божия и благодушие отнимают тяготу у бед. В-шестых, сознай себя стоящим ещё и не такой беды, сознай, что если бы Господь хотел поступить с тобой по всей правде, то такую ли беду следовало послать тебе? В-седьмых, больше всего молись, и милостивый Господь подаст тебе крепость духа, при которой, тогда как другие дивиться будут твоим бедам, тебе будет казаться, что и терпеть-то нечего»[10].

Итак, резюмируя нашу тему, отметим, что, во-первых, христианские радость и скорбь не являются друг другу противопоставляемыми состояниями, их можно назвать неразрывно связанными антиномическими категориями. Во-вторых, существуют два различных образа как радости, так и скорби – секулярное (мирское) и церковное понимание этих состояний, которые и являются диаметрально противоположными и отрицающими друг друга. Радость мирская и радость духовная не имеют между собой связи. Мирская радость отторгает любую скорбь, не желает её, исчезает, как туман, под воздействием скорбных обстоятельств жизни. Духовная радость находит в скорби утешение. Скорбь как страдание без Бога тяжеловесна, мучительна, беспросветна и безнадежна. Скорбь как соработничество Богу ведёт к радости встречи с Богом. И, наконец, христианским идеалом является восприятие скорби как радости во славу Божию, как несение спасительного Креста во Имя Христово. Приближение к этому идеалу возможно только на пути к святости – через смирение, признание немощей, покаяние и отдание самого себя в волю Божию. 

Святитель Филарет Московский выразил этот идеал в словах замечательной молитвы:

«Господи: не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя.

Отче! Даждь рабу Твоему – чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить – ни креста, ни утешения! Только стою пред Тобою; сердце мое – отверсто.

Ты зриши нужды, которых я не знаю. Зри! – и сотвори со мною по милости Твоей: порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами.

Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания – исполнить волю Твою... Научи меня молиться. Сам во мне молись»[11].

Аминь.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:

1. Булгаков С.Н. О противоречивости современного безрелигиозного мировоззрения (Интеллигенция и религия) // Ельчанинов А., Флоренский П., Эрн В. История религии. М.: Русский путь; Париж: YMCA-Press, 2004. С. 215-248.

2. Вениамин (Милов), епископ. Пастырское богословие с аскетикой. М.: Издательство московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавра, 2002.

3. Ельчанинов А., Флоренский П., Эрн В. История религии. М.: Русский путь; Париж: YMCA-Press, 2004. 256 с.

4. Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008.

5. Никон (Воробьёв), игумен. «Нам оставлено покаяние». Письма. М., 2001. С. 301.

6. Симфония по творениям святителя Феофана, Затворника Вышенского. Изд. 2.е. М., «ДАРЪ», 2008. 640 с.

7. Феофан Затворник, святитель. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. М.: Отчий дом, 2012.

8. Феофан Затворник, святитель. Наставления в духовной жизни. М.: «Отчий дом», 2000. 367 с.

9. Шмеман Александр, протопресвитер. Литургия смерти и современная культура. М.: ГРАНАТ, 2013. 176 с.

10. Шмеман Александр, протопресвитер. Дневники. 1973 – 1983 М.: «Русский путь», 2005. Вторник, 12 октября 1976.