О канонической иконографии Рождества. Дмитрий Марченко

О канонической иконографии Рождества написано так много, что сказать новое слово в этой сфере, кажется невозможно. Поэтому автор хотел бы несколько сместить акцент и, рассказав об иконе Рождества, одновременно с этим показать сам принцип «чтения» иконной символики.

Сразу же стоит отметить один важный момент. При истолковании православной канонической иконографии существует соблазн отклониться от первоисточников, которыми являются Писание, церковная гимнография, церковное предание в виде писаний святых отцов, отдельных апокрифов, а также исторический контекст эпохи, в которую данная иконография складывалась. Вместо этого можно наблюдать увлечение толкованием «от ветра головы своея», а порой глубокий смысл начинают искать в различных мелочах. Всё это, помноженное на незнание основ иконографии, приводит к плачевным результатам.

Как часто человек, знакомый лишь с несколькими иконами Рождества (чаще всего довольно позднего поствизантийского периода, когда иконы стали писать в основном по прорисям), начинает считать, что только то, что он видел, и есть канон. И вот, встречая более древнюю традицию изображения, где фигура Богородицы развернута в иную сторону, либо имеет другой оттенок одежды, либо ещё что — сразу же объявляет эту традицию «еретической», «католической» и так далее. Чтобы этого не случилось, нужно знать свою собственную традицию и постоянно расширять кругозор.

В разное время и в разном месте…

Итак. Говоря, о канонической иконографии, мы подразумеваем, прежде всего, иконографию, которая сформировалась в византийскую эпоху. Эпоху, в которой переплелись античные и средневековые приемы изображения. Одним из таких приемов является наличие в одном изображении событий, происходивших в разное время и в разном месте. Икона Рождества — это как раз один из таких случаев.

Наиболее показательным примером можно считать икону Рождества Христова XII века из монастыря святой Екатерины на горе Синай.

Здесь мы можем видеть сюжеты, навеянные как евангельским повествованием, так и апокрифами: это и само Рождество — Христос в яслях, Богородица, и Вифлеемская звезда; и ангелы, воспевающие Господа и тут же благовествующие пастухам; и волхвы, отправляющиеся на поиск родившегося Царя и они же, уже приносящие дары Младенцу Христу; и омовение новорожденного Богомладенца; и ангел, явившийся во сне Иосифу; и бегство Святого Семейства в Египет; и избиение младенцев по приказу царя Ирода; и Елисавета, прячущаяся в скале с младенцем Иоанном Крестителем…

И в этом нет ничего удивительного: икона призвана донести до нас информацию о священном событии в наиболее полном виде, показать все значимые моменты.

И все же, такая большая подборка сюжетов на одной иконе — это, пожалуй, исключение.

Классическая схема иконы Рождества проста и лаконична

Возьмем, в качестве примера миниатюру из Минология императора Василия II.

В центре изображен Сам Младенец Христос. Он изображается спеленатым в яслях на фоне тёмной пещеры. Белые пелены на черном фоне ассоциируются с евангельскими строками: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 5). Но одновременно это может также напоминать и о грядущих страданиях Спасителя. Ясли и пелены напоминают символический саркофаг и плащаницу из сцены погребения Христа.

Именно так сцена погребения изображается среди росписей XII века в греческом монастыре Осиос Лукас. А черный фон пещеры Рождества может ассоциироваться с пещерой гробницы, как на иллюстрации к Евангелию XI века с Афона.

Ведь не случайно и канон предпразнества Рождества составлен в подобии канона Великой субботы «Волною морскою».

Рядом с яслями мы видим тельца и осла. Их присутствие связано со словами пророка Исайи: «Вол знает владельца своего, и осел — ясли господина своего», что также довольно буквально нашло отражение в апокрифическом евангелии псевдо-Матфея: «Тогда исполнилось то, о чем говорил пророк Исайя[…] Эти животные, стоя по сторонам Его, беспрестанно поклонялись Ему».

Вола и осла также часто принято понимать в качестве символов иудейского и языческого народов. Так, например, упомянутое место из Исайи толкует святитель Василий Великий: «Собственно же, под образом вола представляется Израиль, а под образом осла — простой народ. Ибо какая разность между волом и ослом, такое же различие между Израилем, что в переводе значит видящий Бога, и так называемым простым народом». Это должно означать соединение во Христе Церкви Ветхого и Нового Заветов.

Возле Богомладенца изображается Богородица. Чаще всего полусидя-полулежа. Она не лежит в изнеможении как обычная роженица, ведь, согласно традиции, роды Богородицы прошли безболезненно. Иногда Пречистая Дева изображается молящейся родившемуся Спасителю, как на афонской иконе XVI века.

Над пещерой мы видим Вифлеемскую звезду, лучи от которой падают на Младенца, также и ангелов, которые воспевают: «Слава в вышних Богу». Один из ангелов благовествует пастуху (чаще пишут двух или трех).

О деталях, которые заставляют спорить

Сцена ангельского благовествования пересекается с двумя другими, изображенными вокруг Вифлеемской пещеры: это праведный Иосиф и купание новорожденного Христа повивальной бабкой.

Как мы помним из Евангельского повествования, Иосифа-обручника терзали сомнения в девстве врученной ему на попечение Богородицы. Его поза говорит именно об этом. Много позднее рядом с Иосифом стали изображать странного старика, одетого в овечьи шкуры, как на этой иконе письма преподобного Андрея Рублева.

Эта деталь заставляет исследователей спорить, поскольку истолковать ее евангельским или апокрифическим повествованием не получается. Точно также нет упоминания о ней и в христианской гимнографии. Тем не менее, большая часть специалистов признает в этой фигуре «дух сомнения», который беспокоит Иосифа. Тут же на ум приходят евангельские строки: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мт. 7:15-20).

Омовение Христа тоже сюжет не случайный, хотя многие недоумевают, почему столь обыденная сцена, как купание ребенка, имеет место в иконе Рождества. И опять вернемся к апокрифам. Цитируемое выше евангелие псевдо-Матфея и так называемое протоевангелие Иакова рассказывает о двух женщинах-повитухах, которых позвали к готовившейся родить Марии. Согласно апокрифу, первая из них, по имени Зелома, присутствовала при Рождестве и уверовала в то, что Дева смогла родить, но другая – Соломея, засомневалась. Вот как говорится об этом у псевдо-Матфея: «Другая женщина, по имени Саломея, слыша слова Зеломы, сказала: тому, что я слышу, я не поверю, если не удостоверюсь. И Саломея, приблизившись к Марии, сказала Ей: позволь мне прикоснуться к Тебе и удостовериться, что Зелома сказала правду. И когда Мария позволила, Саломея прикоснулась и тотчас же иссохла рука ее и, почувствовав сильную боль, она стала плакать весьма громко и кричать, и сказала: Господи, Ты знаешь, что я всегда боялась Тебя, что я всегда ходила за бедными, не принимая вознаграждения; я ничего не брала от вдов и сирот и никогда не отсылала прочь от себя недужного, не оказав ему помощи. И вот я стала несчастной из-за неверия моего, оттого что осмелилась усомниться в Твоей Деве! И когда она говорила так, прекрасный юноша появился перед нею и сказал ей: приблизься к Младенцу и поклонись Ему, и прикоснись к Нему рукой твоей, и Он исцелит тебя, ибо Он Спаситель мира и всех, кто уповает на Него». Именно момент исцеления неверующей Соломеи от прикосновения к Божественному Младенцу и представляет нам сюжет купания.

Таким образом, сюжеты, изображенные вокруг Вифлеемской пещеры, показывают нам веру (пастух, уверовавший сразу по слову ангела), сомнения (Иосиф) и уверение (Соломея).

Также в иконографии Рождества часто присутствуют и волхвы, приносящие Младенцу Христу свои дары, хотя в ранних изображениях Рождества поклонение волхвов может отсутствовать, так как вынесено в отдельный сюжет, как в том же царском Минологии.

Очевидно, это связано с тем, что иконография тесно переплетена с церковными праздниками, а было время, когда церковь праздновала Рождество и Поклонение волхвов в разное время. Далее церковь опять объединила эти праздники.

От многоступенчатой символики — к простоте и натурализму

В данном случае мы рассмотрели традиционную православную каноническую иконографию. Однако же в последние века под влиянием западноевропейского искусства в православную традицию вошла иная рождественская иконография, лишенная средневековой многоступенчатой символики.

Согласно этой традиции сцена Рождества представляется нам более натуралистично, так, как если бы мы присутствовали в Палестине I века, хотя, конечно, и эти изображения не лишены и своей символики и своей красоты. Они тоже приняты Церковью и имеют право на жизнь.

И здесь важно не быть ригористом. Важно помнить другое: для любого православного сам факт возможности изображения Господа Иисуса Христа свидетельствует о Его истинном воплощении, что мы, по сути, и празднуем в светлый день Рождества Христова.

 Источник: Портал "Православие в Украине"