О догмате искупления. Архимандрит Рафаил (Карелин)

Господь, перед крестными страданиями, сказал ученикам: "…ибо идет князь мира сего и во Мне не имеет ничего" (Ин. 14, 30).

"Князь мира сего" – сатана  не нашел ничего своего в Иисусе Христе. Огромный интеллект падшего архистратига, объем информации обо всем, что происходит во вселенной, страстное желание сатаны найти то, что принадлежит ему в Иисусе Христе, - оказываются бессильными и бесплодными.

Достояние сатаны – грех. Грех – его адское сокровище, грех – рычаг его власти, грех – это родство между сатаной и людьми, носителями греха.

Господь свидетельствует о том, что Он чист от греха, и сатана, уловивший в свои сети весь мир, не имеет в Иисусе Христе своей части. Но то, чего не нашел сатана, – лютый враг Бога, – то нашли в Иисусе Христе современные модернисты, и не только нашли, но выдают свои декадентские представления о греховной плоти Христа за учение Церкви.

Сатана посрамленный отступил от Господа, а модернисты безбоязненно учат о том, что Христос имел греховную человеческую плоть (душу и тело), боролся с грехом живущем в Нем, Своими человеческими силами, и достиг полной победы над грехом как исцеления грешной и страстной плоти только во время Своего распятия.

Первородный и личные грехи, оскверняющие и искажающие человеческую природу, – это активная, динамичная сила, выражающаяся, прежде всего, как противостояние и сопротивление Богу. Грех – это  духовная скверна, тьма и хаос, деградация человеческой личности, это порча и болезнь, которая вошла, как бы въелась в человеческую природу. Грех – это  метафизическая область, лежащая за пределами светового поля  божественного Логоса.

У модернистов другое мнение. Вот слова профессора Осипова, взятые из его лекции: "Ради нас Христос стал по природе страстным человеком. Стал по природе страстным человеком с помощью греха, возникшего через меня, уничтожая мой же грех…Через страдания Он соделал совершенной воспринятую Им человеческую природу. Здесь имеется в виду, что страдания сделали Его совершенным не в духовно-нравственном смысле, в котором Он был совершенным, но в смысле конститутивном, то есть относящимся к состоянию человеческой природы".

Эта цитата наводит на следующие размышления. Если страдания делают совершенной греховную человеческую природу, хотя бы в смысле конститутивного состояния (абстрагируясь от духовно-нравственной стороны человеческой личности), то тогда разбойник, умерший с хулой на Христа, должен был бы через свои страдания на кресте усовершенствовать и очистить свою плоть (душу и тело). Вообще взгляд на совершенствование человеческой природы через страдание – не христианский, а кармический, характерный для буддизма и индуизма, где страдание – этическая категория. Согласно этим воззрениям, через страдания изменяется и очищается человеческая карма, и человек при новом воплощении получает более совершенную плоть.

Православие категорически отрицает как языческий метемпсихоз, так и культ страданий, доходящий до бессмысленных самоистязаний, самоубийств и самосожжений в изуверских сектах и расколах.

В мире все люди страдают, можно сказать, что все человечество это страждущее тело, но все ли будут через страдания – психические и телесные – исцелены и спасены? Здесь опять пахнет оригенизмом, который лезет в щели теологии, искусственно создаваемых модернистами.  

Некоторые христианские мученики в физическом плане переживали более продолжительные страдания, чем Христос, в том числе муки распятия, которые длились несколько суток (например, мученик Хрисанф); были случаи, когда святые подвергались пыткам в течение десятилетий (например, священномученик Климент Анкирский), но значит ли это, что их плоть должна была стать более чистой и совершенной, чем плоть Христа?

Страдание и спасение – вовсе не равнозначащие понятия. Страдания – это только благоприятные условия для глубокого понимания жизни и покаяния, а также для испытания преданности к Богу. Однако, из уст страдающего могут вырваться не только покаянные молитвы и благодарение Богу, но ропот и проклятие.

Страдания сами по себе не делают человека совершенным, иначе бы все умершие от мучительной болезни – гангрена, рак, проказа и т.д. а также преступники, подвергшие жестоким пыткам и казням – усовершенствовались, хотя бы в конститутивном состоянии их природы. Надо заметить, что культ страданий, как очищение от греха после смерти, отразился в католическом учении о чистилище, отвергаемом Православием как заблуждение. От чистилища – один шаг к учению о том, что адский огонь механически выжигает грехи умерших грешников; таким образом, ад является преддверием рая, и все в свое время получат спасение ("огненный апокатастасис").

Не Христос очистился от греха при помощи страданий, не Крест явился для Него орудием самосовершенствования, - а мы искуплены страданиями Христа, именно потому, что Он, будучи безгрешным, добровольно взял на Себя наше наказание перед лицом Божественной правды.

Далее возникает вопрос в связи утверждением модернистов о греховной плоти Спасителя: как боролся Христос с грехом, обитавшим, по мнению модернистов в Его Плоти – в ипостаси или вне ипостаси? Ведь Его человеческая Плоть была воипостазированна с самого начала, следовательно, не могла выходить из ипостаси? Где же происходила это борьба, как не в самой Ипостаси? Другое дело, что она не совершалась в природе Сына Божьего; человеческая и божественная природы в ипостасном соединении не слились, но ведь они и не разлучились?

Если допустить, что борьба происходила в воипостазированной человеческой природе, которая совершенствовалась, то есть качественно менялась, то, значит, Христос в Вифлееме имел другую Плоть в конститутивном отношении, чем на Кресте, и Его земная жизнь была постоянным изменением Его Плоти от худшего к лучшему; значит, на Тайней Вечери Он дал Своим ученикам конститутивно несовершенную, пораженную грехом плоть, и поэтому причастие на литургии оказывается выше, чем причастие на Тайней Вечери, хотя Тайная Вечеря была как раз началом, основанием и установлением литургии. Учение об адекватности таинства причащения на Тайней Вечери и Евхаристии  неоднократно повторяется в богослужебных текстах и у святых отцов ("Вечери Твоея Тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя прими").

Известный философ, гностик и оккультист Иаков Бёмэ, получивший прозвище "сапожник – антихрист" учил о перманентной трагедии, борьбе добра и зла, которые протекают в недрах божества, и считал творение мира и события человеческой истории эхом и светотенями этой божественной трагедии. Но и Бёмэ не дошел до того, чтобы приписать грех человеческой природе Иисуса Христа.

Церковь учит, что из всех людей, только в Одной Божией Матери первородный грех не принял динамичной формы, так как был связан Ее всецелой любовью к Богу, и ни разу не проявился в Ее мыслях и тайных желаниях сердца. Пресвятая Богородица не испытывала греха как состояния внутренней раздвоенности, сложности и противоречий, присущих греху, активно действующему в человеке; уже с самого пробуждения Ее сознания она была победительницей греха. Эта победа – Ее любовь к Богу, которая всецело овладела Ее умом и чувством.

Всецелая любовь к Богу, превосходящая любовь Серафимов, сковала первородный грех, но, однако, не избавила Божию Матерь от общей участи потомков Адама. Ее спасение как искупление от первородного греха произошло во время Ее крещения (по преданию крещение Девы Марии совершил Иоанн Богослов). Если только одним личным подвигом можно было бы, усовершенствовав свою плоть, получить спасение, то Божия Матерь была бы спасена без искупительной Жертвы – Распятия Ее Сына. Более того, получается, что Христос только повторил ту победу над грехом в конце Своей жизни, которая изначала была дана Деве Марии.

Теперь рассмотрим вопрос: мог ли в человеческой плоти Христа  появиться грех? По учению святых отцов жизненное начало человека содержится в мужском семени. Женщина дает материал для развития этой жизни. План человеческого организма закодирован также в мужском семени.