НАСЛЕДНИКИ «СТАРЦА СТЕФАНА»: ТЕЧЕНИЕ «ПОДГОРНОВЦЕВ» В СВЕТЕ ДОКУМЕНТОВ СПЕЦСЛУЖБ. ЧАСТЬ 3

Определенная активизация (и, по сути, «лебединая песня») «подгорновского» подполья относится к середине – концу 1950-х годов.

Хрущевские гонения

Дело в том, что в условиях «оттепели», а затем и процесса освобождения и частичной реабилитации  лишенных свободы по «контрреволюционным» статьям, в 1954–1956 гг. на свободу вышел ряд авторитетов течения, ранее получивших фатальные для немолодых людей 25-летние сроки лагерей. Возвращение особенно важных для религиозного андеграунда харизматических лидеров с ореолом «мучеников» не могло не катализировать жизнь подпольных общин, давно не имевших даже подобия единого руководства.

Однако деятели «подгорновского» течения со свойственной им политизацией мышления (хотя иной раз и довольно химерной) чутко уловили возможный эффект от определенной либерализации общественной жизни периода «хрущевской оттепели». Показательны в этом отношении зафиксированные агентурой слова активного «стефановца», объекта оперативной разработки «Реставратор» УКГБ по Сумской области (1956 г.).

Ослабление антирелигиозной пропаганды, доверительно сообщал он информатору, создало благоприятные условия для сплочения верующих. Необходимо изменить тактику и избрать ориентиром для прозелитской работы именно городское население (оно будет «более устойчивым»), а также сделать ставку на соответствующее воспитание детей(1). Справедливость этих установок ныне признана исследователями послевоенной истории религиозной сферы СССР.  К 1957 г. на учете в КГБ УССР находилось 11 групп подгорновцев в Сумской области (до 100 человек) и 5 – в Сталинской (88 участников в Артемовском, Авдеевском, Константиновском, Красноармейском районах, Сталино и Горловке)(2).

Да и сами органы госбезопасности вынуждены были констатировать существенные недостатки в оперативной разработке религиозного подполья. Справка о работе 4-го Управления КГБ при СМ УССР, куда входил и 6-й антирелигиозный отдел (31 августа 1955 г.), отмечала, что «слабо ведется…агентурно-чекистская работа по выявлению из числа монашеского элемента участников антисоветского церковного подполья… с целью их активной агентурной разработки… мало проводилось мероприятий по внедрению проверенной агентуры в руководящие звенья… организованных сект»(3).

На активизацию «стефановцев» (особенно по мере развертывания печально известного «последнего» наступления на Церковь Н. Хрущева) органы госбезопасности ответили комплексными мерами воздействия. Рассмотрим их на примере отчетных документов УКГБ по Сумской области за 1956–1958 годы. В этом регионе «подгорновцы» и группы ИПЦ, ИПХ по-прежнему являлись заметными деноминациями, несмотря на то, что в области действовало 220 православных храмов, где служило 350 священников, а также мужской монастырь Глинская пустынь (в Сумском епархиальном правлении, храмах и монастыре были созданы агентурные позиции УКГБ).

Как отмечалось в документах, по религиозной линии в УКГБ работало 3-е отделение 4-го (секретно-политического) отдела в составе начальника, двух старших и одного оперуполномоченного, при этом по линии «сектантов и подгорновцев» работало два старших оперуполномоченных. Нормативно-распорядительной основой оперативной работы назывались положения постановления ЦК КПСС от марта 1954 г., задачи, поставленные приказами КГБ СССР № 00405, 00420, а также приказом КГБ УССР от 16 июня 1956 г.

Основными задачами оперативной работы по линии «церковников и сектантов» выдвигались агентурное проникновение в «группы и звенья антисоветского церковно-сектантского подполья» путем приобретения новой агентуры, способной проникать в указанную среду, «целеустремленное использование» старой опытной агентуры; проведение «активных агентурно-оперативных мероприятий» по разработке религиозной среды. Всего в области по линии ЦМП (включая «стефановцев») были задействованы резидент, 17 агентов и двое содержателей явочных квартир (на 11 групп ЦМП с примерно 100 участниками). Из них, что показательно, непосредственно по «стефановцам» (агентурное дело «Фарисеи») работали резидент, 9 агентов и содержатель явочной квартиры(4).

Следует признать, что оперработники хорошо ориентировались в прошлом и настоящем «суздальского» течения, отмечая его бескомпромиссное отношение к коммунистической власти, активную прогитлеровскую пропаганду и проповедь в годы войны. Отмечалось, что с 1945 г. в Сумской обл. было осуждено свыше 30 «подгорновцев», включая 13 их «священников», большинство из которых в 1955–1956 гг.  вернулось в область, оставаясь на прежних позициях. Определенное время после войны формальным лидером течения выступала дочь В. Подгорного – Прасковья Доля, проживавшая в Харькове и умершая в январе 1956 г. После этого общины течения переориентировались на Григория Дудника, жившего в Тростянце.

Охота на «Реставратора»

В центре оперативной разработки по «стефановцам» оказался объект заведенного в мае 1956 г. дела предварительной оперативной проверки «Реставратор»  –  И. Д. Приходько, который, по мнению оперативников, «сколачивал» церковное подполье. Сам Приходько, в 1922 г. рукоположенный во иерея,  еще в 1930-х гг. был репрессирован по сфабрикованному НКВД массовому делу «Украинской партии селян», которая якобы преследовала своей целью создание «самостийной Украины». В дальнейшем «Реставратор» осуждался еще раз за «антисоветскую деятельность». К нему были удачно подведены агенты «Верная» (склоненная к сотрудничеству на основе факта растраты казенных денег) и «Пилигрим» –  вернувшийся из лагерей в 1955 г. бывший опытный агент МГБ (с ним была «восстановлена связь»). Источники достаточно полно освещали настроения «Реставратора». Последний, в частности, хвалебно отзывался о В. Подгорном, который, дескать, «стоял на истинно-православном пути укрепления христианства». Сейчас власть, заявлял агенту Приходько, заигрывает с Западом, и нужно срочно использовать момент для борьбы с «антихристом-коммунизмом», создавать группы верующих в городах(5).

Постепенно в разработку «стефановцев» региона вводились квалифицированные агенты. В частности, источник «Яков», псаломщик подгорновской церкви, происходил из семьи одного из создателей руководящего центра течения. Агент «Елизавета» своим личным участием в нелегальных богослужениях, хладнокровием при многочисленных проверках и «правильному поведению» вошла в доверие к супруге одного из «благочинных» «стефановцев»(6).

Последние «Старцы»

Продолжалась и разработка заведенного в 1953 г. агентурного дела «Старцы» по «разложению» группы «суздальцев» села Угроеды Краснопольского района – Марфы Ковалевой, Петра Коцаренко и других. Все они были уже не молоды, «политических» высказываний не допускали. «Священник» группы Григорий Выходцев (1895 г. рожд.), с 1947 г. находившийся на нелегальном положении и во всесоюзном розыске, был негласно задержан при попытке обменять паспорт. С ним обошлись гуманно – доставленный в милицию сын «нелегала» уговорил его отойти от общины и поселиться с ним в Сумах, а дело было сдано в архив(7).

В 1956 г. в Тростянец вернулся из лагеря досрочно освобожденный авторитет подгорновцев, 60-летний Григорий Дудник. Отдельные группы единомышленников стали приглашать его на нелегальные служения. Дудника вскоре вызвали в Управление КГБ для профилактической беседы. Такие же официальные внушения были сделаны «священникам» подгорновцев Григорию Сокруту, Иосифу Черченко, Серафиму Харченко, после чего их «организованная нелегальная религиозная деятельность прекратилась»(8).

Еще одним эффективным направлением противодействия «подгорновцев» стала проповедническая и разъяснительная деятельность приходских священников, которая координировалась УКГБ через авторитетный источник «Водник» в епархиальном управлении. Как отмечалось в отчете УКГБ за 1956 год, благодаря квалифицированным проповедям «лояльных» священников, индивидуальным беседам батюшек, часть рядовых участников «подгорновского» течения были «оторваны» от общины и стали прихожанами канонической Церкви.  Практиковалась и компрометация «мракобесов» через местные СМИ.

В результате комплекса агентурно-оперативных, профилактических мероприятий, пастырского воздействия РПЦ в июне 1956 г. дело УКГБ «Фарисеи» было закрыто, поскольку пять оставшихся его фигурантов преклонного возраста больше «антисоветской деятельности не проводили»(9).

По данным УКГБ по Сумской обл., в 1957 г. в регионе действовало 7 «разрозненных групп» течения (до 75 чел.), по которым работало 5 агентов. Как отмечали оперативники, «большинство из них преклонного возраста и находятся без идейного руководства». В условиях относительной либерализации политической жизни и мер по восстановлению законности упор был сделан на профилактических мероприятиях с целью «легализации» (выхода из подполья, отказа от нелегальной религиозной деятельности) «подгорновцев», а также на «окончательное разложение этого церковно-монархического подполья путем компрометации наиболее активных» адептов течения(10).

Профилактика (официальное предупреждение о противоправной деятельности) была проведена по отношению к упомянутому координатору подполья Г. Дуднику, что позволило, по словам чекистов, «парализовать деятельность всех подгорновских групп». Подписки об отказе от нелегальной религиозной деятельности дали активные «стефановцы» Горун, Курочка, Остапенко, Гробов, Сокол. Предполагалось разработать меры по «компрометации» авторитетов течения с целью его «окончательного разложения». Местные газеты разместили «острые» статьи, например, «Кто такие подгорновцы?» В дальнейшем предлагалось с целью недопущения «роста секты» препятствовать через агентуру поступлению молодежи в духовные учебные заведения, рукоположению новых священников, пострижению молодых людей в монахи(11).

Отметим, что Донбасс (прежде всего – Сталинская, с 1961 г. переименованная в Донецкую, область) оставался, наряду со Слобожанщиной, последним ареалом распространения общин «подгорновцев». Согласно данным УКГБ по Сталинской области (ведшего агентурное дело «Моль» по этому течению), в 1958 г. в регионе имелись по крайней мере три группы этого течения с примерно 80 участниками (для сравнения: тогда же в области чекисты насчитывали  78 членов ИПЦ, до 70 – «иоаннитов»). Наибольшей была община «подгорновцев» (58 человек) Артемовского района на севере области, примыкавшего к Слободской Украине. По мнению оперработников, деятельность общины заметно оживилась с досрочным возвращением из заключения их «авторитета» – Ксении Петровны Шияновой.  Община города Сталино возглавлялась ранее осуждавшейся Улитой Ищенко, Авдеевского района – П. Плуталовой(12).

Небольшая община «подгорновцев» Н. Петрова (до 10 чел.) отмечена в г. Верхнее  Лисичанского района Луганской обл. По отношению к ним также была проведена «профилактика» путем вызова в милицию и КГБ. 16 мая 1958 г. «Луганская правда» посвятила «суздальцам» статью «Осиное гнездо»(13).

Таким образом, активные оперативные мероприятия МГБ-КГБ, информационно-пропагандистская работа и антисектантское окормление канонической РПЦ наряду с постепенным старением во многом сломленных репрессиями активистов «подгорновского» течения, практически потерявшего преемственность, привели к тому, что к концу 1950-х гг. это течение почти сошло на нет, на уровень отдельных маргинальных групп или адептов. По сути, для органов КГБ «подгорновцы» также перестали представлять значимый оперативный интерес. Вместе с тем, авторы надеются, что работа с первоисточниками позволит осветить судьбы «последних из могикан» этого течения и отношение к ним советской спецслужбы.

Думается, отдельные активисты течения пребывали под негласным надзором спецслужбы и в дальнейшем. Так, судя по материалам рассмотренного выше дела «Скит», на одного из активистов течения, упомянутого Тимофея Буряка (1895 г., «бывшего кулака, активного участника монархического подполья подгорновцев»), Ясиноватским горотделом КГБ в мае 1979 г. составлялась справка, а Горловским горотделом КГБ в 1982 г. – меморандум.

Уроки «катакомб»

Подводя итоги деятельности за послевоенные 15 лет в религиозной сфере (докладная записка КГБ УССР в Москву от 17 декабря 1959 г. «О результатах агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности Украины по борьбе с враждебными элементами из числа церковников и сектантов за период с 1944 по 1959 год»), чекисты среди «наиболее крупных формирований», чья деятельность была ими пресечена, назвали формирования подгорновцев во главе с Дудником и Фурдыло. К декабрю 1959 г. спецслужба признавала существование подконтрольных ей 9 групп стефановцев в Луганской и Сталинской областях с общим числом адептов в 125 человек(14). В отчете же о работе за первое полугодие 1960 г. подгорновские общины не упоминаются (хотя речь и шла о 5 ликвидированных группах ИПЦ и приобретении 38 агентов в среде «церковно-монархического подполья»). В отличие от ИПЦ (численность ее верных к 1960 г. КГБ УССР определял в 2000 человек), о задачах «разложения» подгорновцев не предусматривалось вести речь на кустовых совещаниях антирелигиозных отделов областных УКГБ в октябре 1960 г.(15)

Основным инструментом борьбы спецслужбы с течением «подгорновцев» являлся агентурный аппарат. Правда,  в служебных документах МГБ-КГБ неоднократно подчеркивалось, что приобретение негласных источников в среде «церковно-монархического подполья» сопряжено с немалыми трудностями,  что обусловлено фанатичным неприятием «подгорновцами» органов власти, советской общественной жизни, умелой конспиративностью, подозрительностью адептов секты, тщательной проверкой ими неофитов, наличием сети укрытий, конспиративных квартир, значительных денежных сумм, собираемых для поддержки жизнеобеспечения авторитетов, «проповедников», «старцев».  «Агентурное проникновение в подполье, – подчеркивали сумские чекисты, – крайне затруднительно в силу глубокой и тонкой конспирации и чрезмерной подозрительности со стороны» лидеров ЦМП, «почти невозможно» и приобретение агентуры из числа близких к авторитетам людей «в силу их фанатичности и беспредельной преданности»(16).

Руководство МГБ УССР признавало и определенные ошибки подчиненных по линии разработки «подгорновцев». В частности, резкой критике были подвергнуты оперработники, пытавшиеся привлечь к разработке «стефановцев» квалифицированного агента «Ветрова» – архиерея РПЦ. Когда последний мотивированно отказался от такого «поручения», с возмущением отмечал начальник антирелигиозного отдела МГБ УССР полковник В. Сухонин, сотрудники начали «ставить ему в вину его неискреннее поведение и нежелание сотрудничать с органами МГБ», «организацию центра церковно-кликушеского элемента» (имелись в виду солидные труды  владыки по поддержке монастырской жизни и старчества, помощь преследуемым за веру, странникам). Агентуру из числа епископата, наставительно писал Сухонин (яркий представитель оперработников-«религиоведов», сформировавшихся во время непродолжительного и достаточно благожелательного для Церкви «сталинского конкордата» с РПЦ), следует использовать для разработки интеллигенции(17).

Преследования «стефановцев», равно как и других течений религиозного андеграунда, основывалось на выдвижении, прежде всего, политических обвинений (хотя и сама устная традиция этих течений была радикально оппозиционной). Со временем суровые наказания (случалось, что сроки лишения свободы «подгорновцев» практически не отличались, например, от наказаний за вооруженную борьбу с властью в Западной Украине или Прибалтике или «пособничество бандитам»).

Зародившись как авантюристическое, аморальное, резко осужденное Церковью, «подгорновское» течение пережило радикальную «реинкарнацию» на рубеже 1920–1930-х годов, превратившись в разновидность протеста против преследований свободы совести, вероисповедания и насильственных форсированных методов социально-экономического переустройства, сопровождавшихся репрессивными кампаниями.

Поскольку основной социальной базой движения стало село, то протест против коллективизации (в свою очередь, сопровождавшейся новой волной жестоких преследований Церкви) стал одним из стержней социально-критической платформы «стефановцев».

В остальном можно констатировать (и изученные документы НКГБ-МГБ-КГБ это лишь подтверждают), что подгорновское течение стало закономерным результатом системных государственных преследований свободы вероисповедания и канонического Православия и воплотило практически все основные специфические «родовые» черты «религиозного подполья»:

       – категорическое неприятие преследований за веру со стороны «краснодраконовской власти»;
       – осуждение и бойкот социально-политических мероприятий власти, максимальное дистанцирование от общественной жизни и соответствующее воспитание детей;
       – отказ от выполнения конституционно закрепленных обязанностей, включая службу в армии и выборы органов власти;
       – наивные ожидания «избавления» от оккупационного режима агрессоров, вплоть до отдельных случаев сотрудничества с врагом, ко всенародному отпору которого звала Церковь;
       – радикальное неприятие канонического Православия, самого ставшего жертвой массовых физических преследований и политических гонений со стороны коммунистического режима, что обрекало «стефановцев» на утрату возможности  участвовать в богослужении и приобщении христианских Таинств, тиражирование культа «старчества», впадение в прелесть;
       – болезненное и неадекватное восприятие окружающей действительности, что порождало, в частности, апокалиптические настроения и химерные ожидания прихода «царя», «поражения СССР в войне»;
       – распространение авантюризма, «духовного самозванчества», аморальных поступков, что, в свою очередь, облегчало агентурную, репрессивную и дискредитационную деятельность органам госбезопасности и официальному атеистическому аппарату.

Появление религиозной оппозиции и ее радикальной, «катакомбной» версии было вызвано известными историческими обстоятельствами и прежде всего – жестокими гонениями на Православие, террором против духовенства, искренним непониманием и возмущением части епископата, клира и верующих «примиренческой» линией высших иерархов по отношению к безбожной власти. Со временем произошла тотальная политизация  катакомбного движения, которое в гипертрофированной форме воплотило социальные протестные лозунги, превратив, по сути, подпольное существование в самоцель. Очевидно и то, что они не могли предугадать значение физического спасения хотя бы малой части священства и грядущего возрождения Церкви в суровые военные годы.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 202.
2. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 12. Д. 1. Л. 257; Ф. 2. Оп. 27. Д. 7. Л. 344.
3. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 21. Д. 15. Л. 152, 187.
4. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 200. 
5. ОГА СБУ.Ф. 2. Оп. 27. Д.6. Л. 227–229. 
6. ОГА СБУ.Ф. 2. Оп. 27. Д.6. Л. 218–219
7. ОГА СБУ.Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 233. 
8. ОГА СБУ.Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Д. 7. Л. 450. 
9. ОГА СБУ.Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 235. 
10. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 20. Д. 12. Л. 166.
11. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 279. Д. 8. Т. 2. Л. 166. 
12. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 279. Д. 8. Т. 1. Л. 97.
13. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 279. Д. 8. Л. 279–280. 
14. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 29.
15. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 96, 131–134.
16. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 213. 
17. ОГА СБУ. Ф. 2.  Оп. 279. Д. 8. Т. 1. Л. 12–13.

http://pravlife.org/content/nasledniki-starca-stefana-techenie-podgornov...