Мария Дегтярева: Русская женственность: архетип, «проект», традиция

Признáюсь, когда в редакции мне предложили написать текст для наших читательниц по случаю 8 марта, я испытала некоторую растерянность: праздник светский, совпадает со временем поста, и, наконец, и не логичнее ли было бы, если бы писали мужчины? Но потом подумала, что, может быть, имеет смысл и написать. Вокруг нас – мир, где традиция празднования 8 марта за много лет привилась, и для многих женщин этот день без всякого политического оттенка – солидарности с феминистами – важен просто как «свой день в календаре». Можно поразмыслить об особенностях русского женского типа – о том, что составляло его индивидуальность и обеспечило ему известность в мире, и о том, что происходит сегодня – о «проективных» задачах некоторых «ценителей  красоты»,  о сотворении политических мифов.

В поисках «архетипа»

Какой женский тип считать «традиционным», наиболее близкий для всех?

У специалистов в области социальной психологии и культуры свой взгляд на эти вещи. Один из известных методов исследования построен на анализе предпочтений в ходе опросов: что опознается как «свое», «исконное», «истинно-национальное»?

На начальном этапе получают, как правило, множество ответов; при этом вкусовые предпочтения опрашиваемых зависят от возраста, уровня образования, культурных и социальных факторов. Затем из всего этого объема информации выделяют наиболее типические, часто встречающиеся характеристики или образы. И так постепенно слагается «портрет национальной героини».

Здесь надо внести одну ремарку: объективно никакого единого, природного, генетического «идеала» «русской женщины», конечно же, не существует. Разговоры на эту тему бессмысленны, хотя бы потому, что современные исследователи-генетики говорят о двух основных русских типах: южно-центральном, родственном с другими народами, говорящими на славянских языках, и северно-русском, обнаруживающем сходство с финно-уграми.

«Боярышни» Константина Маковского – олицетворение южно-центрального типа

А у моделей двух других девических портретов того же художника  более выражены черты

северно-русского типа

К слову надо сказать, попытки установить связь между генетическим «кодом» и психофизиологией значительных результатов не приносят*. Особенности национальной психологии, культуры, мировоззрения и уровня развития не зависят от набора хромосом (даже самые близкие родственники могут иметь противоположные вкусы и взгляды на жизнь). Значит ли это, что генофонд не важен? – Важен, во-первых, как «запас» здоровья и жизненных сил народа, а, во-вторых, с точки зрения самосознания – исторической памяти, самоидентификации. Но, все же, попытки отыскать некий «базовый исконно-русский тип» обречены на неудачу в виду пестрого состава славянских племен, участвовавших в формировании этноса, с учетом более поздних влияний. Вот почему вопрос о том, какой женский тип в наибольшей степени воплощает национальные черты, относится скорее к области социальной психологии и культуры.

Любопытно, что по данным исследователей, предпочтения часто отдается женщинам достаточно зрелым. В качестве «олицетворения истинно русского женского типа» называют Людмилу Зыкину, Нону Мордюкову. По-видимому, это определяется сочетанием психофизических и душевных качеств. Здоровье, «полнокровность», темперамент соединяются с достоинством, сдержанностью, незлобием, жизненной силой, способной преодолевать трудности. – Развитый, хорошо знакомый всем, «материнский тип». И это, в общем-то, не ново. Тот же тип как воплощение «народности», – спокойный, выдержанный, величавый и теплый, – традиционно привлекал русских художников от Венецианова до Маковского, Репина, Сурикова и Кустодиева.

А.Г. Венецианов. «Бабочки»

Основа индивидуальности

Но, что образует «основу» русского женского характера? – Мне пришел на память один эпизод. Как-то однажды на культурологическом семинаре, где речь шла об эволюции европейского идеала личности, и женской личности в том числе, преподаватель и ведущий удивил нас сравнением: «В отличие от европейской, русская женщина всегда “идеологизирована”, она не может быть просто красива, ей непременно нужна “надстройка”».

Человек тот отнюдь не был «отрицателем всего национального», просто тосковал по легкому, «имперессионистскому» типу женственности, который и нашел однажды к своему счастью, и красоту которого передал в стихах. Сейчас я помню только отдельные строки:

«Бальзаковская женщина горит,

И красота ее не оплывает.

Держу пари, в ней говорит Париж,

Уж в этом, как-нибудь, я понимаю.

Париж, он, что – немного легких драм,

Цветная чепуха прикосновений,

Бульвар, где Вы так хороши, Мадам,

И где летит Ваш облик не осенний…»

История эта закончилась вполне благополучно: симпатичная «французско-итальянская» пара пришла в православный храм и всей душой прилепилась к Православию. Но тогда в аудитории повисла пауза, и одна из студенток вступилась за честь русского женского типа: «Идеология здесь не причем! Русских ценят во всем мире», и затем последовал перечень известных жен не менее знаменитых мужей, «русских муз» европейских художников и поэтов.

…Итак, характер. Если он в достаточной степени сформирован, то, независимо от возраста, общественного положения и личных вкусов, действительно, есть нечто общее для всех: это жизнь для других, до самоотречения и самопожертвования.

Те два традиционных типа русской женственности, которые выделял в свое время Ю.М. Лотман, – «женщины-героини, защитницы» и «женщины страдающей», это, по сути, один тип, и его происхождение связано с христианским идеалом, православной этикой.

Русская женщина в традиционном обществе стремилась быть тем, кем была создана – помощником. И в этом, а не в чем-то другом, видела наиболее удобный способ раскрытия своего предназначения и своих способностей.  В этом смысле, замужняя, или сохраняющая девичество, она всегда была «за мужем», не находя ничего принижающего для себя этом своем подчиненном, не первостепенном положении.

Возможно, одним из самых ярких олицетворений женского призвания в традиционном смысле стала Евдокия Московская, супруга Св. благоверного князя Димитрия Донского, отличавшаяся необыкновенной заботой о бедных. В границах отведенной ей сферы – жены, княгини, матери, – она жертвовала непрестанно. Еще юной во время голода выходила в народ для раздачи милостыни, пеклась об устроении жилья для погорельцев, основывала приюты для сирот и женские обители. Ее удаление в монастырь в конце жизни, после смерти мужа, стало продолжением того «послушания», которое она несла всю жизнь: в княжеской ли, в монашеской ли одежде – «раба Господня».

Постепенно черты этого типа женственности настолько привились, усвоились русскими, что стали проявляться во всех сословиях как нечто «общеприсущее». Известное подтверждение тому – история Наталии Борисовны Долгорукой. Дочь графа Шереметьева, сподвижника Петра, воспитанная в роскоши и едва успевшая вступить в брак, она последовала за опальным мужем в Сибирь, смиренно приняв все: острог в глухом Березове, суровый надзор, смерть детей во младенчестве, пережив казнь любимого супруга. За 26 дней счастья – 40 лет страданий. И то же завершение пути – в монашеском постриге с именем Нектария, в Киевском Флоровском монастыре

В петровскую эпоху меняется бытовая культура, уклад жизни, представление о месте женщины, моды, среда, ее домашний мир. В к. XVIII – I чет. XIX в., во многом усилиями Новикова и Карамзина, в обществе формируется новый тип – просвещенной женщины, читательницы, хозяйки салона. Но «архетипические» черты проявляются и сквозь влияние светской культуры. Образцом поведения для юной Марии Волконской, отправившейся в Сибирь за ссыльным (к тому же нелюбимым) мужем, была никто иная, как Наталия Долгорукова.

Затем «просвещенные женщины» выходят за пределы домашнего круга. В 60-е традиционный архетип, соединенный с идеями народнического служения, дает целую плеяду замечательных женщин. Это и сестры милосердия (прославившиеся от Севастополя** до отдаленных уголков России, где они оказывали помощь не только беднякам, но и ссыльным, тяжело больным, прокаженным), и земские учителя и врачи, не щадившие сил (один только пример – мать Священномученика Владимира Лозина-Лозинского, Варвара Карловна, ур. Шейдеман***, скончавшаяся в молодом возрасте в земской больнице, где она работала наравне с мужем), и настоятельницы обителей и монастырей с традициями социального служения (игумении Екатерина (Ефимовская), Руфина (Кокорева)****).

И даже далекий, казалось бы, от церковного круга артистический тип женщин несет в себе отблеск тот же общероссийского идеала. – Известная балерина Анна Павлова, хрупкое, эфемерное существо, и что же? – На сбитых пальцах, с травмами, она танцует, не выбирая площадок и не «выговаривая» условий, обращает против себя упреки в «неумеренном славолюбии», и все это для того, чтобы вызволить из долговой кабалы своего мужа и верного импресарио Виктора Дандре, предпринимателя, потерпевшего неудачу в  России!

Красота в соединении с «этическим наследием» открывает перед русскими двери европейских салонов. Одухотворенность «русских муз», пронизанная христианским «излучением» – добротой, преданностью, терпением, надеждой и нередко искренней глубокой верой – вызывает восхищение.

И на родине традиционный женский тип достойно выдержал все, все испытания XX века: голод, потерю близких, похоронки, необходимость трудиться за троих и своими силами поднимать детей.

«Деидеологизировать» ли русских?

Замечательно, когда стремление мужчин несколько «освободить» русскую женщину от довлеющей ответственности, выливается в поэтические, художественные, формы. И особенно хорошо, когда этому сопутствует участие в разделении обязанностей.

Однако мотивы «эмансипаторов» не всегда добросовестны. Как-то поиски «свободного от влияния традиционного архетипа» образца русской женственности «забросили» меня на один сайт. В первую секунду обрадовалась: «генетическое богатство» полыхнуло волной золотых локонов и беспримерной синевой глаз. Но тут же испытала разочарование от того, что поняла, у кого оказалась «в гостях»*****.

Пафос создателей «карты идеальных женских типов» заключается в том, чтобы показать наглядно, какой должна быть «настоящая девушка», что дает нам шансы на самосохранение.  Неизвестно только, запаслись ли авторы сайта согласием моделей на использование их фотопортретов?

Содержание сайта заинтересовало меня с профессиональной точки зрения. Пожалуй, впервые я имела возможность ознакомиться с тем, как конструируется образ «гордой арийки славянского типа».

По-сути, нам пытаются «вменить» в качестве «природного», «архетипического» образы, восходящие к идеалу красоты III Рейха (правда, тот был более «ширококостным» и «широкобедрым»).

Дело тут не во внешних качествах девушек – почти все они красивы. Просто в соответствии с содержанием и  стилистикой сайта изображения вызывают определенные ассоциации. Хорошо прослеживаются следующие типы: русалка-«Ундина», «Блау Энджел», «нордический Вамп» и «Тула Покрифке»******.

Главная «методологическая ошибка» бросается в глаза сразу. Девушки-то в этой «карте идеальных типов», все-таки, наши, русские. Стилизация под «нордический тип» выглядит искусственной, не спасает и мимическое подражание «немкам» – втянутые щеки, некоторое «остекленение», отсутствующий, «магнетический» или угрюмый взгляд.

Девушки наши, и несказанно обидно за «креативщиков». – Дело в том, что идеология III Рейха не предполагала отношения к славянам как к равноправным. В случае победы Германии нас ожидало бы положение подневольных людей нерабского (а на практике и рабского) статуса, бесплатной рабочей силы, не требующей для поддержания почти никаких затрат. То, что шестьдесят лет назад принесло горе миллионам русских семей, сегодня нам пытаются «усвоить» как нечто «близкое» и «сродное», более того, «наше», «исконное» и «родное».

В XIX в. известный историк, писатель и публицист Н.М. Карамзин поставил перед собой благородную цель: воспитания просвещенной русской женщины, ведь именно женщины воспитывают мужчин, а, стало быть, надо обучить женщин через литературу, искусство, «доразвить» их чувства, понимание. Таким образом, и общество может стать добрее и лучше.  Нынешние «воспитатели» так же выбрали «объектом влияния» женщин, самых молодых, самых восприимчивых…

Пока знакомилась с «творчеством» новых язычников, подумала о том, что попытки «деидеологизировать» женщин в России, вообще, весьма чреваты. Были ли счастливы они, эти «свободные от бремени традиционной культуры» русские «прециозницы», «эмансипантки», «прогрессистки» – сподвижницы революционеров и ниспровергателей?  – Судьбы вспоминаются довольно драматичные. И как не хотелось бы, чтобы этот прообраз «свободной от предрассудков женщины нового поколения» трансформировался в новый культурный «соблазн» – некий этнический вариант «девушки-гитлерюгенда», не связанной ничем, способной ко всему, «идеалистически-наивной» и в конечном итоге глубоко несчастной.

* Е.В. Балановская, О.П. Балановский. Русский генофонд на Русской равнине. М.: Луч., 2007

** Великая княгиня Елена Павловна, Е.М. Бакунина, Е.П. Карцева и др. сестры Крестовоздвиженской общины сестер и многие другие, именитые и неизвестные.

*** Дочь героя Крымской войны Шейдемана, командовавшего артиллерией при штурме Евпатории. Одна из первых среди женщин в России, она получила медицинское образование.

**** Одна только м. Руфина воспитала в Шанхае, в эмиграции, в детском приюте 600 детей-сирот.

***** http://aryansturm.oesterweg.org/Nord.htm

****** Тула Покрифке – героиня романа Гюнтера Грасса «Собачьи годы», девушка, представляющая поколение приверженцев Фюрера, не обремененная моральными нормами, циничная, жестокая, властная, с искалеченной судьбой.

http://www.pravmir.ru/russkaya-zhenstvennost-arxetip-proekt-tradiciya/