КРАСНЫЕ ЖЕРНОВА. ГОНЕНИЯ НА ЦЕРКОВЬ В УССР В ГОДЫ «БОЛЬШОГО ТЕРРОРА». Ч. 8

Механизм репрессий против Церкви в Украине в 1937–1938 гг. Продолжение. Начало здесь.

Рассказывая о незаконных репрессиях, охвативших и духовенство как один из приоритетных «контингентов» изменения социально-духовной структуры общества, мы указывали на особую и черную роль чрезвычайных органов внесудебного преследования. Порождены они, конечно, были не в советских условиях. Еще Великая французская буржуазная революция, считающаяся своебразной матрицей новой, постфеодальной и буржуазно-демократической Европы, и период Наполеоновских войн (1789–1815 гг.) унесли жизни каждого шестого француза, о чем в «цивилизованных» странах стараются не вспоминать.         

Европейская Революция породила и «красный террор», и чрезвычайное «правосудие» с гильотинами, квазиюридическое понятие «враг народа», истребление непокорных регионов, и просто инспирированную «народными трибунами» и «активистами»  Сентябрьскую резню «контрреволюционеров»-французов в 1792 году, включая епископа Арльского, духовника короля, сотни «неприсягнувших» священников, и даже душевнобольных. Кровью заливали Францию революции и террор реставраторов в 1830, 1848 годах, во дни Парижской коммуны 1871. Потом, правда, переключились на колониальные войны и террор против «туземцев» Африки и Индокитая.           

Органы  «чрезвычайного правосудия»           

Даже основатель учения о правах человека, английский мыслитель Джон Локк (1632–1704) все свои сбережения спокойно вложил и «стриг купоны» Британской Королевской компании – монополиста торговли «живым товаром» – черными рабами. «Запад создан из материала колоний», честно признавал творец структурной антропологии Клод Леви-Стросс.          

Отечественные революционеры опыт Французской революции боготворили, и уже первая государственная кампания монументального творчества 1918 года увековечивала память вождей кровавых якобинцев – впрочем, так же плохо закончивших, как и «ленинская гвардия» в 1936–1938 гг           

Первую внесудебную «тройку» под председательством главы ВЧК Феликса Дзержинского создали для рассмотрения дел о бандитизме. Пригоры выносили (в тех случаях, когда этим себя утруждали) коллегии местных ЧК, так же принявшиеся за «попов». Если почитать «материалы следствия» Киевской губернской ЧК, то они состояли из 2-3 страниц малограмотного «протокола» и приговора – «расстрелять в течение 24 часов».       

В различном виде «тройки» просуществовали до 1923 года, были отменены. Однако в связи с необходимостью подавления сопротивления радикальным и форсированным социалистическим преобразованиям («великий перелом»), упреждения недовольства потенциальных «социально чуждых элементов» в 1929–1931 гг. циркуляры ОГПУ СССР воссоздали «тройки» при центральному аппарате ОГПУ для рассмотрения завершенных следственных дел Судебной коллегии или Особого совещания при ОГПУ СССР. Судебная «тройка» в 1930–1934 гг. действовала и при Коллегии ГПУ УССР – правда, ее полномочия ограничивались административной высылкой или исправительно-трудовыми лагерями (ИТЛ). В ноябре 1930 г. в структуре НКВД СССР создали Главное управление лагерей (ГУЛАГ, с 1931 по 1934 год его «население» возросло с 212 тыс. до 510 тыс. человек).

В связи с достаточно массовым сопротивлением коллективизации и для рассмотрения дел «контрреволюционного кулацкого актива» (репрессии периода коллективизации вызвали резко усиление наступления на Православие и уголовного преследования клириков), согласно постановления Президиума ЦИК СССР от 3 февраля 1930 г. и приказа ОГПУ в полномочных представительствах (территориальных органах) ОГПУ СССР создавались «тройки» из оперработников, партийных функционеров и прокуроров (в УССР их работу регламентировал приказ ГПУ УССР от 7 февраля 1939 г.).

В соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г., решением Политбюро ЦК ВКП (б) от  11 августа 1933 и директивы ОГПУ СССР от  22 мая 1933 г. «тройки» получали право выносить смертные приговоры по делам о расхищении государственной собственности, повстанчестве и вооруженном бандитизме, а также о каннибализме (дела подобного рода в Госархиве МВД Украины не выдаются в открытый доступ).

По приказу НКВД СССР от 27 мая 1935 г. «тройки» с правами Особого совещания при НКВД СССР создали при НКВД союзных и автономных, областных УНКВД в составе начальника (или его заместителя) НКВД-УНКВД, начальника Управления милиции и отдела НКВД, возбудившего дело, в заседаниях принимал участие прокурор.

По приказу НКВД СССР от 30 июля 1937 г. (т.е. накануне развертывания подробно описанной «кулацкой операции») «тройки» создавались при наркомах внутренних дел республик, начальников огранов НКВД краев и областей, с участием первых секретарей соответствующих территориальных комитетов (ЦК, обкомов и т.д.). По мере развертывания «Большого терорра» продолжалось присобление под его нужды «правового поля». Так, постановлением ЦИК СССР от 14 сентября 1937 г. «О внесении изменений в действующие УПК союзных республик»  вводился новый порядок ведения уголовниых дел, ограничивались права подсудимых, запрещалось обжалованием приговором по определенным категориям дел. 2 октября 1937 г. ввели срок в 25 лет лагерей для осужденных за шпионаж, диверсии, вредительство, что оставляло мало шансов выйти на свободу.

Тем более, что 80% природных ресурсов СССР лежало за Полярным кругом или в других труднодоступных природных зонах, ГУЛАГ превратился в ведуую организацию по добыче экспортноориентированных золота, олова, древесины В 1938–1947 гг. в системе лагерей по разным причинам умерло 938 тыс. заключенных. Валовой объем промышленной продукции ГУЛАГа рос довольно быстро: в 1938 г. произведено продукции на 1,5 млрд руб., в 1939 г. на 2,5 млрд руб., в 1940 г. 3,7 млрд руб., план 1941 г. составил 4,7 млрд руб. На лагеря НКВД накануне войны приходилось 40% – 45% добычи редкоземельных металлов, более половины добытого золота и четверть лесозаготовок[1].
Окончательно органы внеправовой расправы в виде Особого совещания при МВД СССР ликвидировали Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 г.[2].

В рамках резкого свертывания репрессий с ноября 1938 г. и для устранения нарушений процессуального законодательства в ведении следственной работы и судопроизводства, в соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, ведении следствия и прокурорском надзоре» запрещалось рассмотрение дел внесудебными органами – «тройками». В упомянутом документе признавались «крупнейшие недостатки и извращения», возникшие в силу «упрощенной процедуры следствия и суда». «Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы, – отмечалось в этом документе, – и так вошли во вкус упрощенного порядка следствия, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» на массовые аресты…». Однако внесудебные органы успели натворить бед.

Сверхскоростное осуждение

Наиболее часто священослужителей осуждали по 14-ти пунктам ст. 54 Уголовного кодекса Украинской ССР от 1927 г. (Особая часть) из раздела «Контрреволюционные преступления». К 1 апреля 1940 г.  в ИТЛ из общего числа заключенных (примерно 1,27 млн. человек) за контрреволюционные преступления были осуждены 444 тыс., около 33%.

В  работе «троек» не предусматривалось слушание сторон, защита подсудимых, их не допрашивали по сути дела, приговоры не обжаловались. Нередко осуждали «альбомами», в которые сшивались списки обвиняемых без их приглашения и заслушивания, осуждение списков на сотни лиц занимало буквально минуты, что подтверждают изученные ныне протоколы. Приговоры часто исполнялись немедленно, не исключалось издевательство над обреченными.

Начальник Житомирского УНКВД Л.Якушев (был осужден, но в 1941 г. судимость сняли), например, творил документально оформленные, жуткие даже на фоне других коллег вещи. Он не только лично пытал и участвовал в сожжении 11 заключенных, но и разрешил силами заключенных копать братские могилы, партии по 200-250 жертв расстреливали по очереди на глазах у других арестантов. У сидельцев отбирали деньги, ценные вещи, сотрудники вырывали золотые коронки у расстрелянных. Комендант УНКВД в декабре 1937 г. заставлял «осужденного старого инвалида иметь половые отношения с расстрелянной женщиной, что лежала среди трупов расстрелянных, обещая за это освободить его... В момент испольнения стариком требования… его застрелили на трупе этой женщины»[3].

В фонде оперативно-статистической отчетности органов НВД-КГБ в Госархиве СБ Украины хранится уникальное дело, сформированное в 1964 г. (незадолго до свержения Н.Хрущева, активного инициатора репрессий на посту первого секретаря ЦК КП(б)У и московской партийной организации)  по указанию председателя КГБ Украины генерал-лейтенанта Виталия Никитченко в рамках частичной реабилитации жертв репрессий и общей атмосферы «оттепели». В дело с пометкой «Выдавать только с разрешения Председателя КГБ при СМ УССР» вошли обобщенные статистические материалы о развертывании и последствиях «Большого террора» в УССР[4].

Интересно, как свидетельствуют мемуары и рассказы автору ветеранов органов госбезопасности, в то время только что зачисленных на службу офицеров КГБ (особенно юристов по образованию и следователей).
Как свидетельствуют упомянутые документы, непосредственно в Украинской ССР в 1937–1938 гг . «тройками» и «особыми совещаниями» (на них слушались, как правило, руководящие кадры и силовики) НКВД было рассмотрено 111526 дел, решениями НКВД и Прокурора СССР – 60229, и только 5130 дел –  обычными судебными органами. Через «особые тройки»  НКВД-УНКВД УССР прошло 75670 осужденных (из них к ВМН – 29268 человек), осуждено решениями главы НКВД СССР и Прокурора СССР – 38266 (32191), Особым совещанием НКВД СССР – 5891 (1826).

Непосредственно в ходе фатальной для священнослужителей «кулацкой операции» в республике репрессировали111 675 граждан, из них – 12 780 уголовников. По национальному составу пострадавшие распределялись так: украинцев – 53%; поляков – 19%; немцев – 10, 2%; русских – 7,7 %; евреев – 2,6%; греков – 2,3% (другие этнические группы – менее 1%)[5].

Социально-профессиональная структура жертв произвола выглядела так: с 1 октября 1936 г. и до 1 июля 1938 г. в Украине подвергли арестам  253 051 гражданина. Среди них: «бывших кулаков» – 93 395; бывших помещиков, дворян, аристократов, предпринимателей («бывших людей») – 109 380; священнослужителей – 6556. Отметим, что это не полные данные, т.к. интенсивные репрессии продолжались до середины ноября 1938 г., хотя приведенные данные охватывают почти год до развертывания «кулацкой операции» как апофеоза «Большого террора».

Разумеется, в число репрессированных священнослужителей отнесены представители всех конфессий, сложно вычленить именно православный канонический клир и церковный актив (как уже говорилось, жертвами становились и автокефалы, обновленцы, прочие раскольники, а также представители антисергиевской нонкоформистской оппозиции, по современным понятиям не являвшиеся раскольниками). Например, как уже отмечалось, подвергли суровым преследованиям протестантов Украины.

Их деноминации враждебно воспринимались властью и служили приоритетным объектом репрессий в силу ряда причин – особого экономико-трудового уклада и подробно описанной Максом Вебером «этики и духа протестантизма», культивирования частной собственности и поощрения индиввидуальной, негосударственной занятости (что резко противоречило постулатам социалистического строительства – политике построения «бесклассового общества», индустриализации, государственному контролю над экономикой и максимальному ограничению прав собственности), внутренняя сплоченность и корпоративизм общин, их нежелание вписываться в «культурную революцию», а также связь с единоверцами в ведущих капиталистических государствах-противниках, преимущественно протестанскими США и Великобританией.        

В этот же период в Украине осудили 197 617 человек, из них – 122 237 граждан к ВМН. Доктор исторических наук В.Никольский, автор капитальной монографии о статистическом измерении репрессий приводит цифру осужденных в 1937–1938 гг. в 198 918 человек, расстрелянных из них – (62%)[6].

«Я все подпишу…»

После ноября 1938 г., когда новый нарком Л.Берия предпринял меры по «восстановлению социалистической законности», к уголовной ответственности привлекли немало немало чекистов, прежде всего – руководителей. Протоколы их допросов живописуют страшную картину мученического пути в «альбом» «тройки».

Руководящий работник Винницкого УНКВД В.Майструк (в этой области в 1935–1939 гг.  осудили 23 284, из них к ВМН 11 892  человек) 20 июля 1940 г. показал на допросе: «Операции проходили таким образом: из НКВД СССР или НКВД УССР, точно не знаю, но во всяком случае сверху для УНКВД спускался план, назывался «лимитом», кажется, на месяц. В этом «лимите» давалась цифра на I категорию (на расстрел) и на II кат, в основном подлежащих осуждению на Тройке УНКВД сроком до 10-ти лет… Руководством ориентировались на эту цифру начальники оперативно-следственных групп в районах (этих групп было создано по области 6 или 7), а также оперативный состав УНКВД, и затем нажимали на выполнение этого плана. Оперативно-следственные группы между собой, как бы если можно так выразиться, «соревновались», кто больше даст людей на Тройку по I кат., а также по второй, причем не одиночек, а «Организованной к-р».… По делам представляемым на Тройку УНКВД следствие велось крайне упрощенно, так же оформлялись дела и на «Альбом». Короткое признание арестованного, в лучшем случае 2-3 свидетеля и дело считалось законченным. Как правило, эти показания арестованных, нередко полученные при помощи физических методов воздействия, не перепроверялись с точки зрения их правильности, что и приводило в ряде случаев к необоснованным арестам … Вообще, как правило, показаний арестованных в то время никто не проверял, не документировал, что открывало широкую возможность безосновательных арестов по непроверенным клеветническим показаниям».

Другие потерпевшие поведали о «технике» работы самого Владимира Майструка (1903–1976): «Ко мне подошел Майструк и заявил, что если я буду отказываться давать показания, они меня будут бить и доведут до того, что все равно буду все подписывать. Тут же Майструк дал мне лист бумаги и начал мне диктовать заявление на имя нач-ка управления НКВД о том, что якобы сознаюсь, что являюсь участником организации «Бунд» и т.д. Я категорически отказался это сделать заявляя, что это клевета... Тогда Майструк стал меня избивать толстой веревкой… Тем временем в кабинет к Лаврентьеву в момент моего допроса заходили неоднократно и другие следователи, которые меня тоже избивали: Майструк несколько раз ручкой нагана по голове, по груди по рукам, Редер – ножкой от стула, кулаками, Решетилов – палкой и кулаками. 2-3 раза они меня избили до того, что я терял сознание, они меня обливали водой и после допроса приходил в камеру мокрый… Таким образом, меня систематически избивали на протяжении 9-10 дней подряд, что я не вытерпел и заявил Лаврентьеву, который считался моим следователем: «Пишите, что угодно, я все подпишу»[7].

Последний адрес

Страшная технология исполнения беззаконных приговоров подробно описана на примере Бутовского полигона НКВД, названного Патриархом Московским и всея Руси Алексием ІІ «Русской Голгофой». Там в 13 рвах, вырытых мощным экскаватором «Комсомолец», упокоилось не менее 20 тыс. расстрелянных. К 2009 г. среди казненных в Бутово было прославлено в лике святых 335 священнослужителей и мирян РПЦ. Трудно сказать, сколько всего там расстреляно представителей православного клира. Известно, например, что 17 февраля 1938 г. уничтожили 75 священников и монахов, 14 марта – 40.

Среди убиенных в Бутово священнослужителей самым старшим по сану архипастырем стал священномученик, управляющий Ленинградской епархией митрополит Серафим (Чичагов, расстрелян 11 декабря 1937 г.) – ведущий организатор прославления в 1903 г. преподобного чудотворца Серафима Саровского[8].

Казни проводила расстрельная команда, или «спецгруппа», как ее назвали в документах. В конце 1920-х – начале 1930-х это были сотрудники специального отделения при Коллегии ОГПУ, которое занималось охраной советских вождей и персонально Сталина. В штате центрального аппарата ОГПУ они значились как «комиссары для особых поручений»: А.П. Рогов, И.Ф. Юсис, Ф.И. Сотников, Р.М. Габалин, А.К. Чернов, П.П. Пакалн, Я.Ф. Родованский. Другая часть исполнителей служила в комендатуре ОГПУ.

К 1937 г. московский спецотряд палачей состоял из 12 «сотрудников для особых поручений» под командованием майора госбезопасности И. Ильина. Судя по фотографиям, заплечных дел мастера были отмечены «комплектом» из орденов «Знак Почета», Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, медалями, а Иван Шигалев (комендант Админхозуправления НКВД СССР с июля 1938 г.) получил и орден Ленина.

Среди исполнителей – известный еще с Гражданской войны «латыш со зверским лицом, особенно оживленный в дни, предшествующие ночным расстрелам» П. Магго (спился и умер перед войной). Позднее в «спецгруппу» вошли братья Шигалевы, П.А. Яковлев (начальник правительственного гаража, затем начальник автоотдела ОГПУ), И.И. Антонов, А.Д. Дмитриев, А.М. Емельянов (списан по шизофрении – сидел дома ночи напролет с заряженным револьвером, ожидая прихода каких-то незваных гостей), Э.А. Мач (палач с 26-летним стажем, был уволен «по причине нервно-психического расстройства»), И.И. Фельдман, Д.Э. Семенихин.

Часть палачей расстреляли свои же коллеги – Григория Голова, Петра Пакална, Фердинанда Сотникова. Из уцелевших почти никто не дожил до старости, часть исполнителей покончила с собой. К расправам над высокими начальниками присоединялись, по собственному желанию, и крупные руководители, пожелавшие «пострелять».

Часто появлялся, хотя положение и не требовало того, «главный палач Лубянки», комендант НКВД СССР, генерал-майор (с 1945 г.), кавалер восьми орденов Василий Блохин (1895–1955, умер от инфаркта). «Блохин натянул свою специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей. «Ну, пойдем…» – вспоминал о «деловой» встрече с палачом в Катыни бывший начальник УНКВД по Калининской области Дмитрий Токарев.

Нередко осужденных начальников-чекистов и партийных бонз предварительно жестоко избивали перед казнью: «Не менее запоминающаяся сцена разыгралась, когда в марте 1938-го приводили в исполнение приговор по делу Бухарина, Рыкова, Ягоды и других осужденных на показательном “Процессе правотроцкистского блока”. Ягоду расстреливали последним, а до этого его и Бухарина посадили на стулья и заставили смотреть, как приводится в исполнение приговор в отношении других осужденных. Ежов (нарком внутренних дел СССР, расстрелян 4 февраля 1940 г. – Авт.) присутствовал и, вероятнее всего, был автором подобной изощренной затеи. Перед расстрелом Ежов велел начальнику кремлевской охраны Дагину избить бывшего наркома внутренних дел Ягоду: “А ну-ка дай ему за всех нас”. В то же время расстрел собутыльника Буланова расстроил Ежова, и он даже приказал сначала дать ему коньяку». В дни расстрелов всем исполнителям и охране выставляли ведро водки, из которого черпали, кто сколько хотел, а также емкость с одеколоном – им ополаскивались после «работы», забивая стойкий запах крови и пороховой гари. «От нас даже собаки шарахались», – признавались «сотрудники для особых поручений»[9].

К 2010 г. в Украине путем изучения архивных материалов, опросов сотрудниками СБУ еще живых свидетелей (как правило, водителей, вспомогательного персонала УНКВД, беседы с которыми давались крайне тяжело, в том числе из-за страха и тяжести воспоминаний, хотя сами эти старики не исполняли казни) удалось установить локацию многих мест захоронения жертв массового беззакония (в основном, там хоронили жертвы, приговоры же исполнялись в различных помещениях типа гаражей, оббитых кошмой специальных камер, подвалов с стоком для крови и т.п.).

Выработался даже своеобразный почерк палачей НКВД (траектория выстрела отличалась от нацистов), как считают специалисты. Проблему обильного кровоизлияния (до литра) от выстрела в голову решали тем, что выстрел производили не в затылок, а в первые шейные позвонки. Пуля проходила через позвонок и выходила из глазного отверстия, что значительно уменьшало кровопоток. На сегодня установлены такие из последних адресов невинно убиенных:

– в Киеве: Лукьяновское кладбище (влючая захоронения под дорожками, где специально по ночам хоронили тела); с 1937 по 1941 гг. – участок Дарницкого лесничества (Быковня), где ориентировочно упокоилось до 20 тыс. жертв, а также расстреляные гитлеровцами военнопленные, мирные жители и даже итальянские солдаты, отказавшиемя служить рейху после свержения Муссолини в 1943 г.. В самой столице УССР местами казней времен репрессий были специальные помещения тогдашнего центрального аппарата ГПУ-НКВД УССР, Октябрьский дворец), подвалы регионального органа НКВД по ул. Липской, 16;

– под Харьковом: в селении Пятихатки (с 1938 г, ориентировочно до 5000 тел);

– в Виннице: нынешний парк культуры и отдыха, бывшее городское кладбище и сад на ул. Подлесной  (по утверждениям немцев, в 1943 г. выявлено до 9,5 тыс. тел);

– в Днепропетровске (Днепре): 9-й километр Запорожского шоссе;

– в Житомире: сад около бывшего Управления НКВД, где никогда не рвут яблоки;

– в Одессе: бывшее Второе христианское кладбище;

– в Полтавской области: песочный карьер на 8-м километре на восток от Полтавы;

– в Сумах: центральное городское кладбище;

– в Хмельницьком: на месте нынешнего Центрального универмага;

– в Черкассах: старое еврейское кладбище по ул. Шевченко;

– в Черниговской области: район с. Халявин.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Советуем прочитать основанные целиком на архивных материалах работы: Земсков В. Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6; Дугин А. Н. Неизвестный ГУЛАГ: Документы и факты. М.: Наука, 1999.
2. См. подробнее:  О внесудебных органах. Разьяснение Прокуратуры и КГБ СССР // «Известия КПСС».1989. № 10; Реаібілтація репресованих. Законодавство та судова практика. Офіційне видання. К.: Юрінком, 1997; Шумило М. Є. Реабілітація у кримінальному процесі. Харків, 1997; Кудрявцев В., Трусов А. Политическая юстиция в СССР. М., 2000; Правова ідеологія і право України на етапі становлення тоталітарного режиму (1929–1941). К., 2001; Лубянка: ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1960. М., 1997; Вєдєнєєв Д. В. Органи позасудового переслідування як інструмент незаконних політичних репресій в Україні // Державна безпека України. 2007. № 9-10; Вєдєнєєв Д.В.  Незаконні політичні репресії // Національна та історична пам’ять: словник ключових термінів. К.: Пріоритети, 2013. С. 346–349; Місінкевич Л.Л. Реабілітація жертв політичних репресій в Україні (друга половина ХХ – ХХІ століття). К.; Хмельницький, 2009.
3. ОГА СБУ, ф 16, оп. 321, д. 59, л. 2–3.
4. ОГА СБУ. Ф.42. Д.312.
5. Нікольський В. Статистика політичних репресій 1937 р. в Українській РСР // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ.2000. № 2-4. С. 105.
6. Нікольський  В.М.  Репресивна  діяльність  органів  державної  безпеки СРСР в Україні (кінець 1920­х – 1950­ті рр.): Історико­-статистичне дослідження. Донецьк, 2003. 624 с.
7. См.: Лошицкий О. «Лабораторія». Нові документи і свідчення про масові репресії 1937-38 років на Вінничині» // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 1998. № 1-2. С.183–227.
8. Бутовский полигон. М., 2009. С. 34; Бутовский полигон. 1937–1938 гг. Книга Памяти жертв политических репрессий. Вып. 8. М.: Альзо, 2007. С. 102–103.
9. Петров Н. Человек в кожаном фартухе // Новая газета. 2010. 21 окт.; Сопельняк Б. Палачи // Совершенно секретно. 1996. № 10. С. 14–15.

https://pravlife.org/ru/content/krasnye-zhernova-goneniya-na-cerkov-v-us...