КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ПРОБЛЕМА НЕДОГОВОРОСПОСОБНОСТИ. Сергей Худиев

Человек для канона или канон для человека? Почему нарушается братское единство поместных церквей? 

Недавнее интервью представителя Константинопольского патриархата архиепископа Тельмисского Иова (Гечи), лежит в целом в русле общей политики Фанара, но все равно производит крайне тяжелое впечатление. По словам владыки Иова, Украинской Православной Церкви более канонически не существует, все православные архиереи Украины считаются служителями Вселенского престола и должны ждать директивы Константинополя относительно своих дальнейших действий, а Фанар вправе отзывать автокефалии у других патриархатов.

Отношение к епископам Церкви как к имуществу, которое может быть просто отчуждено к другому хозяину, а не как к людям, у которых могут быть их собственные религиозные убеждения, их собственные обязательства перед друг другом, их собственные представления о честности и верности, конечно, шокирует.

Церковь — это не механический набор деталей, это живое, органическое сообщество, в котором огромную роль играют теплые, семейные человеческие отношения.

Вот украинские епископы и их паства почитают как отца митрополита Онуфрия, и вдруг со стороны является некий иерарх и говорит: теперь прежний митрополит для вас пустое место, теперь у вас другой отец, это его вы должны любить и почитать. Это не просто канонически невероятно — это по-человечески немыслимо.

Даже на чисто мирском уровне, если у вас есть старый друг, и вдруг кто-то вам сообщит, что с утра такого-то числа он вам больше не друг, относительно же вашего нового лучшего друга вам будут даны дополнительные директивы — это будет по меньшей мере оскорбительно.

Но проблема не только в оскорблении. Проблема в таком качестве как договороспособность, верность, способность придерживаться взятых на себя обязательств — вернее, в отсутствии этого качества. Еще совсем недавно Константинопольский патриархат признавал митрополита Онуфрия единственным каноническим главой Украинской Церкви — но теперь, после известного обращения светских политиков, он его таковым не считает.

Это, конечно, сразу делает ссылки на каноны весьма проблематичными — когда Константинополь действовал против канонов, тогда или сейчас? — но, что лично мне представляется более важным, это делает проблематичными личные, человеческие и христианские качества константинопольских иерархов.

Кроме юридических норм есть еще человеческие отношения. Можно нарушить закон, а можно предать друга. Когда митрополит Онуфрий сначала признается как собрат и сослужитель, а потом — по просьбе Рады, подкрепленной просьбами других уважаемых мировых политиков — уже не признается, причем в условиях, когда на митрополита Онуфрия и его паству оказывается враждебное давление со стороны государства, это поступок, сильно напоминающий второе.

Когда люди при этом уверяют, что действуют строго по канонам, они упускают из вида свою главную проблему. Даже если бы их действия формально соответствовали канонам (я не считаю, что это так, но допустим на минуту), они оставались бы вопиюще неэтичными и характеризовали бы их как людей, которых невозможно воспринимать в качестве пастырей.

А объявление всех епископов УПЦ (МП) епископами Константинопольского патриархата указывает на то, что, увы, архиепископ Тельмисский Иов тут этической проблемы вообще не видит, ожидая от епископов, которые еще на днях признавали своим главой митрополита Онуфрия, что они отрекутся от него с такой же легкостью, с какой это сделал патриарх Варфоломей.

И это не просто вопрос личных нравственных качеств — это вопрос способности руководить людьми и пасти Церковь. Для того, чтобы быть руководителем, даже в какой-нибудь мирской структуре, необходима способность держать свое слово. Человек, который склонен кидать как контрагентов, так и сотрудников, годится только для того, чтобы разваливать организацию — а не чтобы созидать ее.

В Церкви, когда человек претендует на то, чтобы не просто руководить, но являть образ любви, заботы и верности Бога, от Которого он, предположительно, черпает свои полномочия, такое поведение еще более катастрофично.

Властные притязания Константинополя было бы более чем спорными даже если бы их выдвигали люди, в своих поступках выказывающие мудрость и добродетель. Поведение же Константинополя выводит его притязания за пределы всякого правдоподобия.

Признание возможности “отзыва” автокефалии делает саму автокефалию бессмысленной — церковная независимость, которая может быть отозвана в любой момент, как только Фанар сочтет нужным отозваться на просьбу очередной группы мирских политиков, это что угодно, но не независимость. Причем в таком сомнительном положении оказывается не только предполагаемая в будущем украинская автокефалия, но и старые патриархаты, которые могут быть в любой момент, когда об этом попросят уважаемые люди, ликвидированы.

“Примиряться” с Константинополем на таких условиях было бы просто невозможно и бессмысленно. Заключение мира предполагает, что стороны намерены и способны выполнять условия мирного договора, и полагают их для себя обязывающими. Примириться с людьми, у которых семь пятниц на неделе, для которых сегодня вы каноничны, а завтра — нет, а что будет послезавтра, никто не знает, увы, невозможно.

В этих условиях сами споры о канонах уходят на второй план, но и канонах стоит немного сказать.

В обоснование притязаний Константинополя приводят канон, гласящий: “Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что город оный есть новый Рим”. Но здесь Константинопольскому епископу усваивается второе место — после Рима. То есть Константинополь пытается обосновывать свое первенство ссылкой на канон, в котором провозглашается первенство Рима. Именно Рима, не Константинополя.

Но, говорят, Рим отпал, теперь его первенство перешло к Константинополю. Но почему — если эта линия аргументации верна — я должен был бы считать отпавшим именно Рим, а не Константинополь? 
Если принимать все эти построения про “первоиерарха” и “первого без равных”, то они указывают не на Константинополь — а именно на Рим. Если признавать, что Бог усмотрел для Своей Церкви первоиераха, то притязания Рима тут выглядят несравненно лучше обоснованными — и зачем нам тогда Второй Рим, когда есть Первый? Если первоиерарха вообще признавать, то вот он — весь в белом. А Константинопольский патриарх — и этот вывод неизбежно следует из аргументации константинопольских богословов — схизматик, который самозванно похищает полномочия, принадлежащие Римской кафедре. Аргументация Константинополя — если принимать ее всерьез — ведет в Рим и осуждает сам Константинополь.

То, что такая древняя и почтенная кафедра, как Константинопольская, катится под откос таким ужасным образом, не может не вызывать глубокой печали. Но мы точно не поможем горю, если решим катиться вместе с ней. Напротив, надежда есть у нас всех — и у самого Константинополя в том числе — только если мы не станем колебаться и признаем грех и беззаконие, в которое впал Константинополь, именно грехом и беззаконием.

Предание.Ru