Христианство и экономика: дело не в «-измах». Беседа с игуменом Филиппом (Симоновым)

Большая часть наших сограждан в той или иной степени самоидентифицирует себя сегодня как «православные». Это факт, подтвержденный многочисленными опросами социологических служб. Православная Церковь для этих воцерковленных и невоцерковленных соотечественников осталась чуть ли не единственным общественным институтом, которому они доверяют. И так уж устроено сознание наших людей, что ждут они от Церкви не только (а многие, увы, и – не столько) спасения собственной души, но и социальной защиты, осуществления надежд на лучшее, более справедливое общественное устройство. На пересечении этих ожиданий родилось и загуляло по пространствам интернета и в печатных СМИ такое квази-понятие, как «православная экономика».

О мифах, надеждах и реальных фактах в этой сфере – беседа с заместителем председателя Миссионерского отдела Московского Патриархата, заведующим кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, доктором экономических наук, директором департамента Счетной палаты РФ игуменом Филиппом (Симоновым).

– Отец Филипп, может ли быть экономика или способ хозяйствования «православным»?

– Вообще-то хозяйственная деятельность и религия лежат в разных плоскостях. Нельзя построить «православный завод», чтобы производить на нем шестеренки «православным способом». Законы и технологии производства индифферентны по отношению к вере. Но вот способы использования результатов экономической деятельности, распределения полученных благ, конечно, могут иметь идеологическую, в том числе – христианскую, окраску.

Сегодня в России, несмотря на употребление в бизнесе православной символики и сопутствующих аксессуаров, не вижу «православных тенденций» в экономических отношениях между людьми.

До революции они были. Взять хотя бы Трехгорную мануфактуру. Ее владельцы купцы Морозовы, истовые православные христиане старого обряда, платили своим рабочим достойную зарплату, выплачивали деньги по больничным листам, строили для них хорошее жилье, школы, богадельни, ввели ежегодный оплачиваемый отпуск. Тогдашнее законодательство не обязывало их это делать – это была чистая инициатива хозяев. Уровень жизни, человеческого достоинства у рабочих таких русских фабрик был гораздо выше, чем у «братьев по классу» в Европе и Америке. Разумеется, хватало у нас и других примеров, но тенденция вот такого христианского отношения в экономике была налицо.

– Но ведь любые частные владельцы присваивают львиную долю «прибавочной стоимости»…

– Христианское отношение к этому коренным образом расходится с марксистским. Любой организатор производства – частный владелец или государство – будет изымать большую часть прибыли, хотя бы для того, чтобы развивать производство и создавать амортизационные фонды на случай неблагоприятного стечения обстоятельств. Работнику нет разницы, кто изымает часть произведенной им стоимости: государство, группа акционеров или частное лицо. Ему важно, чтобы платили столько и создавали такие условия, при которых он сможет достойно содержать себя и свою семью, не терять самоуважения. При этом еще важно, чтобы не были наглухо закрыты так называемые «социальные лифты» для трудолюбивых и одаренных, чтобы работающие могли рассчитывать на помощь в случае болезни и на материальное обеспечение в старости. Это вот и есть, по-моему, христианское хозяйствование. А как будет при этом называться государственный строй – не имеет большого значения.

Когда у нас сегодня государство фактически полностью отменяет расходы на оплату больничных листов, оставляя человеку только три дня, оплачиваемых по болезни, – это далеко не только от христианства, но и вообще от моральных принципов.

– Задам вопрос вроде бы старый и «избитый», но до сих пор, по-моему, нерешенный и острый в этой нерешенности для многих: насколько соединимы истинное христианство и социализм?

– Отвечу встречным вопросом. Истинное христианство – это Православие. А вот что такое истинный социализм? То, что принесли нам под этим названием в XIX веке с Запада, было по своей сути формой богоборчества, паразитировавшей на христианских идеях справедливости. Обобществление имущества практиковалось, например, в первых общинах христиан, и сейчас оно есть в общежительных монастырях. А вот странная идея обобществления жен, с которой носились на рубеже XIX–XX веков многие «социалисты», – это уже в чистом виде богоборчество.

– Сегодня некоторые экономисты рассуждают об артельном труде как национальном и христианском, и при этом еще и эффективном на все времена способе организации труда. Другие предлагают возродить кооперативное движение, родившееся тоже до революции…

– Артель – это просто естественно найденный способ сообща сделать сложную работу. По пословице: «Один мужик храм не срубит». И сейчас артельно люди работают: дом строят или коровник. В артели есть разделение труда и разный заработок по уговору. Ничего специфически христианского я здесь не вижу. Насчет повсеместного применения этого опыта в сегодняшнем производстве я сильно сомневаюсь.

Кооперативы – это несколько другое дело. За ними стоит неплохо проработанная теория – спасибо земцам, создавшим ее. Но… знаете, мы часто пытаемся вернуться в потерянный рай, смотрим назад, а не вперед. А общество развивается только вперед и никогда не возвращается назад.

Недавно я прочитал у преподобного Иустина (Поповича) одну мудрую мысль: когда небо «свернется, яко свиток», мы попадем не в рай, а в Новый Иерусалим. К тому времени все известное уже пройдет, в том числе и рай – возврата к нему не будет.

Так смотрит вперед теология, которую светская наука часто считает самой косной вещью на свете. В экономике надо тоже смотреть вперед, приспосабливая общество к принципам христианства, а не наоборот.

– Советская практика хозяйствования ограничивала нашу свободу, в том числе свободу индивидуальной хозяйственной инициативы, но в то же время сдерживала излишнее потребление отдельными людьми, не давая повода для такой социальной вражды, как сегодня. Актуален ли, на ваш взгляд, такой дискурс для завтрашнего дня?

– Я прожил 40 лет при советской власти и не очень хорошо понимаю, как по-другому она ограничивала личную свободу, кроме как законодательно и, самое главное, 58-й статьей, которая, правда, уже в 1960-е годы была отменена. Свобода потребления? Ну да, было 5, а не 25 видов колбасы. По-моему, подавляющее большинство наших сограждан это никак не ущемляло. Практически все, включая пенсионеров, могли себе позволить покупать и эту колбасу, и многие другие вещи, а сегодня, при сверкающем изобилии прилавков, большинство работников этого себе позволить не могут. А тут уже вопрос социальной справедливости. Идеи христианской справедливости никогда не умирали, они будут актуальны всегда – до конца этого мира. Вот, собственно, и весь дискурс.

– Могут ли христиане участвовать в рыночных отношениях без ущерба для своей души?

– Без того, чтобы производить что-то, обмениваясь продуктами труда на рынке, не может сегодня прожить никто, включая «натуральные» хозяйства. Ну разве что кто-то вернется к деревянной сохе, каменному топору, одежде из шкур… Даже древние пустынные отцы плели корзинки и выходили с ними на базар, чтобы на вырученные за них деньги купить себе что-то необходимое для жизни. Как говорит апостол: «Иначе нам надлежало бы выйти из мира сего».

Правда, пустынные отцы, нуждаясь в чем-то материальном, не нуждались в прибыли, поэтому, как пишут Патерики, они цену не назначали и довольствовались тем, что им дадут за их труд. А сегодня противопоставить что-то принципам ценообразования, бухгалтерской отчетности, дебету-кредиту ни один хозяйствующий субъект не может – будь он хоть трижды православным. А вот в отношениях со своими работниками, в распределении прибыли, в создании человеческих условий труда он очень даже может воплощать евангельские заповеди: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» или «Возьми имение свое и раздай нищим». А по статистике сегодня абсолютное большинство наших сограждан, в том числе работающих, – или нищие, или бедняки.

– Может быть, владельцам-предпринимателям просто надо уменьшить «аппетиты» личного потребления?

– Евангелие нигде прямо не протестует против частной собственности, против богатства как такового. Но Господь говорит знаменитую притчу про верблюда и игольные уши – о том, как трудно богатому войти в Царство Божие. То есть, в принципе, это возможно, но очень сложно. Нужно выполнить несколько условий. Первое: если человек, умея умножать капитал, сумеет не прилепиться к нему всей душой. Если он будет воспринимать его как дар Божий и возможность действенно послужить людям и обществу. Но и на этом пути его ждет очень сильное искушение – гордыней. Так что, даже активно благотворительствуя, но без смирения, человек может не спасти своей души.

Что касается «аппетитов», то личное потребление должно быть просто разумным. В сегодняшней парадигме общества потребления, имея материальные возможности, для многих остаться в этих разумных рамках очень трудно. Да, только избранным под силу выполнить идеал нестяжания – «умереть в той же рубашке, что и родился»; да, не все могут ограничиться тремя-пятью рубашками – кому-то их нужно десять. Но обладать ста рубашками не оправданно ни для кого. Так же как и носить по одному разу обувь, менять каждый год машину, жить в десяти домах и т.д. Многие гонятся за всем этим, забывая, что «у гроба нет карманов».

– А возможно ли вести сегодня у нас прибыльное дело и при этом заботиться о своих работниках, не обманывать государство различными «схемами», не давать взяток?

– Я говорил на эту тему со многими бизнесменами, очень приличными людьми, даже церковными. И всегда на свои провокационные вопросы слышал только один ответ: сегодня вести бизнес по-другому не получится. А ведь все они – люди совестливые…

Выходит так, что созданная нами за 20 лет экономическая система приспособлена не для нужд социальной справедливости, без которой, кстати, не может быть никакого «гражданского общества», никакого «правового государства» и т.п. Напротив, это – идеальный инструмент для всякого рода эксплуатации. Кто-то эксплуатирует бизнес, требуя от него «делиться» сверхприбылями. Соответственно, бизнес усиливает эксплуатацию работников, потому что из других источников никакие сверхприбыли не явятся. Вот и получается, что бизнес не только субъективно, но и обстоятельствами вынуждается к ограблению населения.

– Наши «правозащитники» говорят, что в стране неправильная, неполная законодательная база, отсюда, мол, все зло.

– Законов у нас уже больше, чем где-либо. Если бы наше государство занималось не принятием все новых и новых законов, а правоприменительной практикой, то есть тем, за что все его граждане платят налоги, то порядка в стране было бы гораздо больше. Практика эта применима, когда законодательство обозримо и недвусмысленно. У нас же просто проследить за выполнением всех законов и подзаконных актов часто не под силу человеку. А уж понять, насколько каждый законодательный акт соответствует христианским принципам, и совсем невозможно.

– Продолжается ли, на ваш взгляд, сегодня внутри нашей Церкви спор между иосифлянами и нестяжателями?

– Сегодня он, по-моему, вошел в глубоко латентную фазу. В 1990-е годы государство вернуло Церкви множество храмов, монастырей, вернее – то, что от них осталось. У многих приходских священников, архиереев, монастырских игуменов такой дилеммы просто не было. Чтобы восстанавливать, строить, расширять пастырскую работу, надо было привлекать средства. Отсюда возникало и косвенное участие представителей Церкви в разнообразных коммерческих предприятиях.

В то же время всегда в Церкви были люди, имеющие, как бы сказать, экономически маргинальный статус, проповедующие нестяжательский образ жизни и сами его придерживающиеся. И это тоже оправданно: хорошему молитвеннику Бог всегда подаст. Преподобному Сергию по его молитвам Бог и хлеба для братии «из ниоткуда» посылал, когда он заканчивался. Вспомним и о лилиях полевых или птицах небесных, которые не сеют, не жнут, а Господь питает их…

Здесь можно сказать только одно: каждый спасается, как умеет. Господу нужны разные работники, что отражается в церковном многообразии. Мне кажется, что этот латентный спор внутри Церкви может стимулировать общее движение к истине.

– Но ведь исторически этот спор касался еще и статуса Церкви внутри государства, ее влиятельности как социального института.

– По-моему, преподобный Сергий, собственноручно срубивший деревянную церковку на горе Маковец и служивший в ней на деревянных сосудах, пользовался гораздо большим политическим влиянием в стране, чем та Церковь с обширными земельными владениями и богато украшенными храмами, какой она стала в послепетровскую эпоху.

– В последние годы довольно ярким явлением в общественно-хозяйственной жизни, особенно в крупных городах, стали так называемые «православные ярмарки». Что вы думаете об этом?

– Спрошу в ответ: само словосочетание «православная ярмарка» вас разве не коробит? Когда я слышу рекламное объявление в метро: «У нас на ярмарке вы получите счастливую возможность пообщаться с православным батюшкой», – у меня волосы встают дыбом. То есть получается, что другой возможности пообщаться с батюшкой, кроме как у корыта с квашеной капустой, у горожанина просто нет! Прикладываться к иконам «на бегу», в ярмарочном шуме и гаме – из той же серии. Христос выгонял торгующих из храма, а здесь Его образ приносят прямо на торжище.

Иконы, книги (кстати, нередко довольно сомнительные) – и рядом сало, пирожки и носки с шапками… Это и есть «витрина» Православия? Шоколад «Постный», пряники «Лаврские», кагор «Шепот монаха», «я купила(!) святой воды» – и так далее, и тому подобное… Вообще-то это называется подменой понятий, даже если делается неосознанно людьми, искренне считающими себя православными.

Понятно, что священноначалие не возражало против проведения этих ярмарок в 1990-х, потому что многие храмы и монастыри, особенно в глубинке, материально бедствовали. Но должный контроль на каком-то этапе был, по-моему, упущен. Вокруг этого движения возникло немало a la православных коммерсантов, да и некоторые церковные структуры, на мой взгляд, излишне вошли во вкус коммерции. Я прекрасно понимаю, что деньги тем же монастырям нужны на строительство, благотворительность. Но когда я вижу, с каким ярмарочным азартом, с раскрасневшимися от удовольствия лицами молодые монахини торгуют «медком» или «монастырскими пирожками», мне становится не по себе.

К сожалению, люди, не имеющие к христианству никакого отношения, часто превращают Православие в некую торговую марку – бренд. Отсюда возникают всякие химеры вроде «православных ярмарок» или «православного маркетинга». При внешней «безобидности» эти вещи могут быть опаснее прямого богоборчества.

С игуменом Филиппом (Симоновым) беседовал Андрей Самохин

Источник: Православие. Ru