Двусторонняя отравленность

Стараниями наших предков-соотечественников имя «Распутин» превратилось в так называемый «секс-символ», вызывающий гадливое восприятие одних и нездоровое восхищение других. Поэтому как только (с 1990-го года) появились публикации, показывающие цену общественного мнения начала ХХ века в отношении Царского Друга, многие почитатели Царской Семьи определили Григория Ефимовича как «оклеветанного старца», и только как оклеветанного! С обычным у нас максимализмом из оклеветанности вывели тут же святость – мысль о ней укрепилась и живет. И многие люди, надо признать, в нашем православном народе почитают Распутина как святого. Решение же Архиерейского Собора 2004 года, не увидевшего оснований к почитанию Распутина, для таких людей ничего не значит: мол «начальство не разобралось».

Итак, с одной стороны – неприязненное и пренебрежительное отношение к человеку, неразрывно связанному с Царской Семьей, очень дорогому для них (не только в плане целительства) и уже поэтому заслуживающему серьезного отношения. А с другой – самочинная святость, со всеми последствиями, вытекающими из самочинности, предвестницы раскола.

При (опять же) обычной для нас неспособности, а главное – нежелании слышать друг друга все это живет себе и живет, и если одни игнорируют истину просто по безразличию (и к истине, и к истории родной страны), то другие – напротив, из-за ревности не по разуму.

Много хорошего

В то же время о Григории Ефимовчие Распутине может быть сказано много, очень много хорошего.

Прежде всего, он совсем не был проходимцем – как нередко считалось его современниками, как считалось и в недавнее время, к примеру, автором знаменитой книги «Николай и Александра» Робертом Мэсси. Не был Распутин и демонической личностью. Ибо наряду с удивительной одаренностью, он, что главное, был очень добрым, сострадательным, отзывчивым, а также щедрым и бескорыстным. Нет возможности говорить об этом подробно, но у почитателей Распутина есть основания к его почитанию, последнее нельзя считать лишь вторичным, связанным только с почитанием Царской Семьи. 

Не был Распутин хлыстом (каковое мнение являлось в начале ХХ века общим местом), но любил Православную Церковь и вдохновенно ратовал за церковность. Вот его слова: «Причащайся как можно чаще и ходи в храм, какие бы ни были батюшки», «Я убежден: Церковь непобедимая, а мы семя ее, радость наша вместе с воскресением Христа».

Приведем слова Григория Ефимовича о молитве: «В скуке молись, увидишь, радость восторжествует в тебе. Очень трудно – молись, потеря – молись, Бог обратит Своими судьбами потерю. ... Очень не хочется молиться, молись, это скорее услышит Бог. Заставишь себя, это послушанье небес, – всему послушанье, – высота доброты... Молись, когда враги ищут посрамить тебя, молись. И когда радость – молись, и когда обманывают – молись, потому что делают опыт. Опыт глава жизни и златницы идеал. Ошибка – наука, молись, – научишься, молись, более всего ошибка научит быть христианином» (цит. по Ричард Бэттс «Пшеница и плевелы. Беспристрастно о Г.Е. Распутине». М. 1997, стр. 60-61).

Несомненно то, что семья Николая II знала Григория Ефимовича с лучшей стороны и получала от него реальную духовную помощь. Во время войны Царица решилась на то, чтобы, преодолев застенчивость, стать медицинской сестрой, по совету именно Распутина, и получала от него в этом плане постоянные поддержку и ободрение. Православное воспитание царских детей неразрывно связалось с авторитетом для них Григория Ефимовича. Не говорим уж о неоднократном спасении Наследника от смертельной опасности во время приступов гемофилии, о любви Наследника к сибирскому мужику и о теплом попечении этого мужика в отношении царственного «Алеши».

Не был Распутин ни гипнотизером, ни экстрасенсом, исцеления совершались им по молитве. Во время самого страшного для жизни Наследника случая (осень 1912 г., Спала, Польша) избавление от опасности пришло по молитве Распутина, который в это время находился в родном Покровском за тысячи верст (ему была послана телеграмма).

Если же снова обратиться к небольшому, но выразительному наследию Распутина (представляющему собой литературно обработанные рассказы с сохранением живой своеобразной речи «опытного странника»), то становится нетрудным представить за Государыню, сколь невозможным было для нее разочароваться в «старце» Григории через обличения сторонних людей. В особенности это относится к рассказам Распутина о паломничестве на Святую Землю: живость впечатлений и благоговение, которыми дышат эти рассказы, неподдельны. Приведем один из известных отрывков: «Что реку о той минуте, когда подходил ко Гробу Христа!.. Тут у гроба видишь духовным сердцем всех людей своих любящих и они дома чувствуют себя отрадно... О, какое впечатление производит Голгофа! Тут же в храме Воскресения, где Царица Небесная стояла, на том месте сделана круглая чаша и с этого места Матерь Божия смотрела на высоту Голгофы и плакала... Как взглянешь на место, где стояла Матерь Божия, поневоле слёзы текут и видишь перед собой, как это было... Повели нас на Патриарший двор, стали умывать ноги. Боже, какая восстаёт в уме картина. Умывают ноги, утирают полотенцем, и полились слёзы у верующих, все изумлены глубиной поучения, как нас учат смиряться...»

Ах, как было бы отрадно для почитателей Царской Семьи на этом хорошем и остановиться! Так и делают почитатели Распутина, но вместо неправды «со знаком минус» возникает тогда неправда «со знаком плюс». Ибо как не был Распутин ни хлыстом, ни германским шпионом, так не был он ни святым, ни даже просто благочестивым человеком. И грешно против истины уверять других: был! – тем более что многим хотелось бы так считать. Хорошо ли желаемое выдавать за действительное?

Хуже клеветы

В недавнем эфире радио «Радонеж» прозвучала передача «Памяти убийства Григория Ефимовича Распутина: радиоочерк писательницы О. Р. Вербицкой (Франция). Воспоминания о Григории Распутине», автор которой Ольга Ростиславовна Сидельникова-Вербицкая (1931 г. р.) – известная православная писательница Русского Зарубежья, проживающая под Парижем. Передача эта составлена с такой любовью к Царской Семье и вместе с тем так хорошо, выразительно, профессионально, что не могла не вызвать сердечного отклика у российских слушателей и особенно слушательниц. Ольга Ростиславовна сама читает текст, и читает безупречно. Слышно по голосу, что человек она немолодой, и даже совсем не молодой, и что взвешенность интонаций и мера вкладываемого в звуки чувства обеспечены нешуточным опытом – тем более внятно каждое слово, тем вернее ложится оно на душу, так что всякий неискушенный слушатель, конечно же, солидаризируется с автором! И, увы, тем глубже неправда. Более того, Ольгу Ростиславовну можно упрекнуть не только в лицеприятности, но и в сознательном сокрытии фактов, противоречащих смыслу составленной ею передачи.

Коснемся двух моментов, сразу обращающих на себя внимание при знакомстве с радиопередачей, о которой идет речь. Ольга Ростиславовна цитирует показания владыки Феофана (Быстрова), данные им Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства и относящиеся не столько к самому Распутину, сколько к Государыне и ее отношениям с их Другом. Что же? Давным уж давно ни у кого нет сомнений в чистоте этих отношений, и соответствующее место в передаче, таким образом, не очень удачно в плане выбора материала. Но речь о другом. Хорошо известно показание владыки Феофана, данное той же ЧСК, о котором Вербицкая умалчивает и которое представляет собой емкую суммарную оценку личности Распутина и его пути: «Он (Распутин) не был ни лицемером, ни негодяем. Он был истинным человеком Божиим, явившимся из простого народа. Но под влиянием высшего общества, которое не могло понять этого простого человека, произошла ужасная духовная катастрофа, и он пал. Окружение, которое хотело, чтобы это случилось, оставалось равнодушным и считало все происшедшее чем-то несерьезным». Епископ Феофан хорошо знал Распутина и как вдохновенного молитвенника, и как вдохновенного проповедника, очень любил его и дорожил им. В книге А. Варламова «Григорий Распутин-Новый» (М. «Мололая гвардия», ЖЗЛ, 2007, 2011, 2013) повествуется о том, сколь трудным и болезненным было для владыки разочарование в сибирском страннике. Так что сомневаться (есть такие попытки) в истинности и взвешенности слов владыки не приходится. Говоря о падении, владыка Феофан имеет в виду, понятно, половую распущенность – по необходимости, мы еще коснемся этого вопроса.

На мой взгляд, однако, наиболее выразительным, в плане критики О.Р. Вербицкой, явилось следующее место. Автор не раз цитировала Матрену, дочь Григория Ефимовича, и для одной из таких цитат я приведу контекст, из которого она незаслуженно изъята. Это отрывок из показаний Матрены Соловьевой-Распутиной, данных ею следователю Н.А. Соколову в декабре 1919 г. (так что за достоверность тут можно ручаться). Взятое Вербицкой мною выделено: «Его (Распутина – А.М.) воздействие на людей, – говорила Матрена Григорьевна, – вероятно, заключалось в том, что он был чрезвычайно силен духовной энергией и верой в Бога. Он замечательно хорошо говорил о Боге, когда бывал пьяный. Как я уже говорила, уходя странствовать, он бросил пить. Но в Петрограде он снова вернулся к вину и пил много. Больше всего он любил мадеру и красное вино. Пил он дома, но больше в ресторанах и у знакомых. Царская Семья знала, что он пьет, и осуждала его за это. Говорили ему об этом и мы. Всегда для всех у него был один ответ: «Не могу запить того, что будет после». Мысль его заключалась в том, что он ждал чего-то худого для родины в будущем, и хотел потопить в вине свое горькое чувство от сознания нехорошего будущего» (Русский архив. т. VIII. М.1998, стр. 182).

Как же это могло быть? Такой хороший, а при этом развратник и пьяница. Можно только руками развести и вспомнить «Исповедь горячего сердца» из романа «Братья Карамазовы», где Митя, среди прочего, говорит: «Широк, широк человек, я бы сузил». Не укладывается в сознании такая «неординарность», конечно, не укладывается. Но что ж делать? Прошло ведь сто лет, а последние 25 из них уже – без советской власти, так что можно и клевету отстранить, и выделить то, что достоверно.

Достоверные обличения

Среди почитателей Распутина есть уважаемые, ученые люди. Самый активный и самый плодовитый из них – историк Сергей Владимирович Фомин, в недавние годы опубликовавший семитомный труд (а каждый том по 600–800 стр.!) под общим названием «Распутин: расследование». В этом труде 90% объема посвящено историческому контексту, а в том, что касается самого Распутина, многое, скажем прямо, опущено, к примеру, образ жизни его в Петрограде во время войны, в 1914–1916 гг., описан односторонне, и вечернее времяпрепровождение нашего героя находится за завесой от читателя... Важно то, что Фомин, едко изобличая в искажениях многих и многих, писавших о Распутине, с полным доверием и без каких-либо критических замечаний относится к двум лицам (и нередко цитирует их), чьи свидетельства о Распутине, которые мы сейчас приведем (Фомин их замалчивает), имеют сокрушительное свойство. Я имею в виду генерала А.И. Спиридовича, начальника личной охраны Государя в 1913–1916 гг., и начальника Петроградского охранного отделения в 1915–1917 гг. К.И. Глобачева. Воспоминания каждого из них без труда доступны – и в библиотеке, и в Интернете. Так что С.В. Фомину также можно лишь подивиться. К примеру, Фомин приводит свидетельство Глобачева о скромности квартиры Распутина в Петрограде (речь идет о 1914–1916 гг.) и опускает дальнейшее описание происходившего в этой квартире. А мы вынуждены не опустить:

«Распутин жил со своей семьей, состоявшей из жены, двух дочерей и сына, в весьма скромной квартире во дворе дома N 64 по Гороховой ул. Обстановка квартиры среднемещанского типа, даже скорее бедная. Ежедневно у дверей его квартиры по утрам толпился бедный люд, и каждому он давал пособие, кому рубль, кому два, а кому и три. Семья его вела образ жизни скромный, но, по-видимому, ни в чем не нуждалась. В течение целого почти дня его посещали лица, принадлежавшие к разным слоям общества и разного служебного и общественного положения. Одни здесь бывали из-за личных симпатий к Распутину, другие – ища его протекции, а третьи просто в надежде около него набить карман. Список лиц, посещавших Распутина по тем или другим причинам, был очень велик. Кроме того, были и завсегдатаи, так сказать, друзья его, состав которых менялся в зависимости от личных симпатий Распутина в данный момент. Наиболее преданными его друзьями были женщины – дамы-почитательницы, которые верили в него как в святого. Многие из них были с ним в близких, интимных отношениях, а другие еще только добивались этой чести. Вера в святость Распутина была так велика, что женщины целовали его руки, принимали пищу из его грязных рук и покорно сносили оскорбления и грубость с его стороны, считая это за особое счастье. Распутин всегда был очень любезен и ласков с новыми, которых называл еще не посвященными, и в высшей степени груб с теми, с которыми он уже был близок интимно. Не думаю, чтобы он отдавал предпочтение той или другой из его почитательниц, искренней любви ни к одной из его многочисленных любовниц у него не было. Его просто влекло к женскому телу чувство похоти и разврата. Часто, не довольствуясь окружавшим его добровольным гаремом, он пользовался обыкновенными уличными проститутками. Женщин, с которыми у него не было близкой связи, он старался привлечь на свою сторону лаской и исключительной способностью влиять на их душу, чтобы создать себе в их глазах ореол святости и слепой веры в себя» (К.И. Глобачев «Правда о русской революции: воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения» М. 2009, стр. 80-81).

Зачем бы нужно было Глобачеву порочить «старца»? Он лишь полицейский профессионал («высокого уровня» – замечает о нем Фомин), и достоверность сведений – часть его профессии. В несколько более живом описании происходившего в квартире Распутина, которое дает генерал Спиридович, также переплетаются милосердие и нецеломудрие: «В квартире Распутина (Гороховая, 64), в его приемной, с утра толпилось много народа. Люди всяких званий. Больше всего дам. Бывали священники, иногда даже офицеры, очень молодые. Много несчастных./ Распутин выходил в приемную и обходил просителей. Расспрашивал, давал советы, принимал письменные просьбы, все очень участливо, внимательно. Иногда шарил у себя в карманах и совал просительнице деньги. Одна интеллигент­ная женщина жаловалась, что муж убит, пенсии еще не выш­ло, а жить не на что. Помогите, не знаю, что делать. Распу­тин зорко смотрит на нее. Треплет свою бороду. Быстро оборачивается, окидывает взглядом просителей и, увидев хорошо одетого господина, говорит: “У тебя деньги ведь есть, дай мне”. Тот вынимает из бокового кармана бумажник и подает что-то Распутину. Посмотрев, Распутин берет просительницу за плечи. “Ну, пойдем”. Проводит ее до выходных дверей. “На, бери, голубушка, Господь с тобой”. Выйдя на лестницу и, посмотрев, что сунул ей Распутин смятым, она насчитала пятьсот рублей./ Некоторым он давал записки к разным министрам. На восьмушке простой бумаги он ставил сверху крест. Затем следовало: “Милой, дорогой, сделай ей, что просит. Несчастна. Григорий”. Или: “Прими, выслушай. Бедная. Григорий”. Все изображалось страшными каракулями и безграмотно./ Одному было написано: “Милой, дорогой, прими его. Хороший парень. Григорий”./ Некоторых дам принимал особо, в маленькой комнатке с диваном. Иногда просительница выскакивала оттуда раскрасневшись и растрепанной» (цит. по А. Варламов «Григорий Распутин-Новый», М. 2007, стр. 447-448). Фомин цитирует этот текст, но, понятное дело, без последних двух фраз.

Предвижу возражения тех, кто оскорбится (за Григория Ефимовича) приведенными цитатами и скажет, что Глобачев и Спиридович пишут с чужих слов... Чуть ниже читатель познакомится с эпизодом, свидетелем которого был лично Глобачев. Эпизод связан, правда, с пьянством, а не развратом, но эти пороки неразлучны. Как мы видели, Глобачев дает связную неприглядную картину поведения Распутина, очевидно, суммирующую сведения, полученные начальником столичного охранного отделения и воспринимавшиеся им как достоверные. Если в том, что не касается Распутина как Глобачев, так и Спиридович пользуются доверием историков, то почему не доверять им и в этом плане? Или нужно допустить, что им приходилось иметь дело с искусно созданной (масонами, понятно) командой рядовых сыщиков, намеренно порочивших «старца».

Примечателен рассказ Глобачева о способности Распутина мгновенно, если надо, трезветь: «Однажды, – пишет oн, – я приехал на квартиру к Распутину по служебному делу (охрана его личной безопасности). Принял он меня в своем кабинете, который представлял маленькую грязную комнату, меблированную дешевеньким письменным столом с банкой чернил на нем, креслом и диваном, крытым дерматоидом, весьма потрепанным от времени. Распутин был совершенно пьян, что выражалось у него приплясыванием, вздором, который он молол, и бесконечными объятиями и поцелуями. Он производил впечатление человека, не отвечающего за свои поступки, и я уже собирался уходить, чтобы повидаться с ним в другой раз, когда он будет в нормальном состоянии, как в это время послышался входной звонок, и одна из дочерей пришла сказать, что пришла «Аннушка», то есть Анна Александровна Вырубова. Распутин сразу преобразился, его нельзя было узнать, хмель пропал бесследно. Вскочил, принял нормальный вид и побежал встречать гостью. Приглашенный им в столовую пить чай, я там застал целое общество: Вырубову, епископа Исидора, несколько дам и его семью. Чаепитие продолжалось с полчаса, и все это время Распутин вел себя вполне нормально и весьма почтительно по отношению к Вырубовой, а с епископом Исидором вел спор на богословскую тему. После отъезда Вырубовой Распутин вновь преобразился, продолжая быть пьяным или, по крайней мере, показывая это. Такое отношение к Вырубовой объясняется тем, что Вырубова глубоко верила в святость Распутина, что она являлась при дворе императрицы точной выразительницей его мыслей, так сказать, напетой им граммофонной пластинкой, и ее мнение о нем поэтому для него было особенно ценно. Совершенно другое у него было отношение к ее сестре Александре Александровне Пистолькорс, с которой он нисколько не стеснялся в виду своего старого с ней знакомства. Попойки Распутина иногда сопровождались скандалами, то есть дело доходило до драки, так как Распутин становился тогда не в меру развязен и нахален. Раза два или три его били, когда он сталкивался при подобных обстоятельствах с лицами посторонними. Но Распутин скрывал такие случаи и никогда никому не жаловался» (Глобачев, цит. соч., стр. 82-83).

Что же если Григорий Ефимович (говорю абсолютно серьезно) мог столь мгновенно отрешиться от алкогольного опьянения, то, вероятно, он мог также быстро переходить к настрою глубоко целомудренному. В описании следующего скандала, которым мы закончим этот раздел, емко соединяются и благочестие, нечуждое – по утрам – предмету нашего внимания, и разгул, характерный для вечернего времени, а также отношения с Царским Селом.

Речь идет об именинах Григория Ефимовича, которые приходились на день памяти Григория Нисского, 10/23 января. Генерал А.И. Спиридович рассказывает о том, что он узнал по приезде с Государем из Ставки 17 января (ст.ст.) 1916 г.: «Находясь в Петрограде, я встретился с нужными мне людьми. В общественно политических кругах, в редакциях газет много и весело говорили о том, как справил “Старец” свой день Ангела. Так как и в данном случае приплетали имена Их Величеств, пришлось собрать полную информацию. Вот что оказалось. В день своего Ангела, 10-го января, рано утром, Распутин в сопровождении двух охранявших его агентов, отправился в церковь. Долго и истово молился. По возвра­щении домой его встретил Комиссаров и от имени Хвостова и Белецкого вручил ему ценные подарки и для него, и для семьи. Вручил и деньги. Распутин был очень доволен. Принесли поздравительную телеграмму из дворца. Обрадо­ванный несказанно “Старец” сейчас же отправил в Царское Село телеграмму: “Невысказанно обрадован. Свет Божий светит над вами. Не убоимся ничтожества”./ Еще больная, А. А. Вырубова поздравила по телефону и, хотя Распутин требовал, чтобы приехала, она не приеха­ла. Еще со вчерашнего вечера в квартиру то и дело прино­сили подарки от разных лиц: мебель, картины, серебро, по­суду, цветы, ящики вина, пироги, кренделя, торты. Пачка­ми поступали письма и телеграммы. Много лиц разного положения явилось поздравить лично. Дарили деньги и цен­ные вещи. Более близких приглашали в столовую. Там с полудня за обильно уставленным всякими яствами и ви­нами столом шло угощение. Пили много. К вечеру сам име­нинник свалился с ног. Его увели и уложили спать. Вече­ром один из рестораторов прислал полный ужин на много персон. К ужину были приглашены только близкие друзья./ Ужин вскоре перешел в попойку. Явился хор цыган поздра­вить именинника. Пошла музыка, песни, танцы. Начались “Чарочки”. Пустился в пляс и сам протрезвившийся и вновь начавший пить именинник. Веселье шло крещендо и скоро перешло в оргию. Цыгане, улучив минуту, уехали. Перепи­лись и мужчины, и дамы... Несколько дам заночевали у “Старца”./ Утром на следующий день все время звонил телефон. Явились мужья заночевавших у “Старца” жен. Грозило колоссальным скандалом. Мужья требовали впустить их в спальную. Пока домашние уговаривали мужей, уверяя их, что дамы уехали от них еще вчера вечером, филеры в это время спасали двух дам и вывели их черным ходом. А за­тем увели черным ходом и Распутина. Уже после этого обязательная Акилина попросила ревнивых мужей лично убедиться, что в квартире их жен нет, что те и сделали./ Распутин же, проспавшись и опохмелившись, послал Вырубовой с именин бутылку мадеры, цветы и фрукты. Вы­рубова рассказала Царице, как трогательно дружески про­шли у “Старца” именины дома, среди родных и близких. Как именинник был счастлив, что Их Величества не побо­ялись поздравить его открыто телеграммой, как он был до­ма весел и очарователен./ А простые люди — филеры — отплевывались, вспоми­ная, как вела себя на именинах “интеллигенция”, знали правду Белецкий и Хвостов, но не в их интересах было рас­шифровывать “Старца”» (А.И. Спиридович «Великая война и февральская революция», Минск, 2004, стр. 260-262).

Невозможно представить, чтобы С.В. Фомин и другие ученые почитатели Распутина не были знакомы с теми свидетельствами, которые только что были приведены. Очевидно, если бы были основания считать эти тексты ложными, апологеты Распутина привели бы такие основания. Обычный стиль Фомина – чернить, дискредитировать всякого, кто дает о Распутине негативные свидетельства; если же при этом есть и возможность «вгрызться» в соответствующий материал, Фомин ее не опускает и проявляет завидную дотошность. А к Спиридовичу у него – полное уважение, и никакой критики «негатива» в написанном Спиридовичем о Распутине. Более того, С.В. Фомин пишет о Спиридовиче как о «человеке, хорошо знавшем Распутина». Мы приходим, таким образом, к единственно возможному выводу: имеет место замалчивание и негожий расчет на то, что с воспоминаниями самого Спиридовича или самого Глобачева читатель знакомиться не станет. Сказанное лишь подтверждает истинность неприглядного, при знакомстве с которым у читателя возникает желание «плюнуть да бежать». А имеем мы дело – с Царским Другом... Оторопь берет.

Интересно, что в сборнике документальных материалов «Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий-Новый» (СПб., 2007) рассказ Спиридовича об именинах Распутина взят в следующем виде: от слов «Находясь в Петрограде» до слов «шло угощение».

Царский Друг

16/29 октября 1914 г. немецко-турецкий флот совершил неожиданное нападение на Одессу и потопил канонерскую лодку «Донец». Русский флот был застигнут врасплох, совершенно не подготовленным к парированию удара. 17/30 октября 1914 г. Государь записал в дневнике: «...Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море! Только вечером под влиянием успокаивающей беседы Григория душа пришла в равновесие!» Были и другие подобные случаи, есть и свидетельства самого Государя о важности для него поддержки со стороны Распутина. Государь относился к Григорию Ефимовичу гораздо более трезво, чем супруга, но любил и ценил его.

Что же касается Государыни, то расхожее представление об экзальтированном характере ее расположения к Распутину абсолютно несправедливо. Лучше всего это можно почувствовать по ее реакции на смерть Друга. Большое горе, беспокойство за Анну Вырубову, ничего лишнего – все это видно из писем. Обычно хулят Царицу за постоянное упоминание Распутина в письмах супругу 1915–1916 гг., за постоянные советы, даже военного характера, передаваемые Царицей от Распутина. С.Ольденбург в известной своей монографии «Жизнь и царствование Императора Николая II» насчитал 17 таких советов за всю переписку 1915–1916 гг. Государь не послушался ни одного, а некоторых зря не послушался (см. книгу С. Ольденбурга): мужик-то Распутин был умный и здравомыслящий, это все отмечали. Что ж, Государыня верила в «старца» как в Божьего человека, посланного свыше Помазаннику Божию, и надо самим успокоиться, самим оставить экзальтацию неприязни к Царице, а потом уже думать о ней. Обычно так говорят: «Как мать, ее можно понять», – дальше следует «но» и вдохновенная хула вместо понимания. А уж как Распутина при этом не жалуют, это легко представить.

В своей уникальной (по трезвости и благой настроенности) книге «Пшеница и плевелы» Ричард Бэттс приводит уникальный рассказ некоего Жерарда Шелли о встрече с Государыней в 1915 г. в квартире Распутина, куда тот пригласил его на чай: «...Вошли две дамы в вуалях. Обе были скромно одеты в простые черные платья, головы покрывали меховые токи. Старец двинулся навстречу, приветствуя их, и мягко произнес: “Приветствую тебя, Александра, раба Божия”. Высокая дама откинула вуаль. Это была Императрица. Я был изумлен превыше всяких слов. С ней была Великая княжна Татьяна, статная, элегантная и красивая в своем простом черном платье. Я не мог не заметить почтение, которое Императрица выказывала по отношению к старцу. В ее взгляде светились духовный покой и счастье, когда она отвечала на его приветствие и, поднеся к себе золотой крест, который он носил на цепочке, прижалась к нему губами с трогательным почтением. Я чувствовал себя ужасно сконфуженно и едва соображал, что делать. Первые мои мысли были о побеге. Я был уверен, что мое присутствие должно тяготить Императрицу, которая, возможно, шла на квартиру, рассчитывая на присутствие только своих двух фрейлин. Однако императрица сразу же ободрила меня... “Я уверена, вы оцените красоту души нашего друга”, – сказала она, присаживаясь на жесткий стул, который я пододвинул ей. <…> – “Это так оживляет меня. Если мы истинные христиане, мы должны любить простоту. Наш друг совершает шаг в прошлое, к простой вере первых христиан, когда высшие и низшие собирались вместе услышать Слово Божие из уст простых рыбаков. Дух дышит, где хочет”. Я осмелился вставить банальность, что Бог нелицеприятен. “Если бы только люди всегда помнили это!” – воскликнула она. Я не мог не заметить тень, пробежавшую по ее лицу, как если бы ее внутреннему взору предстала приводящая в уныние трагедия» (Ричард Бэттс «Пшеница и плевелы. Беспристрастно о Г.Е. Распутине». М. 1997, стр. 43-44).

Таким образом, мы не можем не видеть, как поистине дорог был Царской Чете «старец» Григорий. В таком случае, мог ли Господь дать им прозреть, каким был «старец» в действительности? И они были люди немощные, как все, – разве они бы выдержали?

Недостоинство

Мужик не соблюл достоинство Царского Друга. А мог бы соблюсти: общество, обвиняемое епископом Феофаном, для Григория Ефимовича – не указ. Он был очень самостоятельным человеком, вплоть до полной самодостаточности, и поступал всегда так, как сам считал нужным. К примеру, за месяц до его гибели Государыня просила Распутина уехать из столицы, т.к. очень тревожилась за него. Он не захотел и остался.

Невозможно не сделать здесь, в преддверии наступающих столетних дат (отречение Государя от престола, заключение Царской Семьи под арест и далее), следующее общее замечание. Недостоинство было всеобщим, начиная с высшего света и исключая Венценосцев. Семнадцать человек из ближайшего окружения Царя написали ему прошение о смягчении мер в отношении великого князя Дмитрия Павловича в связи с убийством Распутина, которое расценивалось ими в качестве «патриотического акта» (прямо так, впрочем, в письме не говорилось). Государь ответил: «Никому не дано право заниматься убийствами; знаю, что совесть многим не дает покоя, т.к. не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай».

Недостоинство проявил затем и народ в целом. Показать это просто. В начале лета 1918 года большевики не менее двух раз распускали слухи о расстреле Царя, чтобы затем опровергнуть их в газетах. Зачем это делалось? С единственной целью: посмотреть, какова будет реакция. Народ безмолвствовал, и Царскую Семью расстреляли.

Возвращаясь к Распутину, стоит заметить, что да, человек этот был оклеветан в высочайшей степени, с понятной (в особенности задним числом) целью: опорочить Царскую Чету. Но мы видели в рассказе Спиридовича об именинах Царского Друга, что тот сам давал повод ищущим повода. И это называется «Жизнь за Царя»? (одно из названий книги Олега Платонова, столь же значимого апологета Распутина, как и Фомин). При том как много и с какой непоколебимой верностью дорогому человеку заступался Царь за Распутина, уместно задаться вопросом: кто же за кого пострадал? Мужик за Царя? Или Царь за мужика? Скорее последнее.

Горькая тема

Перефразируя Гоголя, можно воскликнуть: горько жить на этом свете, братья и сестры! Горько думать о том, как сердце русского культурного («книжного») человека ушиблено безразличием к родной стране, как слишком часто такой человек мог бы сказать и от себя сказанное Федором Павловичем Карамазовым: «Я люблю не Россию, а остроумие». Горько думать о его готовности к праздномыслию и резонерству, о его готовности судить Государя Николая II и неспособности отрешиться от набивших оскомину клише. Но горько думать и о человеке некнижном. Разочарование в Распутине тем полезно, что отрезвляет – избавляет от фальшивого умиления «простым человеком», призванным к достоинству и правде в той же степени, что и человек «книжный». Горько думать о том, как Государь и Государыня беззаветно верили в простой народ, как верили в «дорогого Григория» – и как обманывались!

Горечь – это то, к чему мы призваны в данной теме, ибо «блаженны плачущие». А не осуждающие, не ожесточенные, но также и не те, кто замазывает правду елеем. Горечь правды – это нормально. Правда о Распутине не должна смущать сердце человека, почитающего Царственных Страстотерпцев. Во-первых, потому, что Государь и Государыня проявили себя безупречно и в данном плане. Во-вторых, потому, что каждый из нас может сам себя упрекнуть: «широк, широк, хорошо бы сузить». В-третьих, думая о Григории Ефимовиче, мы не должны забывать о его любви! Кто из нас способен на такую любовь и на такое печалование о родной стране, какие мы встречаем в сохранившемся письме Распутина Царю, написанном в июле 1914 года? С вашего позволения, для нормальности чтения, я поправлю в нем грамматические искажения, при желании их можно различить на прилагаемой фотографии этого знаменитого письма:

«Милый друг, еще раз скажу: грозна туча над Россией. Беда. Горя много темного и просвета нету. Слез-то море и меры нет. А крови? Что скажу. Слов нету – неописуемый ужас. Знаю, все от Тебя войны хотят и, верно, не зная, что ради гибели. Тяжко Божье наказание, когда ум отнят, тут начало конца. Ты Царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот, Германию победят, а Россия? Подумать, так воистину не было больше страдалицы, вся тонет в крови. Велика погибель, без конца печаль. Григорий» («Хроника великой дружбы. Царственные Мученики и человек Божий Григорий-Новый» (СПб 2007), стр. 139).

Без конца печаль.

http://www.bogoslov.ru/text/5222740.html