Ежик над бездной. Дмитрий Соколов-Митрич

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Александр Гезалов

Одним из лидеров благотворительного движения в России стал человек, у которого нет ни прописки, ни дома, ни детства. На сайте www.sirotinka.ru, который твердо держится в первой двадцатке интернет-ресурсов общественных организаций страны, Александра Гезалова можно найти под ником "ежик+". Он считает, что для достижения успеха в жизни ему пришлось быть маленьким, чтобы большие люди не замечали, но колючим- чтобы не трогали. 20 лет назад Гезалов вышел за ворота детдома с чемоданом, в котором было двое трусов и одна рубашка. Сейчас у него по-прежнему нет ничего, кроме звания "Человек года" в Республике Карелия, ордена Сергия Радонежского III степени, медали Минюста России и собственной благотворительной организации "Равновесие", принципиально не имеющей собственного счета. Недавно Александр попытался найти своих одноклассников и узнал, что все они или сидят в тюрьме, или лежат на кладбище. Он не удивился. Сегодняшняя система "казенного детства", по мнению Гезалова, дает ребенку только один шанс, которым он и воспользовался,- это шанс на чудо.

"Детдом - это соломинка для тех, кто уже утонул"

По дороге в детскую больницу Петрозаводска мы с Александром заезжаем в магазин купить чего-нибудь к чаю.

"61 рубль 23 копейки", — говорит кассирша. Гезалов как-то странно напрягает плечи — как будто ему плеснули на спину холодной водой.

— Ты чего?

— 61-й — это был мой номер в детском доме. До сих пор каждый раз вздрагиваю. Еще Гезалов был в детстве "арбузом" и "кабачком". У каждого ребенка на его персональном горшке была нарисована какая-нибудь растительность. "Воспам" было проще научить детей идентифицировать себя с овощем, чем каждый год переписывать на эмали новые имена-фамилии. "Воспы" — это воспитатели. Их ненавидели— но вовсе не за то, что они воспитывали.

Из книги Александра Гезалова "Соленое детство":

"Воспы" понимали, что управлять детдомом удобно, делегируя свои полномочия старшим воспитанникам. А те упивались своей властью, превращая наше детство в ад. Так было и так есть. Детский дом в России не оставляет человеку шансов стать человеком. Это соломинка для тех, кто уже утонул. Модель будущей тюремной жизни. Уже став взрослым, я понял, что государство — это точно такой же ВОСП. Назначая работником детских домов мизерные зарплаты, оно отдает еще нормальных детей в руки людей несчастных, ущербных и обозленных. Когда мне было 7—8 лет, я частенько подслушивал, как "воспы" в курилке говорили о том о сем. Смачно, грязно, порой с ненавистью. Больше всего доставалось мужьям. Я тогда не знал, кто такие мужья, мне думалось, это собаки или еще какие-то животные".

Третий этаж городской детской больницы, где находится отделение раннего детства, еще два года назад называли "Шанель № 5". Здесь всегда страшно воняло. Однажды в отделение зашел местный депутат и не мог понять, что это за запах. Ему объяснили: "Нету памперсов — вот и пахнет". Депутат сделал вид, что намека не понял, сдерживая дыхание, заглянул в пару палат, ушел и больше не появлялся.

— Последние годы Саша Гезалов и его организация "Равновесие" на 100 процентов снабжает нас предметами детской гигиены, — говорит заведующая отделением Надежда Досаева.— Это у них называется акция "Сухая попа". Мы первое время не верили, что все это продлится долго, и надевали детям памперсы только на ночь, а остальное откладывали в "стабфонд" — на черный день. Но постепенно убедились, что Саша — это всерьез и надолго. Теперь у нас дети сухие круглосуточно.

Меня распирает спросить: а местные власти — они что, совсем не снабжают больницу памперсами и присыпками? Но я обещал Александру не задавать Досаевой наивных вопросов. "Вдруг еще ответит все как есть, — сказал Гезалов. — Ей по шапке, нам перекроют доступ в больницу. И кто пострадает от такой принципиальности? Дети".

"Отделение раннего детства"— эта фраза в России постепенно становится синонимом "места сбора отказников". Юридически у всех двадцати пяти младенцев, которые здесь находятся, есть родители.

Фактически— половина из них, достигнув трех лет, пойдут в детский дом. Годовалый Рома, увидев медсестру, смешно пускает пузыри и тянет к ней розовые руки. Медсестра берет его на руки. Рома хватает ее белый халат, мнет его в руках и как-то испуганно разглядывает.

Из книги "Соленое детство":

"Помню себя совсем маленьким, понимающим, что меня оставляют в больнице. Я вижу что-то белое и спрашиваю глазами: "Как мои дела?" Белое, которому неловко смотреть мне в глаза, причитает: "Мама придет, мама придет..." Эта странная фраза врезалась в меня, как в пароход торпеда.

"Белое" уже знает, что мать не придет. Но их так научили говорить "правду", чтобы ребенок не ерзал, не плакал — молчал, как перед расстрелом..."

"Встреча с Кларой Лучко перевернула всю мою жизнь"

Сегодня Александр живет на 6 квадратных метрах. Его офис и дом — это бывшая комната для хранения лыж в интернате № 22, руководство которого пока доброе, но в любой момент может потребовать съехать. На входной двери висит табличка "Отдел охраны детства". На русском и карельском.

— Это я в Министерстве образования свинтил, — гордо говорит Александр. — Я им так и сказал: "Это я защищаю детей, а не вы, поэтому отдавайте табличку". Они не обиделись. Я ведь это без злости сказал.

В Карелии у Гезалова репутация Остапа Бендера. Человека, способного на самые хитроумные комбинации, которые в конечном счете приведут к возможности помочь детям.

— Просто так сегодня уже мало кто помогает, — Александр проверяет электронную почту. Из полусотни писем половина на иностранных языках. — Гораздо охотнее люди идут на взаимовыгодное сотрудничество. С тех пор как я стал в Карелии человеком известным, я начал торговать своим лицом и именем. Например, снимаюсь в рекламном ролике, а вместо гонорара фирма закупает для детей одежду. Или помогаю какой-нибудь организации поставить себе жирную галочку в графе "благотворительность". Или даже лоббирую чьи-то интересы в обмен на помощь детскому дому. Или просто организовываю людей, которые хотят что-то сделать, даже не имея средств. Ведь для ребенка огромное значение имеет просто связь с внешним миром. Встречи с интересными людьми, футбольные матчи, ценные советы. Я, например, даю детдомовцам номер своего телефона, и в случае затруднений они шлют мне эсэмэски с вопросами. Есть масса способов помочь, не прибегая к помощи дензнаков. Денег я в руки вообще не беру.

— А живешь на что?

— Работаю. Менеджером в одной строительной компании. График свободный, поэтому успеваю. А с недавних пор за меня стал очень эффективно работать мой сайт. Его читают на 8 языках в 177 странах мира. На днях, например, норвежские пенсионеры прислали партию велосипедов. Мы их подарим детдомовцам и будем ездить в паломнические поездки. Для ребенка велосипед — это полмира. На нем он отрабатывает навыки жизни.

Усваивает такие понятия, как "движение", "путь", "равновесие". И очень важно, чтобы у "инкубаторского" ребенка был свой законный велосипед, а не украденный. Я сам постоянно чувствую себя верхом на велосипеде — приходится постоянно балансировать. Сегодня — одно, завтра — другое, приходится постоянно крутить педали и держать равновесие. Не случайно именно так называется моя организация. Это самое важное понятие в обществе. Каждый из нас крутит педали на своем велосипеде, но все мы вместе на бешеной скорости едем на одном мотоцикле. И потеря равновесия — это катастрофа.

Из книги "Соленое детство":

"После детдома я закончил ПТУ, а потом служил на атомной субмарине. Подводная лодка очень похожа на детский дом— деваться с нее некуда. Если бы после службы я вернулся во Владимирскую область, то точно кого-нибудь убил бы и сел в тюрьму. Детдомовские всю оставшуюся жизнь ищут стены и рано или поздно их находят. Но в поезде Мурманск—Москва на моем столе лежала замасленная газета, в которой я увидел объявление о том, что Петрозаводское училище культуры предоставляет своим студентам общежитие. Я спрыгнул с уже отходящего поезда, и это меня спасло".

— После окончания училища я снова оказался на улице, — продолжает Гезалов.

— Стал работать и жить где придется. Продавцом в ларьке и магазине, охранником на оптовой базе, методистом в Центре досуга трудящихся и даже администратором в филармонии.

Александр на минуту смолкает и как великую драгоценность достает из альбома фотографии, на которых он рядом с актрисой Кларой Лучко. Именно на должности администратора петрозаводской филармонии Гезалов познакомился с великой актрисой. Эта встреча перевернула всю его жизнь.

— Это было в середине 90-х. Для музыкантов — очень тяжелые времена. Я организовывал им так называемый чес. Однажды возникла идея пригласить на гастроли Клару Лучко. Я сопровождал ее в поездке по Карелии. Мы много говорили "за жизнь". Она оказалась очень внимательным слушателем, а на прощание сказала: "Саша, ты должен написать книгу о себе и заняться сиротами. Я уверена, что у тебя получится". После той поездки из филармонии меня уволили, потому что я потратил деньги на подарки. Но мне было все равно. Я уже знал, чем буду заниматься.

"У тех, кто отказывался помогать, я воровал ложечки"

Мы с Александром сидим в лыжной и смотрим его любимый фильм "Хористы". Сюжет такой: во французский интернат для трудных подростков приходит работать молодой преподаватель музыки Клеман Матье. С первых дней между ним и суровым директором по фамилии Рашен намечается конфликт. Директор придерживается педагогической системы, выстроенной по принципу "действие— противодействие". Матье просто учит детей петь и этим добивается такого эффекта, что ставит сложившуюся систему воспитания под удар. Месье Рашен выгоняет Матье из приюта. Когда тот выходит за ворота, он видит ребенка, который сидит и ждет своего отца, не веря в то, что тот никогда не придет. Матье говорит ему, что он и есть его отец, и забирает с собой. Он понял, что с системой ему не справиться, но спасти конкретного человека по силам.

— Очень правильный фильм,— считает Гезалов. — Я видел много людей, которые искренне начинали заниматься благотворительностью, но очень скоро либо начинали воевать с системой, либо, наоборот, полностью вписывались в нее. И в том и в другом случае эффективность их работы была равна нулю. Я не воюю с системой. Я слишком хорошо ее знаю, чтобы питать иллюзии, будто смогу ее одолеть. Отец Андрей однажды очень точно сказал об этом.

— Отец Андрей — это кто?

— Андрей Верещагин. Священник храма Святой Екатерины в Петрозаводске. Мы с ним давно сотрудничаем. Меня поразила одна его мысль. Вот Христос— он ведь пришел на Землю во времена рабовладельческого строя. И никогда не говорил: "Долой господ!" Но христианство победило этот строй. Люди просто приняли новую веру, и в ней не оказалось места рабовладению. Так что любая система вторична, а первичны человеческие души, и прежде всего твоя собственная. Если же ты идешь воевать с системой и спасать мир — это тупик, в котором ты сам и погибнешь.

Мы едем с Александром в коррекционную школу-интернат № 23. В стареньком "фордике" играет "Хорошо темперированный клавир" Баха. Первое произведение в мире, написанное для фортепиано. 24 прелюдии и фуги.

Некоторые музыковеды считают, что это музыкальная иллюстрация Священного Писания. Чем больше Гезалов его слушает, тем больше согласен с ними.

— После встречи с Кларой я устроился в магазин и стал отрабатывать технологию убеждения на покупателях, — Александр объезжает колдобины, но их слишком много. — Представляешь, ты приходишь за продуктами, а тебя спрашивают: "Как вы думаете, сколько в России детей-сирот?" На меня смотрели как на шарахнутого, но популярность магазина, как ни странно, выросла. Потом я стал "ходить по телам".

Из книги "Соленое детство":

"Тела чаще всего встречали, не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, что удивляло: как это я не подчинился? Тогда мы начинали разговор. Когда я понимал, что встреча будет бесплодной, я незаметно прятал чайную ложечку в карман".

— А ложечки-то зачем тырить?

— Чтобы не было ощущения неудачи. Типа не зря сходил. Очень тонизирует. У меня этих ложечек набралось штук 20, пока я, наконец, не понял одну простую вещь: прежде чем помогать другим, стань достойным того, чтобы помогать кому-то. Иначе потонете вместе. И еще я понял, что не надо просить денег— надо предлагать сотрудничество. Я решил строить храмы. До сих пор не могу понять, откуда у меня появилась эта мысль. Я ведь тогда еще даже крещеным не был. Да и вообще я наполовину азербайджанец. Потенциальные меценаты, которым я и так уже глаза намозолил, в тот момент решили, что я окончательно рехнулся. Но лед тронулся. Как только люди стали помогать на храмы — они стали помогать и на детей.

Первая из четырех церквей, построенных бывшим детдомовцем, появился прямо рядом с его каморкой. На фоне скромной обстановки удивляет шикарный паркет. Его Александр купил по дешевке во время очередного ремонта в резиденции Шуйская Чупа, где прежний президент России очень любил ловить рыбу. Думал ли Борис Николаевич, когда по нему ходил, где окажутся его следы? Едва ли.

"Низложенный завуч детдома теперь работает в киоске"

— Это неправильная рогатка, — священник Андрей Верещагин объясняет директору интерната Андрею Сунгурову, как правильно крепить резинку, чтобы камень летел точно в цель. Александр тоже вставляет несколько ценных замечаний.

— Да мы ее сделали не для стрельбы, — смеется директор. — Это театральный реквизит. Для спектакля на выпускном вечере. Я сам как раз и играл хулигана.
В интернате № 23 для слабовидящих детей год назад произошла революция. Воспитанники свергли прежнего директора и все его окружение. Воспитанники Дима Зеленковский и Егор Махотин написали открытое письмо в журнал "Лицей". Письмо называлось "Нам угрожали "Матросами". "Матросы" — это местная психушка для несовершеннолетних, но в письме были факты и пострашнее. Дима и Егор написали его в двух экземплярах— от руки и по системе Брайля. Первое администрации удалось перехватить, но второе достигло цели. Все руководство интерната уволили, завуч теперь работает в газетном киоске, а директором назначили преподавателя литературы, детского поэта Андрея Сунгурова. Он оказался тем Клеманом Матье, которому все-таки удалось победить своего месье Рашена.

— Вот уже год интернат живет в режиме самоуправления,— Сунгуров и сам носит очки, и это в глазах воспитанников добавляет ему авторитета.— Первое время после смены власти ребята собирались на совет почти каждый день. Теперь — раз в месяц. Условие одно: сами приняли решение— сами его выполняйте, администрация и наши спонсоры могут лишь помочь материалами. Атмосфера с тех пор в интернате улучшилась на порядок. Дети почувствовали свою значимость и ответственность. Появилась игровая комната, телевизор, лавочки во дворе, сейчас идет речь о том, чтобы записать в студии диск с собственными песнями. А недавно состоялся футбольный матч между священниками и детьми. Победили дети.

— Саша, ты можешь сформулировать рецепт твоего успеха?— спросил я Гезалова, когда мы снова сели в машину и поехали в спецшколу для малолетних преступников. — Что должен делать выпускник детдома, чтобы иметь хотя бы шанс на чудо?

— Наверное, так: не пить; не стремиться получить все и сразу и... — длинная пауза, — остерегаться людей.

— Остерегаться людей?

— Обязательно. Бояться людей с намерениями. Не бежать в этот мир, раскрыв объятия. За свою жизнь я много ошибался, но научился разгадывать людей. Вот ты, например, подвержен благим порывам, но ни в одном не можешь закрепиться. Журналисты вообще очень похожи на детей-сирот. Они каждый раз перегорают и в конце концов выгорают.

На улице пошел сильный ливень. По радио передали, что давление поднялось до 761 миллиметра ртутного столба. Услышав знакомую цифру, Александр сильнее сжал руль и пригнулся— как будто наш автомобиль сорвался с обрыва и полетел в пропасть.

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/chelovek/1516-2011-03-04-08-29-43.html