ДАР МОЛИТВЫ ЗА ВЕСЬ МИР

К дню памяти преподобноисповедника
Севастиана Карагандинского (1884-1966),
ученика преподобных Иосифа[1] и Нектария[2], старцев Оптинских

В 2019 году – 135 лет со дня рождения старца, 80 лет назад, после освобождения из КарЛАГа, он решил не возвращаться в Россию, неся миссию «города Караганды радующее Бога украшение, Казахстанской страны великого богомольца»

Дни памяти:
7 февраля (или в ближайшее воскресенье после этой даты – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской),
19 апреля (блаженная кончина),
22 сентября (Собор новомучеников и исповедников Казахстанских),
12 октября (обретение мощей)

Неутомимое подвижническое служение Русской Православной Церкви от послушника в Иоанно-Предтеченском скиту[3] Оптиной пустыни до настоятельства в Караганде в основанном им храме Рождества Пресвятой Богородицы. и посвящения в сан архимандрита старец исполнял 57 лет – с 1909 по 1966 год. Отец Севастиан старался возродить в храме дух Оптиной пустыни и на это положил много трудов, как он сам говорил:
«Я здесь много пота пролил, чтобы основать этот храм»[4] .

По воспоминаниям его духовных чад, «отец Севастиан не благословлял ездить по монастырям. "Здесь, – говорил он, – и Лавра, и Почаев, и Оптина. В церкви службы идут – все здесь есть». Если кто-то собирался куда переезжать, он говорил: «Никуда не ездите, везде будут бедствия, везде – нестроения, а Караганду только краешком заденет"»[5] .

«Молиться можно на всяком месте, во всякое время: стоя, сидя, лежа, во время работы, в пути, – такими словами старец наставлял молиться. – Только разговаривать в храме грешно».

«Напоминал не раз, что, заходя в автобус, самолет, легковую машину и так далее, необходимо молча перекреститься, невзирая ни на кого, даже на смех других. Ради одного, двух или трех человек верующих могут и другие быть спасены от грозившей беды»[6] .

«Он всё терпел со смирением, за всех молясь Богу о спасении и вразумлении, – вспоминал о старце Севастиане митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов), который провёл в лагерях и ссылках 20 лет. – И вот за его слёзы и молитвы ко Господу благодать Святаго Духа будет на Караганде до Второго пришествия»[7] .

В памятные даты преподобного Севастиана в храмах и монастырях поются, а дома читаются краткие молитвы святому – тропарь и кондак:

Святой Троицы служитель, земной Ангел и небесный человек, духовного Оптинского старчества преемник, хранивши священную тайну и исповедовавший Христа, обитель честная Духа Святого, преподобный отец наш Севастиан достойно почитаемый всеми, попроси миру спокойствие и смирение, подай покой душам нашим и великую милость от Господа.

В чертоги Господа Иисуса Христа Воскресшего вошедшего преподобного Севастиана почитаем, вместе с преподобными Oптинскими старцами радующегося на небесах, причастника мученичеству и исповедничеству, сослужите таинствам Божиим священным, земного Ангела и небесного человека, города Караганды радующее Бога украшение, Казахстанской страны великого богомольца, Церкви Русской всей похвалу, воспоем хвалебно и радостно все верные, порадуем, с весельем духовным будем петь: радуйся, отец Севастиан, преподобный отец наш!

Сирота

Будущий старец Севастиан родился 28 октября 1884 года в бедной крестьянской семье Василия и Марфы Фоминых, что жили в селе Космодемьяновское Орловской губернии, в день памяти преподобного Стефана Савваита. Поэтому при крещении был наречен в его честь Стефаном. В семье уже было два старших сына – Илларион и Роман.

В 1888 году благочестивые родители возили детей в Оптину пустынь к старцу Амвросию[8] . Стефану было только 4 года. Но отрок хорошо запомнил и это первое в своей жизни посещение Оптиной, и ласковые глаза старца.

Вскоре после поездки умирает отец семейства. А через год семью постигло новое горе: от болезни лёгких скончалась и мать.

Старший брат Илларион через год после смерти родителей женился. Был он требовательным, нередко строго наказывал Стефана. Да и жена брата не могла заменить сироте мать.

А вот к среднему брату Роману, у которого была нежная душа и мягкое сердце, пятилетний Стефан был сильно привязан. Но вскоре ему пришлось с ним расстаться.

В 1892 году Роман, решивший избрать путь иноческой жизни, упросил Иллариона отвезти его в Оптину пустынь. Там он был принят послушником в Иоанно-Предтеченский скит.

От рождения слабый здоровьем, Стефан учился хорошо, окончил трёхклассную приходскую школу. Он был смирен и кроток, за что его недолюбливали сверстники, насмехались над ним и дразнили «монахом».

Радостным утешением было для Стефана в зимнее, свободное от крестьянской работы время посещать в Оптиной пустыни среднего брата. Эти посещение имели большое духовное влияние на Стефана. Когда Стефан стал просить старшего брата отпустить и его в Оптину пустынь, Илларион сказал, как отрезал:
«Какой из тебя монах? Никуда-то ты не годишься. Да и кто будет мне в хозяйстве помогать?»

И Стефан остался помогать брату. Он любил скотину, умел с нею обращаться, за что его ценили крестьяне. Работал в основном пастухом.

На выпасе у Стефана было много времени для чтения книг, которые давал ему приходской священник. Было время и для молитвы.

От воинской службы Стефана по состоянию здоровья освободили. Он получил паспорт. Давно утвердившийся в своём желании иноческого жития, Стефан наконец-то смог уехать в Оптину.

В Оптиной пустыни

В январе 1909 года молодого послушника Иоанно-Предтеченского скита Стефана определили келейником к старцу Иосифу, ближайшему ученику великого старца Амвросия.

Старец Иосиф был уже на закате своих лет, тяжело болел. Но, ослабевая телесно, он был по‑прежнему бодр и ясен духом. Тесная келья, перешедшая ему от великих предшественников, стала для отца Иосифа училищем благочестия. Со временем и сам он стал наставником монахов.

«Жили мы (я и ещё один келейник) со старцем как с родным отцом, – впоследствии вспоминал старец Севастиан. – Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали, слушали его наставления»[9] .

9 мая 1911 года душа старца Иосифа отошла ко Господу. В келью старца перешёл старец Нектарий, духовный сын старцев Анатолия (Зерцалова)[10] и Амвросия.

Оптинский монах Севастиан

Стефан остался при нём келейником и перешёл под его старческое руководство. Отец Нектарий жил замкнуто, говорил притчами, загадками, с оттенком юродства. По глубокому своему смирению он старцем себя не считал.
«Как я могу быть наследником прежних старцев? – повторял он. – У них благодать была целыми караваями, а у меня ломтик».

Также говорил посетителям:
«Вы об этом спросите моего келейника Стефана, он лучше меня посоветует, он прозорлив».

В 1912 году Стефан был пострижен в рясофор. В 1913 году в Великую Субботу от туберкулеза лёгких скончался брат Стефана, монах Рафаил, перед смертью постриженный в схиму.

Пострижение в мантию с именем Севастиан – в честь мученика Севастиана Медиоланского – Стефан принял в трагическом 1917-м, когда рухнуло многовековое великое государство Российское.

Начало гонений

23 января 1918 года декретом СНК Оптина пустынь была закрыта. Однако ещё несколько лет монастырь продолжал существовать под видом сельскохозяйственной артели.

Оставшиеся здесь в большинстве своём пожилого возраста иноки жили, каждый день и каждый час ожидая изгнания, ареста, тюрьмы, смерти… Но твердо решили не уходить из монастыря.

Старец Нектарий продолжал принимать народ. В марте 1923 года он был арестован и выслан за пределы губернии.

Преп. Нектарий Оптинский

Во время ареста, когда власть требовала, чтобы старец Нектарий отказался от приёма посетителей, ему явились в видении все Оптинские старцы и сказали:
«Если ты хочешь быть с нами, не отказывайся от духовных чад твоих!».

И он не отказался.

Первое время старец жил в 45-ти верстах от Козельска в селе Плохино. Затем перебрался в село Холмищи Брянской губернии.

А отец Севастиан вместе с Оптинской братией жил в Козельске и часто навещал старца в его изгнании. В 1923 году за два месяца до окончательного закрытия монастыря инок Севастиан принял рукоположение в иеродиакона. В 1927 году был рукоположен в иеромонаха.

29 апреля 1928 года старец Нектарий скончался. Неутешно плакал отец Севастиан на похоронах и потом на могиле старца.

Выполняя благословение старца – после его смерти служить в приходском храме, отец Севастиан уехал сначала в Козельск, потом в Калугу.

Наконец в 1928 году он получает назначение на приход в город Козлов (ныне Мичуринск) в Ильинский храм, где настоятелем был протоиерей Владимир Нечаев, отец будущего митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима.

Здесь отец Севастиан прослужил пять лет, боролся с «обновленцами». Когда был арестован протоиерей Владимир Нечаев, отец Севастиан взял на себя попечение о его семье.

Он поддерживал связь с бывшей в рассеянии братией Оптиной пустыни. В Козлов к отцу Севастиану стали съезжаться сестры по духу. Первыми приехали монахиня Феврония (Тихонова), инокиня Софийской женской общины Рязанской епархии Агриппина (Артонкина) и монахиня Краишевского Тихвинского монастыря Саратовской епархии Варвара (Сазонова). Они остались с отцом Севастианом навсегда, были рядом в годы его заключения в КарЛАГе и жили до самой его смерти в Караганде.

В это время в Козлове проживали и другие иноки и инокини из разоренных монастырей, а также миряне, посещавшие прежде Оптину пустынь. И сердца искренне ищущих спасения неведомой силой влеклись к отцу Севастиану. Это не могло не обратить на себя внимания местных властей.

Лесоповал

25 февраля 1933 года все они вместе с отцом Севастианом были арестованы. Их отправили в Тамбовское ОГПУ для прохождения следствия.

Из протокола допроса:
«…На все мероприятия Советской власти я смотрю, как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей… При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, только тогда мы от этого избавимся…»

2 июня 1933 года заседание тройки ПП ОГПУ постановило: «Фомина Степана Васильевича, обвиняемого по ст. 58-10 II УК, заключить в исправтрудлагерь сроком на семь лет, считая срок с 25/2-33 г.»[11] .

Медкомиссия признала, что в связи с ограниченным движением левого локтевого сустава (батюшка в детстве повредил левую руку) он не годен к тяжёлому физическому труду. Несмотря на это, отец Севастиан был отправлен на лесоповал в Тамбовскую область.

Духовные дети узнали место лесоповала и находили возможным приносить ему передачи, утешать и поддерживать, кто чем мог.

По воскресным дням осужденных отпускали домой. Ехать в Козлов отцу Севастиану было далеко. Но и в местной деревеньке нашлись духовные дети, которые вечером в субботу ждали его.

Воскресный день проходил в молитве и беседе, о чем сам батюшка говорил:
«Как на Пасху! Как в раю побудешь!».

Но через год отец Севастиан был переведен в КарЛАГ.

КарЛАГ

В Долинку – «столицу» КарЛАГа, что в 45 километрах от Караганды, отец Севастиан прибыл 26 мая 1934 года.

С 1931 по 1956 годы через КарЛАГ прошли около миллиона человек, прежде всего это была трагедия русских крестьян-спецпереселенцев, тысячи и десятки тысяч их и их детей погибли здесь.

КарЛАГ состоял из 26 отделений (точек). Они располагались в знойных летом и очень холодных зимой степях Центрального Казахстана в радиусе до четырехсот километров.

Отец Севастиан испытал и побои, и истязания, и требования отречься от Бога.

«Никогда!» – ответил батюшка.

Его отправили в барак к уголовникам.

«Там, – сказали, – тебя быстро перевоспитают».

Сначала уголовники издевались над пожилым и слабым монахом. Однако со временем своей кротостью и любовью он покорил всех: привел к вере в Бога весь барак.

О своем пребывании в лагере отец Севастиан позже рассказывал своим духовным детям:
«Когда меня принуждали отречься от православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз и стражу приставили. Стража менялась через два часа, а я бессменно стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила надо мной такой «шалашик», так что мне в нём было тепло»[12] .

По слабости здоровья старца поставили работать хлеборезом, затем сторожем складов в зоне лагеря. В ночные дежурства старец никогда не позволял себе спать, он нёс молитвенный труд. И начальство, приходя с проверкой, всегда заставало его бодрствующим.

Сестра Агриппина, одна из арестованных духовных чад, после освобождения написала старцу о своём намерении ехать на родину. Но он благословил её немедленно приехать в Караганду.

В 1936 году Агриппина приехала, получила свидание со старцем, и он предложил ей купить домик в районе посёлка Большая Михайловка, поближе к КарЛАГу, поселиться в нём, а к нему ездить каждое воскресенье на попутной «абы какой машине».

Спустя два года в Караганду приехали сёстры Феврония и Варвара. И домик был куплен на Нижней улице – старенький амбарчик с прогнувшимся потолком. В нём устроили две комнаты, кухню, сенцы. Был и огород с колодцем.

Сестры Агриппина и Варвара устроились работать в больнице в Новом городе, а Феврония, как малограмотная, работала в колхозе. Приехали в Караганду и другие монахини: Кира, Марфа и Мария. Они поселились жить в Тихоновке.

Сёстры познакомились с верующими и стали потихоньку собираться для совместной молитвы. Узнав, что в Долинке находится отец Севастиан, верующие стали помогать ему.

В воскресные дни сёстры приезжали к старцу, который в то время уже был расконвоирован, работал водовозом. Кроме продуктов и чистого белья, они привозили Святые дары, поручи, епитрахиль. Все вместе выходили в лесок, отец Севастьян причащался сам и сестёр исповедовал и причащал.

Многих в лагере он привёл к вере в Бога. И когда старец был освобождён, у него в зоне были духовные дети, которые по окончании срока ездили к нему в Михайловку. А много лет спустя, когда открылась в Михайловке церковь, жители Долинки поехали туда и узнали в старце-священнике своего водовоза.

Корабль спасения

Отец Севастиан был освобождён из лагеря 29 апреля 1939 года накануне праздника Вознесения Господня. Перед войной он ездил в Тамбовскую область. Духовные чада, много лет ожидавшие его возвращения, надеялись, что он останется с ними в России. Но батюшка снова возвратился в Караганду.

Казалось бы, вполне естественно для человека выбраться оттуда, где испытал столько горя, где сама земля уже стонет от скорби людской. Но он избирает другой путь. Путь истинного монашества, «дар молитвы за весь мир».

В 1944 году отец Севастиан и сёстры купили на Западной улице дом побольше. Батюшка ходил по нему, все по‑хозяйски оглядывал и говорил, что и как надо переоборудовать.

«Да зачем же, батюшка, – возражали сёстры, – не в Казахстане же нам век вековать! Вот кончится война, и поедем с вами на родину.
– Нет, сёстры, – ответил батюшка, – здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая, и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Так что, дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесём, здесь наша вторая родина…»[13]

В новом доме была устроена небольшая домовая церковь, и отец Севастиан тайно совершал в ней Божественную литургию.

Так в Караганде, в бушующем море горести и скорби, появляется остров надежды, корабль спасения – старец Севастиан.

Жители Михайловки, узнав о старце, стали приглашать его к себе, в свои дома. Разрешения на совершение треб не было, но отец Севастиан ходил безотказно. Народ в Караганде был верный – не выдадут. Не только в Михайловке, но и в других районах полюбили старца, поверили в силу его молитв.

Со всех краёв в Караганду стали съезжаться духовные чада старца – монашествующие и миряне, ищущие духовного руководства. Ехали из Европейской части России, с Украины, из Сибири, с дальних окраин Севера и Средней Азии.

Всегда ради людей он жертвовал своим покоем. Старец на деле исполнял слова Евангелия:
«Кто из вас хочет быть первым, да будет всем слуга».

Старец всех принимал с любовью и помогал устроиться на новом месте. Домики в Караганде в то время продавались недорого. Они принадлежали спецпереселенцам, которые со временем выстраивали для себя новые дома, а свои саманные хибарки продавали.

Старец давал деньги на покупку домика тем, у кого их не было, или добавлял тем, кому их не хватало. Когда деньги ему со временем возвращали, он отдавал их другим.

«Дивеевская обитель» Караганды

В 1946 году, по благословению старца Севастиана, верующие Караганды подали в местные органы власти заявление о регистрации религиозной общины. Ходатайствовали об этом и многие родители погибших воинов Великой Отечественной.

В ответ пришло распоряжение:
«Запретить священнику Севастиану Фомину службы в самовольно открытом храме».

Только в 1953 году было разрешено совершение в Большемихайловском молитвенном доме церковных таинств и обрядов – крещения, отпевания, венчания, исповеди, но Литургию батюшка мог служить только тайно ночью на квартирах верующих. По великим праздникам всенощное бдение служили с часа ночи, а после короткого перерыва совершалась Божественная литургия.

Окна плотно завешивали одеялами, а внутри дома было светло и многолюдно. Службу заканчивали до рассвета, и по одному, по два люди расходились по домам.

Старец Севастиан

В 1955 году из Москвы было получено наконец разрешение о регистрации религиозной общины в Большой Михайловке. Начались работы по переоборудованию жилого дома в храмовое здание.

Всем руководил старец Севастиан. Храм наполнился иконами: одни были принесены верующими, другие – написаны талантливой матушкой Агнией. Служебные и святоотеческие книги прислал из Москвы бывший узник КарЛАГа протодиакон Иаков.

В 1955 году в день праздника Вознесения Господня церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы была освящена.

Старец был настоятелем храма одиннадцать лет – с 1955 по 1966 годы, до дня своей кончины. Он создал в Караганде «Дивеевскую обитель», то есть женскую общину, подобную общине Дивеевской.

Его прозорливость открыто проявлялась лишь в том случае, когда этого требовала ситуация.

Пела в церкви на клиросе одна девушка, Мария Стаканова. Она воспитывалась в детском доме, куда поступила из дома ребёнка, и ничего не знала о своих родителях. Как-то Мария подошла к старцу и сказала ему, что скорбит о том, что не знает имени своих родителей, их национальности и не может их поминать и молиться об их упокоении.

«Мне сейчас некогда, – сказал батюшка, – ты завтра подойди, поговорим.

Назавтра он сам подозвал ее и сказал:
– Маруся, родители твои были русские, православные, высланные. Имя отца было… – и он назвал его и назвал имя матери. Мария очень обрадовалась и стала подавать за них поминания».

Отец Севастиан никого не исцелял открыто и по своей скромности и простоте всегда говорил:
«Да я никого не исцеляю, никого не отчитываю, идите в больницу. Я – говорил он, – как рыба, безгласный, – так он себя уничижал».

Старец помогал людям своей тайной молитвой. Он был совершенно лишен самолюбования и самодовольства. Напротив, часто говорил: «Я человек малограмотный, 4 класса закончил и дара слова у меня нет, и голоса у меня нет».[14]

Проповеди он чаще читал по книге, ничего от себя не прибавляя. А сидя за столом со своими духовными детьми, иногда что-нибудь рассказывал, но спокойно, скромно, не выставляя себя напоказ.

22 декабря 1957 года, в день празднования иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», архиепископом Петропавловским и Кустанайским /с 28 сентября 1960 по 4 сентября 1975 – митрополит Алма-Атинский и Казахстанский/ Иосифом (Черновым) старец был возведён в сан архимандрита и награждён Патриаршей грамотой «За усердное служение Святой Церкви».

В 1964 году ко дню своего ангела отец Севастиан был награждён архиерейским посохом – награда, примеров не имеющая.

Отец Севастиан сохранял безупречное исполнение церковного Устава, не допуская при богослужении пропусков или сокращений. Церковные службы были для него неотъемлемым условием его внутренней жизни.

Старец особенно благоговел перед праздниками Вознесения Господня и Святой Троицы, как завершающими дело Христа Спасителя, как венцом всех Таин Христовых. В беседах его любимым образом был Иоанн Богослов, память которого он совершал особенно торжественно и благоговейно. Часто скорбел о недостаточном почитании своей паствой этого Апостола Любви, и говорил:
«Вот сегодня день памяти перенесения мощей Святителя Николая, – и церковь полна народа. А вчера был праздник святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, – и церковь была полупуста. Как же вы не понимаете кто выше и кого надо больше почитать? Какой праздник больше?»[15]

Также он особенно чтил все семь дней памяти Предтечи и Крестителя Господня Иоанна и память святых бессребреников Косьмы и Дамиана (1/14 июля) – покровителей той местности, где батюшка родился.

«Да!» или «Нет!»

В Караганду часто приезжал духовное чадо старца – епископ Питирим (Нечаев) – иногда, как он сам вспоминал, только за одним словом: да или нет.

Ему доводилось ночевать в келье старца. Просыпаясь ночью, владыка видел, что, несмотря на то, что вроде бы старец спит, чётки в его руках непрестанно движутся.

«Когда отца арестовали, отец Севастиан взял на себя заботу о нашей семье, – вспоминал владыка. – О нас, младших, потому что старшие были уже в Москве. Спустя некоторое время после того, как мы уехали, арестовали и его, и потом мы с ним встретились только в 1955 году, когда кончился срок его заключения и ссылки, а я уже стал церковным работником и имел даже некоторое имя. Хлопотали о том, чтобы открыть церковь в Караганде, и я принимал в этом участие. При всех своих необычайно высоких духовных дарованиях старец Севастиан был очень болезненным. Болезнь его началась с нервного потрясения. В начале ХХ века он был первым и любимым учеником старца Иосифа Оптинского. Когда старец Иосиф умер, его это так потрясло, что у него сделался парез пищевода. Всю жизнь он мог есть только жидкую супообразную пищу.

Иногда спазм схватывал его пищевод, он закашливался и есть уже не мог, оставался голодным. Можно себе представить, как тяжело ему приходилось в лагере, когда кормили селедкой и не давали воды.

Старец Севастиан был сдержанным, мало говорил, но в нем было удивительное сочетание физической слабости и духовной – даже не скажу, силы, но приветливости, в которой растворялась любая человеческая боль, любая тревога.

Когда смятенный, возмущенный чем-то человек ехал к нему, думая выплеснуть всю свою ярость, все раздражение, он успокаивался уже по дороге и, встретившись со старцем, уже спокойно, объективно излагал ему свой вопрос, а тот спокойно его выслушивал, иногда же, предупреждая волну раздражения, сразу давал ему короткий ответ».

«В Михайловке – Оптина, а на Мелькомбинате – скит…»

Особенно любил старец бывать в посёлке Мелькомбинат. Здесь старец Севастиан собирал сирот и вдов: покупал им домики. И когда он приезжал на Мелькомбинат помолиться, люди бросали свои дела и заботы и спешили туда, где старец, чтобы получить благословение и утешиться. Старец каждого с любовью встречал, каждому давал своё назидание.

«В Михайловке – Оптина, а на Мелькомбинате – скит», – говорил он.

На Мелькомбинате со своей младшей дочерью и внучкой Таисией жил приехавший к отцу Севастиану овдовевший его старший брат Илларион. Он был уже глубоким старцем высокого роста и прямой осанки.

По воскресным и праздничным дням Илларион Васильевич с дочерью и внучкой приезжал в церковь. Подходя под благословение к отцу Севастиану, он кланялся ему до земли и целовал благоговейно руку, а на исповеди становился на колени.

Перед смертью Илларион Васильевич был пострижен в рясофор. Отец Севастиан сам отпел своего старшего брата – инока Илариона.

Постриг в схиму и блаженная кончина

Старец часто напоминал своим духовным чадам о смерти, о переходе в вечность. Когда к нему обращались с вопросом:
«Как мы будем жить без вас?» – он строго отвечал: «А кто я? Что? Бог был, есть и будет! Кто имеет веру в Бога, тот, хотя за тысячи километров от меня будет жить и спасется. А кто, пусть даже и тягается за подол моей рясы, а страха Божия не имеет, не получит спасения»[16] .

В 1966-м он стал заметно слабеть. Лечащие врачи проводили комплексное лечение, но состояние старца не улучшалось, только временно облегчались его страдания. Но также ежедневно в богослужебное время старец бывал в храме.

Старец Севастиан накануне пострига в Великую схиму

Он говорил:
«Какой же я священнослужитель, если Божественную литургию или всенощную пробуду дома?»

16 апреля 1966 года старец принял постриг в схиму от епископа Питирима (Нечаева), прибывшего к нему для этого специально.

«Выглядел он плохо, – вспоминал владыка, – был очень слаб. Таким я, наверное, ни в какой болезни его не видел. Он просил меня постричь его в схиму. Сразу же начались приготовления, откладывать было нельзя. Слава Богу, всё удалось успешно: несмотря на изнеможение и слабость, отец Севастиан был в полной памяти, и нам удалось совершить его пострижение.

Я был около него буквально до последних часов его жизни. Той же ночью, после пострижения в схиму, ему стало очень плохо, он исповедовался, причастился. Жаловался, что испытывает томление духа и тела. 19 апреля его не стало…»

…Скончался старец на Радоницу, 19 апреля в 4 часа 45 минут. Мгновенно прибежали келейницы. Поднялся плач, началась суматоха. Позвали владыку Питирима и всех, кто был в эту ночь поблизости.

В 5 часов 30 минут владыка стал служить панихиду. После окончания панихиды все вышли из кельи. Началось облачение. Старец был совсем тёплый, лицо спокойное, как живое. Владыка покрыл его сверху мантией, закрыл клобуком лицо.

Утром владыка служил заупокойную литургию Радоницы. В 5 часов вечера привезли гроб, обитый чёрной материей, переложили в него старца.

Владыка снял с него камилавку, надел на его голову митру, и с пением «Помощник и Покровитель…» гроб понесли в церковь.

Со всех концов Казахстана, Сибири, Европейской части России под благодатную сень храма старца съезжалось духовенство и миряне – его духовные чада, в душах которых он утвердил надежду на спасение:

«При общении с батюшкой как-то само собой и неоспоримо становилось ясно, что душа живёт вечно, что со смертью не оканчивается жизнь, а только упраздняется тело. И это было просто, и говорил он об этом просто»[17] .

Священники всю ночь служили панихиды, пел хор. А люди всё ехали и ехали.

От Святейшего Патриарха была получена телеграмма:
«Выражаю соболезнование прихожанам храма по случаю кончины благостного старца архимандрита Севастиана. Вашему преосвященству, епископу Волоколамскому Питириму благословляется совершить погребение в Бозе почившего. Патриарх Алексий».

На третий день батюшку хоронили на Михайловском кладбище. На катафалке гроб везли только небольшой отрезок пути до шоссе. Всё движение на нём было остановлено.

Народ шёл сплошной стеной. Гроб несли до кладбища на вытянутых вверх руках. Он плыл над огромной толпой народа и был отовсюду виден. «Христос воскресе!» – пела вся многотысячная толпа.

Могила для старца была вырыта на краю кладбища, а за ней простиралась необъятная казахстанская степь.

Молитвами преподобного Севастиана Карагандинского да хранит нас Господь!

Преподобноисповедник Севастиан Карагандинский

По благословению Святейшего Патриарха Алексия II и по решению Синодальной комиссии по канонизации святых, в 1997 году состоялось поместное прославление в лике святых преподобного старца Севастиана Карагандинского, исповедника.

Мощи преподобноисповедника Севастиана были обретены 12 октября 1997 года. Полгода мощи старца находились в основанном им храме Рождества Пресвятой Богородицы. А 2 мая 1998 года при торжественном крестном ходе с пасхальными песнопениями рака с мощами преподобного была перенесена в ставший главным храмом Караганды Свято-Введенский собор.

Перенесение было совершено архиепископом Алма-Атинским и Семипалатинским Алексием в сопровождении духовенства епархии, православных карагандинцев и многочисленных паломников из разных городов Казахстана и России.

В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе преподобный Севастиан Карагандинский внесен в собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

Когда Святейший Патриарх Алексий II был в Караганде, он отслужил молебен и сказал такие слова:
«Степь Казахстана – это как распростертый антиминс».

Рака с мощами прписп. Севастиана Карагандинского

Свято-Введенский собор во время приезда Святейшего не мог вместить всех православных, потому что Караганда – почти вся православная. Во многом по молитвам святого старца Севастиана.

Мощи преподобного Севастиана установлены для поклонения в правой части центрального придела Свято-Введенского собора. А благолепная рака и сень над нею, исполненные из цветных металлов с инкрустацией и напоминающие раку и сень преподобного Сергия Радонежского, созданы мастерами Сергиева Посада.

Подготовил Николай Головкин

https://www.optina.ru/19_dar_molitvy_za_mir/