Да не оставят они нас нынешних. Игумен Нектарий (Морозов)

Каждый раз, когда случается соприкоснуться с подвигом кого-либо из новомучеников и исповедников Российских, а тем более, когда приходит день их молитвенной памяти, неизменно задумываешься о многом — о том, что было когда-то, о том, что есть сейчас, и о том, что рано или поздно обязательно будет. Раздумья эти всегда непросты, они мучают душу, но вместе с тем удивительным образом и укрепляют, и просветляют ее. В этих раздумьях немало личного, субъективного, но все же я рискнул ими поделиться: возможно, для кого-то они окажутся и понятными, и близкими.

Мною, как и многими людьми, чье становление в церковной жизни пришлось на конец 80х — начало 90х, перемены тех лет, сделавшие в России вновь возможной свободу совести и вероисповедания, воспринимались однозначно как чудо. Настолько неожиданными, сверхъестественными казались они тогда. Это теперь можно говорить об обусловленности происходивших процессов закономерностями общественного развития. А в ту пору вряд ли кто-то мог ожидать так скоро и вдруг подобного следствия этих закономерностей.

И как-то нерасторжимым образом соединилось в то время в моем уме и в сердце это чудесное возрождение Церкви и все, что касалось новомучеников и исповедников, за веру и Христа в России пострадавших, что становилось тогда буквально по капле, страница за страницей о них известным.

25 марта 1991 года Священный Синод Русской Православной Церкви принял Определение «О возобновлении поминовения исповедников и мучеников, пострадавших за веру Христову, установленного Поместным Собором» 5/18 апреля 1918 года. А годом позже Архиерейский Собор определил совершать празднование Собору новомучеников и исповедников Российских в этот же день, 25 января, являющийся также днем мученической кончины священномученика Владимира (Богоявленского),— в случае совпадения этого числа с воскресным днем, или в ближайшее воскресенье после него.

Казалось совершенно ясным, что не иначе как по молитвам святых новомучеников и исповедников даровал нам Господь возможность войти в широко распахнувшиеся вновь врата Церкви. Не иначе как по их предстательству воззвал нас из той бездны неведения Его и о Нем, в которой находилась вся некогда святая Русь, в которой находился и практически каждый из нас. И оттого то малое, что можно было в те годы найти об этих святых, столь близких нам по времени, по месту своих подвигов,— прочитывалось с жадностью, по несколько раз; душа хотела впитать все, что касалось их жизни, их стояния в вере, их страданий или даже смерти за Христа.

И такое еще не оставляло тогда чувство (тоже субъективное, но очень дорогое сердцу): если они, праведные и Богу верность всегда хранившие, так пострадали, то чего заслуживаем мы — пришедшие с распутий греха, «дети похмельной пирушки», как удивительно точно назвал наше поколение в Церкви начинавший тогда еще только издаваться известный сегодня писатель архимандрит Лазарь (Абашидзе)? И еще более субъективно, но оттого не менее уверенно, ощущалось: вот, пройдет это короткое, данное нам для обращения и покаяния время, и наступит наша пора доказать свою верность Христу, готовность пойти ради веры в Него и на лишения любые, и на мучения, и на смерть. И такой огонь от этого разгорался в сердце, такой свет освещал дорогу!..

С тех пор прошло уже 20 лет. Вроде бы и недолгий срок, но столько всего за эти годы произошло с нашей страной, с Церковью и с нами самими... Я не решусь сказать за всех, но сам признаюсь: я не таков сегодня, каков был тогда. Нажит какой-то опыт, «багаж» (в основном — тех преткновений, которые день за днем призваны уверять гордого человека в том, насколько в действительности мало он может и значит). Но настоящее было, в первую очередь, тогда, а теперь — слишком много прорывается в жизнь лишнего, наносного, не помогающего, но мешающего следованию за Христом. Однако есть замечательные по своей верности слова святых отцов: «первая краска не смывается». И память о тех днях, о себе самом в те дни живет по-прежнему в сердце.

Лично мне чтение житий новомучеников, размышление о них лучше, чем что бы то ни было, помогает обратиться внутренне к самому главному, к самому существенному, к мысли о том, что все очень скоро пройдет и настанет время испытания и суда. И значит — прочь, далеко на второй план, то, что на этом плане и должно быть, что не имеет отношения к деланию спасения, а тем более препятствует ему.

С «высоты своего опыта» я не считаю уже новомучеников какими-то особыми, из ряда вон выходящими людьми: если бы они и вправду были такими изначально, то в чем бы заключался их подвиг? Нет, их жизнеописания рисуют нам образы людей очень разных: сильных, мужественных, цельных и — немощных, едва-едва справляющихся с текучкой повседневности, страдающих от малодушия, доходящего до боязливости. Но и те и другие совершили свое восхождение к святости. В какой-то момент жизнь поставила их перед выбором, который, как оказалось, они уже заранее сделали в собственном сердце. Хотя и узнали, возможно, об этом лишь в самый последний момент земного своего бытия.

Из всего множества прочитанного и услышанного прочнее всего засели почему-то у меня в душе два небольших эпизода.

Один — из жизни священномученика Амвросия, епископа Сарапульского, Свияжского и Казанского (1867–1918; память 29 января, 27 июля). После освобождения из-под очередного ареста, собрав в своей епархии Братство Православных Общин, святитель Амвросий сказал такие слова: «Мы должны радоваться, что Господь привел нас жить в такое время, когда мы можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткое страдание и венец мученичества искупят грехи всякие и дадут вечное блаженство, которое никакие чекисты не смогут отнять». А спустя какое-то, очень недолгое, время в город вошли соединения Красной армии — и по приказу Троцкого Владыка был расстрелян...

Другой эпизод связан с насельником московского Подворья Троице­-Сергиевой Лавры, иеромонахом Макарием (Телегиным; 1876–1922; память 13/26 мая, а также в первое воскресенье, начиная с 25.01/07.02). Когда на Подворье пришли большевики и стали отбирать богослужебную утварь и сосуды, он повел себя очень твердо и бесстрашно, хотя, конечно, и не смог воспрепятствовать святотатству. Однако проявленной им принципиальности оказалось довольно, чтобы отец Макарий был заключен под стражу, а впоследствии расстрелян. Когда к нему в камеру вошли и предложили подписаться под собственным расстрельным приговором, он тут же с радостью поднялся и твердо запечатлел свою подпись, сказав при том: «Жду не дождусь встречи с Господом моим Христом!».

…Порой измучаешься, видя свою к Царствию Божию непригодность, скатишься очередной раз по ступеням лествицы, к Небесам возводящей, и невольно вздохнешь: «Не получается у меня ничего, но, может, Господь спасет и милости сподобит и меня подобным же образом?». А потом встряхнешься, посмотришь на себя трезво и тут же поймешь: ведь решение остаться верным Христу в час по-настоящему страшного испытания не приходит одномоментно, оно подготовляется всей предшествующей жизнью,— если жизнь эта была борьбой, если, падая, ты снова и снова вставал и неуклонно шел вперед.

Хотя... Не так уж безосновательна эта мысль — по крайней мере, в какой-то своей части. Есть еще один урок новомучеников, точнее — урок их жизни, судьбы, который ни в коем случае нельзя забывать. Они жили в стране, в которой Православие, в отличие от нынешнего его положения, и вправду было государственной, «господствующей» религией. И так быстро, так ужасно все перевернулось... Стоит ли, зная это, взращивать в себе уверенность в том, что все страшное осталось позади и ничего подобного быть больше не может? Никаких оснований для такой уверенности нет. Людей, ненавидящих Церковь, сегодня немало. А искренне верующих, укорененных в церковной традиции, однозначно не больше, чем было до революции.

Не о том, конечно, речь, чтобы жить в не проходящем страхе, дрожать каждый день, с трепетом ожидая дня следующего. Не об алармизме, не об ожидании антихриста со дня на день. О другом. О том, чтобы жить собранно и строго к себе, учась быть готовым к любым испытаниям, в том числе и самым серьезным. Учась этому, наверное, прежде всего у святых новомучеников и исповедников Российских, смиренно прося у них в молитве, чтобы не отвратились они от нас, братий своих меньших. Но сами — и примером, и предстательством своим — помогли найти верный, к спасению ведущий путь. И нас побудили быть верными — и в малом, и в самом что ни на есть великом.

Газета "Православная вера", № 3 (455), февраль, 2012 г.

Источник: Православие и современность