Белый, синий, красный

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Флаг России на ветру


Онтология символа:
языческий детерминизм и христианская свобода

В сложившейся за 90-е годы русской патриотической субкультуре, чрезвычайно критично настроенной по отношению к постсоветской российской государственности, возникло очень неоднозначное отношение к официальному флагу Российской Федерации – всем известному “триколору”. Очень многие патриоты негативно относятся к этому флагу как к “нерусскому”, не выражающему те или иные “русские смыслы”, к тому же ставшему знаменем либерально-демократических реформ, знаменем “партии Ельцина” со всеми вытекающими. Сам автор этих строк очень долгое время был убежденным противником этого флага, и прекрасно понимает аргументы и эмоции его нынешних противников. Вместе с этим имеет смысл ответить на вопрос, что больше всего раздражало в появлении этого флага в качестве государственного? И вот здесь, какие бы контраргументы мы ни приводили, как бы ни защищали новый флаг России, один раздражающий фактор остается бесспорным – это не столько содержание этого флага или его происхождение, сколько то, как он был принят. А принят он был совершенно произвольно, без всяких просветительских объяснений, без всякой логики, которую обязаны приводить любые власти, когда дело касается столь серьезных вопросов. Раздражал не столько этот флаг сам по себе, сколько полное нежелание и неумение власти и её сторонников объяснить его преимущество – ведь Россия никогда не страдала дефицитом политических символов, выбор был всегда, и поэтому хочется объяснить этот выбор. Так же и сейчас я могу сказать, что любой российский политик, пассивно и бездумно принимающий любой навязанный символ, идею или лозунг, всегда вызывает большее раздражение, чем неравнодушный и занудный критик этого символа, идеи или лозунга. Можно post factum оправдать сам символ, но нельзя оправдать бездумность людей, его принимающих.

Все аргументы, выдвигаемые против современного российского флага сводятся к двум основным обвинениям – “нерусский” и “случайный”. Для незаинтересованного в истории России человека это ничего не означает, для человека заинтересованного это поражающие обвинения, говорящие о том, что сама система РФ в основе своей “нерусская” и “случайная”. Однако, эти обвинения существуют не отдельно, а часто служат продолжением друг друга, и если попытаться вскрыть их внутреннюю логику, их гносеологическую основу, то мы обнаружим за ними весьма укоренившиеся и довольно распространенное среди националистической субкультуры (как русской, так и любой другой) убеждение в том, что история своей страны, как и история всего мира в целом, глубоко детерминирована объективными онтологическими предпосылками, и в этом плане культура и политика страны “вырастает” из ее стихийной основы как дерево из почвы. Подобное представление имеет явное языческое происхождение – мира не могло не быть, он был предопределен божественной природой и вытекает из нее, все страны и народы в этом мире неизбежно вытекают из самого этого мира, сама культура – это продолжение природы. В таком детерминированном космосе любой человеческий произвол, любая случайность, любое независимое творчество – это страшное нарушение, угрожающее самому существованию этого космоса. Это языческое представление легко проглядывается в некоторых обрядоверческих традициях, где изменение одной буквы в каноне ведет к космической катастрофе. Тем более, когда речь идет о таких важных вещах как государственные символы – они должны просто воплощать собой “национальную стихию” как эманация языческого Абсолюта воплощает этот Абсолют! Поразительная устойчивость этого языческого детерминизма в сознании, а точнее, в бессознательном многих людей объясняется вовсе не их безграмотностью или какими-то архаическими комплексами – она дает очень цельную картину мира, где нет никакой неопределенности, где все предопределено, включая наше существование и нашу волю. Здесь вся история людей – это продолжение истории космоса, а человеческие символы – это органическое воспроизведение космических символов. В такой картине мира у человека нет задачи творчества, ему нужно только “угадать” правильный символ, “выявить” этот символ из самого бытия. Так возникает иллюзия того, что в самой России как некой природной стихии, уже, изначально были заложены некие конкретные смыслы и символы, которые нужно просто правильно угадать и дублировать, а не брать на себя ответственность самому давать эти смыслы и символы, ибо тогда они будут заведомо “нерусскими” и “случайными”. Возникает представление о том, что сама Россия изначально уже существовала как некий неподвижный, завершенный в себе архетип, некий “золотой век”, которому нужно строго соответствовать и который не допускает никаких временных изменений, поскольку в соответствии с языческой историософией мир сам по себе движется от земного рая к земному аду, и всё, что было раньше всегда лучше всего, что будет позже.

Совершенно очевидно, что христианское мировоззрение, составляющее основу русской культуры, видит реальность прямо противоположным образом – мир сотворен свободной волей Господа “из ничего”, мира могло и не быть, любой страны и любого народа могло и не быть, и только свободное взаимодействие (синергия) Личности Бога и личности каждого человека определяет ход истории. Предостерегая от любой уверенности в необратимом положении вещей Иоанн Предтеча говорит: “и не думайте говорить в себе: "отец у нас Авраам", ибо говорю вам, что Бог может из этих камней воздвигнуть детей Аврааму” (Мф 3:9). Поэтому необходимо понимать, что сколь бы совершенны не были те или иные символы и образы национальной истории, они никогда не будут безальтернативными – хорошо держаться за них, если они отвечают своим смыслам, но если за этой верностью стоит чисто языческая абсолютизация относительного, то она может только тормозить развитие нации, причем, именно духовное развитие. Наша история не закрыта, а национальное бытие русского народа не замкнуто на одних и тех же социальных схемах и формах, о чем свидетельствует сама история России. Никаких “золотых веков” не было, и возможно, сегодня мы живем в лучшее время русской истории, только не знаем об этом. Более того, Россия вообще слишком великая и слишком сложная реальность, чтобы быть выраженной только в одном-единственном символе – этих символов может быть много, они могут выражать разные аспекты русского бытия и “сигналить” разным типам восприятия. Подобными многогранными реальностями были великие христианские империи Средневековья и сама Церковь, в конце концов. Ни Империя, ни Церковь никогда не ограничивала себя каким-то одним символом, и в этом заключалась их эстетическая и герменевтическая сила – сохраняя одни и те же смыслы, они допускали разные формы его выражения. Ни один символ в христианском восприятии не несет в себе какого-то автономного онтологического смысла – он всегда отсылает нас к тем или иным значениям, и возникает не в Природе вещей, а в Истории людей.