Аркадий Малер: Ответ Егору Холмогорову об "элитаризме" и "русофобии"

Я очень рад, что Егор Холмогоров с оперативной быстротой в своем ЖЖ ответил на мою реакцию на его статью “Нетриумфальные заметки о триумфальном годе” , так что у нас теперь получается целая "переписка из двух углов", но должен признаться, что этот его ответ удивил меня ещё больше, чем изначальная статья. Я надеюсь, что я все-таки оперирую логикой, фактами и цитатами, за что меня часто упрекают в занудстве, но это хотя бы позволяет вести ответственную дискуссию, а не уходить в сторону и делать вид, что ты не услышал контраргументы оппонента. Егор не ответил мне по существу двух моих вопросов – с чего он взял, что Церковь “центрирует миссию вокруг субкультур” и что “значительная часть церковных кругов охвачена власовобесием”? Ведь дело не в том, что так думает именно Егор Холмогоров, а в том, что оба этих мифа стали ударной темой в антицерковной пропаганде последнего времени и поэтому бездоказательное воспроизводство этих мифов бьет по самой Церкви.

Вместо того, чтобы дополнить свои претензии иными фактическими доказательствами, Егор перешел ко второму плану этих претензий – обвинений в “кастовости” и “элитаризме”, а потом и подозрении в “русофобии”, на которые я с удовольствием отвечу, но мне все-таки хотелось бы сначала услышать ясное доказательство того, что Церковь “центрирует миссию вокруг субкультур” и что “значительная часть церковных кругов охвачена власовобесием”. Ведь если бы это действительно было так, то я сам бы один из первых боролся с этими явлениями хотя бы потому что 1) не являюсь фанатом какой-либо неформальной молодежной субкультуры и 2) потому что “фашизм не пройдет” и это не шутка. Так что придется ещё раз оговорить свою позицию по теме “субкультур” и “власовщины”, а потом перейти к темам “элитаризма” и “русофобии”, раз они так педалируется оппонентом.

1. Тема “субкультур”.

Егор Холмогоров пишет, что я якобы критикую его за “ недостаточный пиетет по отношению к миссии среди субкультур”, но это никак не следует из моих слов – пиетет надо испытывать к любой миссии и в том числе среди субкультур. Я критикую его статью не за “недостаточный пиетет”, а за совершенно ложное утверждение о том, что Церковь “центрирует миссию вокруг субкультур”. Я ещё раз объясняю, что миссионерство среди неформальных молодежных субкультур – это частная инициатива частных лиц и не только не магистральное направление миссии Церкви, но даже не какой-то её особый спецпроект. Кроме того, все эти субкультуры, особенно такие как байкеры, достаточно самостоятельны и “эзотеричны”, чтобы так просто пускать к себе каких-то миссионеров, тем более, от господствующей Церкви, и поэтому все известные случаи “миссии среди субкультур” начинались не с того, что какой-то миссионер пошел искать клуб неформалов, а с того, что какой-то неформал вышел из своего клуба и пошел искать миссионера. Так что не надо несколько единичных инициатив “снизу”, – каждая из которых абсолютно оправдана, – принимать за системную политику Церкви “сверху”. Церковь пытается миссионерствовать в самых разных сферах и молодежные субкультуры – лишь одна из них, а то, что кто-то больше всех обращает на эту миссию своё внимание, это проблема его личного восприятия.

Совершенно другой вопрос – это боязнь “«нанотехнологических» эффектов в области православной миссии. То есть, грубо говоря, пятью «панками» миссионеру гораздо легче отчитаться, чем двадцатью «гопниками»”, о чем говорит Холмогоров в своем ответе. Я бы на 100% согласился с этими опасениями, если бы они действительно были оправданы, если бы наша Церковь действительно бы довольствовалась этими “нано-группами”, но я уже сказал, что это совсем не так и нет той системы, где какой-то миссионер отчитывается за очередную “нано-группу”, а его начальство было бы этим довольно. Кроме того, даже отдельных миссионеров бессмысленно упрекать в том, что они концентрируют свою миссию на каких-либо молодежных субкультурах, а не занимаются “гопниками”, потому что таково их личное предпочтение. С тем же успехом можно обвинять меня, что я провожу Византийские Клубы, а не футбольные матчи.

Между тем, я совершенно не понимаю, как тема известных молодежных субкультур связана с элитарностью? Панки, рокеры, хиппи, толкиенисты, эмо, байкеры и т.д. – это не элитарии, это явления массовой молодежной субкультуры и никакого “элитаризма” в миссионерстве по отношению к ним нет.

Далее, Егор Холмогоров пишет, что я якобы выдвигаю “как эталон миссии о.Александра Меня, то есть человека заведомо работавшего только с очень узкой средой”. Егор, откуда ты это взял? Ты хорошо знаешь, как разные люди по разным причинам любят передергивать и преувеличивать твои же слова, но зачем ты сам этим занимаешься по отношению ко мне?

Во-первых, я ни одного миссионера не могу назвать “эталонным” и “образцово-показательным”, потому что идеальный миссионер – это тот, кто для всех сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (1 Кор 9:22), а я таких миссионеров не знаю. Любая миссия, которую мы наблюдаем – всегда АДРЕСНА, и это совершенно естественно.

Во-вторых, отец Александр Мень был не эталоном миссионера, но он de facto был основателем именно современной МАССОВОЙ миссии в России, насколько это позволяла позднесоветская власть. Через книги и проповеди о.Александра обращались очень разные люди, а то, что память о нем “приватизировала” небольшая группа либеральных интеллигентов, часть из которой ушла в раскол, – это проблемы этой группы.

Итак, я ещё раз подтверждаю, что нет такой темы как “центрирование миссии вокруг субкультур”, поскольку эта миссия – не “генеральная линия” Церкви, а частные инициативы частных лиц.

2. Тема “власовщины”.

Так же, как и в случае “центрирования миссии вокруг субкультур”, Егор Холмогоров не привел хотя бы одного явного примера эскалации “власовщины” в Русской Церкви, кроме одной только дискуссионной книги о.Георгия Митрофанова. При этом, Егор пишет – “То есть говорить об "изолированных фактах" по меньшей мере странно. Речь именно о тенденции ” .

 С одной стороны, о какой “тенденции” можно говорить, если вся “тенденция” сводится к деятельности одного протоиерея? С другой стороны, обращаю внимание на то, что в своем ответе Егор говорит всего лишь о “тенденции”, а не о том, что “значительная часть церковных кругов охвачена власовобесием”.

Как человек пишущий, я считаю, что к каждому слову нужно относиться максимально серьезно, а не по принципу “ради красного словца не пожалеешь ни матери, ни отца”. Если говорить только о негативных “тенденциях ”, то их в нашей Русской Церкви так много, что перечислять их можно бесконечно и каждая из них стоит отдельного осуждения. Меня лично больше всего волнует тот догматический хаос, который царит в голове огромного количества прихожан, а иногда и клириков, потому что церковная догматика для них не более, чем “исторически обусловленные” частные мнения. Если сравнить ту же “власовщину” с чудовищным по масштабам, откровенным “двое-верием”, а то и “десяти-верием”, откровенным оккультизмом и неоязычеством, которое можно встретить среди прихожан почти в каждом приходе, то на фоне маргинальной “власовщиной” эти явления стали чуть ли не доминирующими. Особенно если судить по тем книгам и журналам, которые можно встретить в как бы православных магазинах. И я знаю немного православных патриотов и державников, которые бы обеспокоились этим повсеместным пороком. Зато вдруг вытащили “власовщину”, которая к религиозной проблематике как таковой вообще никакого отношения не имеет.

Как мне кажется, по поводу этой темы я уже всё сказал, но поскольку она как красная тряпка продолжает раздражать многих людей, уточню некоторые детали. Я совершенно не понимаю, что конкретно наши борцы с “власовщиной” хотят от самого церковного руководства? “Власовщина” – это не религиозная позиция и даже не идеология в строгом смысле слова, это определенное политическое отношение к событиям Второй мировой войны, которое лично я категорически не разделяю. Но если кто-то очень боится выстраивания Церкви по единому идеологическому ранжиру, если кто-то критически относится к возможности введения цензуры и административного диктата в нашей Церкви, то тогда почему он в то же время требует от её руководства запретить всякую “власовщину”? В этом вопросе надо определиться – или мы принципиальные сторонники максимальной свободы мнений в Церкви, или мы выступаем за эту свободу только потому, что нашей личной позиции никакая свобода не светит.

Как конкретное политическое отношение к событиям Второй мировой войны “власовщина” не может быть осуждена Церковью по определению. Если и можно говорить о какой-то “значительной части церковных кругов”, охваченных уважением к генералу Власову, то тогда речь может идти только о РПЦЗ, где, к моему приятному удивлению, дела обстоят совсем не так, как это могло показаться на первый взгляд. Для многих “зарубежников” Власов и подобные ему коллаборационисты – это просто воин, сражавшийся с большевизмом, и они воспринимают его не как сторонника Гитлера, а именно как противника Сталина. В этом наша главная с ними герменевтическая проблема – для них зло ГУЛАГа затмило зло Освенцима. И в чисто субъективном плане их можно понять, но нельзя принять. Объективно же они не правы. Но давайте тогда честно посмотрим на аргументацию их противников из национал-сталинистского лагеря, – а они разве объективны? Сколько процентов объективности и субъективности содержится в любом национал-сталинистском тексте и, шире, любом национал-советистском тексте вообще, где, как правило, идет постоянная апелляция к аффектам? Националистическая точка зрения никогда не может быть объективной и чем больше она завязана на почве и крови, на той деревне, которую сожгли “белые” или “красные” и том прадеде, которого убили “белые” или “красные”, тем больше она становится субьективной. Следовательно, есть только один путь выйти из этого тупика субъективности – это обратиться к универсальным ценностям и только с их позиции сесть за стол переговоров. Предлагать же самой Церкви, которая вообще не занимается внецерковными националистическими вопросами, на официальном уровне однозначно осудить “власовщину” и заткнуть рот всем, кто не готов праздновать 9 мая, просто глупо. Это означает полное непонимание того, что такое Церковь и чем она отличается от государства и политической партии.

Но я ещё раз возвращаюсь к своему изначальному тезису – в современной Русской Православной Церкви нет эскалации “власовских” настроений и значительные церковные круги не охвачены “власовобесием”. Те же из клириков, кого в порядке обобщения можно назвать “власовцами”, на самом деле просто любят порассуждать на эту тему, но их с трудом можно представить в отрядах РОА. Здесь обозначена очень важная демаркация – одно дело признать противоречивость исторического конфликта и неоднозначность каждой из сторон, а другое дело однозначно поддержать ту или иную сторону.

Поэтому фраза Егора Холмогорова о том, что я “не замечаю”, что сейчас идет “деконструкция канонической истории РПЦ” лишена смысла. Если речь идет о той “канонической истории РПЦ”, деконструкция которой автоматически означает делегитимацию самой РПЦ, то такая деконструкция изнутри самой РПЦ априори невозможна. Как можно себе представить какую-то более-менее влиятельную группу клириков и мирян Русской Церкви, которая пытается изменить её самовосприятие, зная о том, что эта Церковь якобы “неканонична”? Если же имеется в виду какой-то сознательный заговор большой группы влиятельных лиц в РПЦ МП, только для виду называющих себя православными, а на самом деле не верящих в благодатность этой Церкви, то тогда надо сразу называть вещи своими именами, но это уже будет другой разговор. Что же касается того, что я, будучи ныне членом трех комиссий Межсоборного Присутствия, могу быть невнимательным к опасным тенденциям “власовобесия”, то на этот счет Егор Холмогоров и все остальные могут быть спокойны – как я уже сказал, “фашизм не пройдет” и это действительно не шутка.

В заключении этой темы отвечу на возмущение Холмогорова по поводу фигуры Сергея Чапнина, которого он приводит в доказательство “власовских” тенденций в Церкви – раз есть “фигуры подобные Чапнину”, то “это не случайное и не изолированное явление”. Честно говоря, Егор, я немножко в шоке – ты открыто публикуешь на “Русском обозревателе” и приглашаешь на свой “Русский клуб” людей, взгляды которых я бы назвал инфернальными, как то, с одной стороны, того же Константина Крылова, а с другой стороны, апологета “опричнины” и сталинизма, и ныне редактора сайта Правая.ру Александра Елисеева. Я уже не говорю о Дарье Митиной – человеке открыто антиклерикальных взглядов, которая не далее как 7 января в своем ЖЖ написала про нашего выдающегося богослова и иерарха – “Есть такой омерзительный говнюк в РПЦ, которого давно пора...” Если бы ты был редактором некоего либерально-нейтрального издания, которое не претендует на выражение национальных и православных позиций, то и вопросов бы не было, но в контексте "Русского обозревателя" они неизбежно возникают.

Таким образом, по-твоему получается, что К.Крылов, А.Елисеев, Д.Митина – это нормально, а С.Чапнин – это ненормально? Неужели ты хочешь сказать, что “Русский обозреватель” может предоставить церковному руководству образец оптимальной кадровой политики? Я не хотел тебе этого писать, но когда я увидел, как ты упрекнул Кирилла Фролова в "неразборчивости в знакомствах", то я понял, что нужно расставить все точки над i. Я готов понять обеспокоенность в "неразборчивых связях" и "чистоте рядов", мне всегда была важна эта тема, но только со стороны человека, который может подать хороший пример этой разборчивости и этой чистоты. Или докажи, что позиции постоянных авторов "Русского обозревателя" К.Крылова, А.Елисеева, Д.Митиной в отношении Православной Церкви - лучше, чем позиции С.Чапнина?

При этом, лично мне неизвестны хоть какие-то крамольные позиции С.Чапнина, которые были бы неприемлемы с точки зрения Русской Православной Церкви. То, что он, может быть, не разделяет те или иные политико-идеологические позиции, которые разделяешь ты или я, не выводит его за пределы церковной ортодоксии. Что же касается приведенной им цитаты из о.Георгия Митрофанова, то она, вообще-то, не специально-“власовская” – это общая “белая” рефлексия последствий 1917 года, которые в значительной степени имеют место быть. В случае Гражданской войны 1917-22 гг. сознательный православный христианин не может не признать, что морально худшая часть нации победила морально лучшую, и последствия этого поражения “белых”, безусловно, сказываются до сих пор. Я лично не согласен с излишне-“дарвинистской” интерпретацией этих последствий, но одна цитата одного протоиерея в принципе не может быть свидетельством глобальных тенденций.

3. Тема “кастовости”.

Наконец, перехожу к самой главной теме, затронутой Егором Холмогоровым, – “И вот тут я чувствую главное между мною и Аркадием противоречие, которое он сам обозначил вполне ясно: "я не согласен, например, с его упреком церковных кругов в “кастовости” и “элитаризме”. Не согласен с фактом элитаризма или с тем, что за это надо упрекать? К сожалению, элитаризм наших церковных кругов, особенно столичных и определяющих повестку дня, есть наблюдаемый факт.”

Обсуждая эту тему, я “начну с конца”, ответив на центральный вопрос Егора – “чем, на твой взгляд, нынешняя система (которую я обозначил как тусовочно-бюрократическая) хороша и почему она, на твой опять же взгляд, безальтернативна сегодня. Скажем, я всегда готов выступить защитником путинской системы в целом, хотя прекрасно понимаю сотни ее отвратительных частностей (впрочем я про эти частности не скрываю своего отвращения). В чем конечный raison d etre защищаемой тобой конструкции церковной среды, причем защищаемой в тот момент, когда вроде бы есть все возможности добиться его изменения?”

Должен признаться, что я искренне не понимаю – откуда этот вопрос и как он логически связан с темой миссионерства среди “субкультур” и распространением “власовщины”. Это другая, посторонняя тема, которую я готов обсуждать только потому, что её задает сам оппонент...

Итак, как я не вижу никакой единой миссионерской программы в нашей Церкви, к которой можно было бы предъявлять какие-то претензии на основании её реализации, точно также я не вижу никакой единой системы церковно-политического управления, о которой говорит Егор Холмогоров.

Если говорить резко, то сих пор та структура организации церковно-политической жизни, которую я наблюдал, можно назвать централизованной анархией, где всё зависело от произвола на местах и готовности местных церковных авторитетов того или иного уровня слушаться центр; где любая попытка навести порядок называлась “бюрократией” и “папизмом”, якобы “не свойственной” “русскому” и “православному духу”. Эта ситуация была выгодна всем – и “зилотам”, и “экуменистам”, и лентяям, и просто самодурам. Единственное оправдание этой анархии состояло в том, что, возможно, русское православие на первых этапах своего возрождения не могло позволить себе большей централизации. Но в любом случае это аномальная система, система отсутствия системы, и её нужно преодолеть. В этом контексте осуждения тех или иных крипто-раскольников (от либерального Глеба Якунина в 1993 году до зилотского епископа Диомида в 2008 году) – это наиболее вынужденные попытки Церкви напомнить о том, что она все-таки централизованная организация с конкретной доктриной, а не клуб по интересам.

Если же говорить не столь резко, то можно сказать, что в нашей Церкви есть множество разных систем, как продуктивных, так и деструктивных, множество разных полицентрических и сетевых связей, ни одна из которых не может похвастаться своей монополией в общецерковном масштабе. И как есть несколько “бюрократических” систем, так и есть несколько “тусовочных” систем, но говорить о какой-то одной “тусовочно-бюрократической системе” невозможно. Я просто не знаю этой доминирующей системы, я не знаю того “алгоритма”, который бы гарантированно позволял в нашей Церкви продвинуть или опустить ту или иную фигуру или тот или иной проект. Между тем, эта система необходима и Патриарх Кирилл наглядно пытается её наладить, потому что без этой системы невозможна реализация ни одного масштабного проекта, независимо от его концептуального содержания. Поэтому я не защищаю никакую “конструкцию церковной среды” ввиду отсутствия этой самой “конструкции” – я могу только защищать те намерения по созданию этой конструкции, которые есть у Патриарха Кирилла и, ориентированной на него, части церковного руководства.

Теперь перейду к более общим теоретическим вопросам “кастовости” и “элитаризма”, а в завершении коснусь темы “русофобии”.

Начну с того, что это два разных вопроса – кастовость касается клира, а элитарность мира и клира одновременно. Кастовость клира и элитарность мира и клира так же не надо смешивать, как вопросы об иерархической и административной власти в Церкви. Более того, на практике оба начала периодически приходят в противоречие друг с другом, а не объединяются в единый симбиоз.

Да, в истории всегда была опасность замыкания церковной иерархии в отдельную касту, что особенно отразилось в римско-католическом расколе с его причащением клира и мира под разными видами. Да, священство как сословие это не “каста” не только в языческом, но даже в ветхозаветном смысле. В том, что русское священство однажды стало приобретать черты кровно-родственной “касты”, воспроизводя себя за счет потомков, виновата наша любимая монархия, ограничивающая в возможностях священное сословие, а потом и советская власть, объявившая этому сословию войну на уничтожение. Но последние двадцать лет это не актуальная тема и, на мой взгляд, серьезно упрекать современное русское священство в “кастовости” несправедливо. В этом можно упрекать отдельных клириков, которые паразитируют на своем положении, используя сознательное уважение и бессознательное благоговение паствы, но упрекать в этом священство как “класс” невозможно. В то же время, точно так же как всегда есть угроза “кастовости”, напоминающая католические образцы, точно так же есть не менее серьезная угроза размывания иерархического сознания на подобие откровенного протестантизма.

И в нашей Церкви в наше время эта угроза наиболее реальна.

К сожалению, в виду ряда социально-психологических причин, историческому, “восточному” православию как традиции свойственна определенная децентрализация и демократизация, в сравнении с “западным” католицизмом. Причем, деструктивная манера “на зло католикам морозить уши” оправдывает эту тенденцию чуть ли не как “подлинно православную”. Когда же эта тенденция накладывается на либерально-демократическую атмосферу в обществе, то она порождает ту самую церковную анархию, о которой я сказал. Не замыкание в касту, а полное размывание границы между клиром и миром; не возвышение клира над народом, а полная девальвация его морального и социального статуса – вот реальные опасности нашего времени. Между тем, вся полнота власти в Русской Православной Церкви принадлежит Архиерейскому Собору, так же как все Вселенские Соборы были именно Архиерейскими. И это правильно. Все крещеные составляют Церковь, но нести конечную ответственность за её судьбу должны те, кто обладает полнотой благодати священства, то есть епископы. Пресвиторы же – это не просто “достойные люди”, а те, кто уже может совершать евхаристию и возглавлять евхаристическую общину, и эта мистическая возможность дает им определенную власть. Идея рукополагать в пресвитеры просто “достойных людей”, считать пресвитерство “ достойным званием достойного человека” – это его профанация. Пресвитер должен получить профессиональное образование, знать догматы и каноны, потому что он должен не только творить евхаристию, но и учительствовать (1 Тим 5:17). В противном случае наша иерархия превратится в организацию районных харизматиков без образования и, при этом, нет никаких гарантий, что эти харизматики действительно будут обладать реальной харизмой. Священническое образование хотя бы позволит им объяснять другим людям Писание и Предание, а харизма любого уровня, хоть районного, хоть общенационального, ни ума, ни знаний им не добавит.

В связи с этой темой Егор вспоминает как я однажды выступил против его призыва “о необходимости изменения экклезиологического сознания сегодняшних мирян, о том, что они должны осознать что Церковь – это они, а не только церковная бюрократия”. Не знаю, что конкретно тогда говорил я или Егор, но в контексте этой темы могу представить, о чем примерно шла речь. Так вот, я сам постоянно говорю о том, что Церковь – это все крещеные люди, а не только клир, и уж, тем более, не только церковная бюрократия, значительную часть которой, между прочим, составляют миряне (!). Было бы странно так часто писать и говорить об активизации Церкви, “симфонии властей” и “политическом православии”, но при этом недооценивать значение мирян. В конце концов, я сам и абсолютное большинство моих коллег – миряне. Но в связи с вышесказанным я считаю необходимым различать активизацию мирян в Церкви и подмену церковной соборности мирянским форумом. Даже если не ссылаться на каноны, – большинство мирян не имеют того богословского образования и той канонической ответственности, которую имеют клирики, и поэтому доверять им соборные решения в полной мере нельзя. Очень важно, чтобы призывы к соучастию мирян в соборной жизни Церкви не были мотивированы недоверием к компетентности самой иерархии и понимаю соборности как псевдоцерковной холичности. А ведь именно это восприятие церковного Собора как национально-демократического съезда весьма распространено среди православных мирян – куда больше распространено, чем та же самая “власовщина”.

4. Тема “элитарности”.

Если упреки церковной иерархии в “кастовости” я считаю бессмысленными за неимением оной и наличия противоположной опасности – размывания морального и социального статуса клира, то упреки мирянского актива Церкви в “элитарности” звучат куда более убедительно и опровергнуть их значительно сложнее. Действительно, эффект определенной “элитизации” мирянского актива в Церкви, особенно приближенного к церковному руководству, налицо, а уж тем более налицо определенная “тусовочность” этого актива как в Москве, так и в других городах. Однако эта тема распадается на несколько подтем, которые нужно рассматривать отдельно.

Во-первых, любой читатель может со мной сильно не согласиться, но я считаю, что процесс “элитизации” любого актива, а тем более, его превращения в “тусовку” – абсолютно естественен и избежать его практически невозможно. Множество социологических и психологических теорий объяснят неизбежность этого процесса так, что все упреки в нем – это упреки в естественном ходе вещей. Обвинение в “элитизации” и “тусовочности”– это риторическое обвинение, если не сказать демагогическое. Оно никогда не бывает услышанным и не решает никаких вопросов. Я не знаю ни одной идейной или профессиональной среды, где бы не наблюдались аналогичные процессы, вплоть до семейственности.

Во-вторых, как я уже сказал, в Русской Церкви нет не только никакой единой “тусовочно-бюрократической системы”, но даже единой “тусовочной системы”. Вместо этого есть множество разных “тусовок” и “тусовочных систем”, и это так же естественно, как наличие самого факта коагуляции любых групп, объединенных общими интересами и ценностями, в единую “ тусовку ” .

В-третьих, если называть вещи своими именами, – нет проблемы “элитизации” и “тусовочности”, есть проблема интеграции в “элиту” и “тусовку”, и её изменения. И вот по этой части мне даже трудно что-то объяснять Егору Холмогорову, поскольку он не хуже меня это знает – социальная мобильность и открытость современного мирянского актива в Русской Церкви повышена как никогда. И сам Егор Холмогоров в значительной степени является частью если не той “элиты”, то уж точно той “тусовки”, которую он критикует. Упрекать мирянский актив в формировании закрытой, недоступной вешнему миру “элитарности”, то есть элитарности в худшем смысле этого слова, можно только на уровне отдельно взятых групп и личностей. Например, Византийский Клуб всегда был предельно открыт ко всем людям, можно сказать, опасно, неблагодарно открыт, так что любой человек с улицы имел возможность на нем общаться с людьми, которых он мог увидеть только в телевизоре. Но поскольку далеко не каждый человек с улицы достаточно воспитан и вменяем, чтобы ради его присутствия жертвовать всем клубом, наши собрания пришлось проводить в закрытом режиме.

Что касается Церкви в целом, то её двери открыты всем людям, но не всех людей можно допускать не то что к решению, а даже обсуждению внутрицерковных вопросов.

Если упреки Егора Холмогорова к “элитарности” состоят в том, что она способствует созданию Церкви “не для всех” и тормозит процессы массовой миссии, то в этом случае сам мотив его обвинений я бы не только понял, но и принял на 100%. Я сам постоянно писал и пишу о том, что особую угрозу нашей Церкви составляет её замыкание в формате субкультурного прихода, который можно назвать своеобразным high church, противопоставляемого “народной церкви”. Вот цитата из моей статьи
“ Это страшное слово “миссионерство”:

“Но есть еще одна, чисто субъективная причина недопонимания задач православной миссии. Дело в том, что для большинства современных прихожан-“интеллектуалов”, особенно открывших для себя Церковь в период ее раннего возрождения (конец 80-х – начала 90-х гг.), Православие представляется весьма личным, “интимным”, “эзотерическим”, “элитарным” знанием, которое нужно оградить от внешнего мира максимальными преградами, подобными химерам собора Notre Dame, которых в нашем случае удачно играют известные старушки-мракобески у дверей любого храма. Приходя в Церковь, эти люди уходят “от мира”, “из мира”, и им психологически совершенно непонятно, зачем вдруг совершать обратное движение и нести саму Церковь в мир. Поэтому эти люди приходят не во Вселенскую Церковь, а именно в какой-то отдельный, “свой” приход, к “своему” батюшке, образуя, своего рода, high church, которым они очень довольны и только его считают наиболее “истинным”. ”

Однако Егор Холмогоров каким-то странным образом увязывает элитаристскую и миссионерскую установку в Церкви, обвиняя кого-то – “в превращении миссионерства из инструмента становления Церкви большинства в еще один способ элитизации церковного сообщества”. Но каким образом можно обнаружить эту связь? Апофеозом этой установки является следующее рассуждение – “Патриарх зовет молодежь идти в Церковь (хотя почему только молодежь?). Она приходит и на месте старомодных бабок-платочниц которые пугают ИНН и заключенным в нем анчихристом, её встречает новомодная шпана с разъяснениями, что она, эта нововоцерковленная молодежь, суть подонки и потомки подонков, а потому платить, каяться и ходить по струнке перед "аристократией духа".”

Егор, как говорят на ученых диспутах, – на какие конкретные источники ты опирался при выдвижении этой гипотезы? Мне даже сложно представить себе ту иррациональную логику и то индивидуальное бессознательное, которое могли породить такую мысль. Я это говорю совершенно серьезно – я лично знаю большинство наших публичных миссионеров: это настолько демократичные и патриотичные люди, что обвинять их в “элитаризме” и “русофобии” может только человек, узнающий об их существовании исключительно из сайта “Русская линия”, если не хуже. Кто у нас “элитарий” и “русофоб” – протодиакон Андрей (Кураев)? Игумен Сергий (Рыбко)? Игумен Мельхиседек (Артюхин)? Иеромонах Димитрий (Першин)? Или мирянин Кирилл Фролов? Или это некие прогнозируемые тобою миссионеры, которые неизвестно откуда появятся, преисполненные ненависти к русскому народу?

5. Тема “русофобии”.

В названии своего ответа Егор Холмогоров задает вопрос – “Существует ли опасность русофобского элитаризма в РПЦ ?” И в самом же тексте однозначно отвечает – “К сожалению угроза навязывания Церкви элитаристски-русофобской идеологии сегодня как никогда реальна.”

Ну что же, оказывается миссия среди молодежных субкультур и распространение “власовщины” это проявление некоего “элитаристского” сознания, за которым скрывается ещё более глубинный пласт – “русофобское сознание”. Правильно ли я понимаю твой тезис, Егор?

Поговорим об этом. Как ты понимаешь, я не из тех людей, кто отрицает факт существования русофобии. С этим явлением я по мере возможностей борюсь последние тринадцать лет своей жизни из тридцати. Я не отрицаю факт существования крокодила – крокодил водится в Америке, в Африке, в Южной и Юго-Восточной Азии, в Австралии, но я знаю, где он точно не водится – крокодил не водится в Европе и Северной Азии. Точно так же я знаю, где можно встретить русофобию, но я точно знаю, где её нет и не может быть – русофобии не может быть в руководстве и мирянском активе Русской Православной Церкви. В противном случае русофобия начинается уже там, где заканчивается русская националистическая организация.

Как вообще тема элитаризма в Церкви могла перейти к теме русофобии в Церкви я не очень понимаю. Наверное, здесь логика такая – если “элита” противостоит “народу”, а “народ” – русский, то “элита”, соответственно, заведомо не-русская или анти-русская? Если последней степенью вырождения “народа” является “быдло”, то любой “элитарий” считает народ “быдлом”, а поскольку “народ” – русский, то, следовательно, русофобская “элита” борется с “народом”, которого считает “русским быдлом”. Быть может, я что-то упустил в этой логике, но я иначе не могу понять, как можно было благородную задачу миссии Русской Церкви среди русских неформалов и вообще русских людей интерпретировать как миссию “русофобской элиты” по отношению к “русскому быдло” (в понимании этой “элиты”). Если брать неформальные молодежные субкультуры, то к оппозиции “русское vs. русофобское” они не имеют никакого отношения, разве что речь не идет о декларатино националистических субкультурах. Если брать “власовщину”, то она вообще-то является извращенной версией русофилии, извращенной версией русского патриотизма и национализма, но никак не русофобии. Откуда этот прыжок от оппозиции “элита vs. народ” к оппозиции “русофобы vs. русские” в контексте церковного миссионерства – я не понимаю. Я также не понимаю, как любая констатация неправославного поведения обычного народа некоторыми националистами воспринимается как “русофобия”. Обвинять в русофобии такие фильмы как “Царь”, “Чудо” или “Поп” – это то же самое, что обвинять в антисемитизме фильм “Страсти Христовы”. Это тупик, из которого возможно только обратное движение.

В то же время, лично мне постоянно приходится встречать людей, и в том числе абсолютно русских современных молодых людей, которые как раз обвиняют РПЦ в излишнем, на их взгляд, консерватизме и национализме – почему эта Церковь называется именно “русская”, почему там службы идут на церковно-славянском, почему в ней так много славянофильского и воинственного, почему этнически нерусскому человеку заказан путь в церковную иерархию и т.д.? Есть много людей, которые вообще уверены, что РПЦ это оплот великорусского шовинизма и этнорегионального суеверия, и я постоянно объясняю этим людям по каждому пункту, в чем они не правы. Более того, я скажу “страшную вещь”, хотя и не в первый раз – современный русский народ не настолько националистичен, чтобы кому-то рассчитывать на национализм как существенную мотивацию политических предпочтений, а если вспомнить, что сам русский национализм существенно неоднороден, – от национал-сталинизма до “власовщины” и национал-либерализма, – то создание реально влиятельного националистического движения в России мне представляется утопичным. Сам Егор Холмогоров на просторах интернета как-то обмолвился, что в России национализм это “элитарная, в сущности идеология”. И история тому виной, и “широк русский человек”. При этом, лично я, не будучи националистом, считаю это положение дел по-своему трагичным – все-таки идентичность нации это важный вопрос для её самосознания, и я сам за то, чтобы “сузить”, но если “оно” не сужается, то что можно с ним поделать?

Так что тезис о том, что “угроза навязывания Церкви элитаристски-русофобской идеологии сегодня как никогда реальна” – я считаю абсолютным абсурдом. Если бы я не знал Егора Холмогорова, то я бы сказал, что считаю его параноидальным бредом.

На последок я хочу в тысячный раз подтвердить свою позицию, что если мы действительно осознаем себя христианами, то самая правильная русская национальная идея – это идея России как оплота Христианства. Отсюда – Катехон, Третий Рим, византизм, “политическое православие” и т.п. Разумеется, Россия как оплот православного Христианства, но я специально подчеркиваю слово Христианство, потому что имеет место быть тенденция забывать о том, что Православие это Христианство и только Христианство. Эта национальная идея может быть не самая понятная, не самая популярная, не самая модная, не самая элитарная, не самая народная, не самая техонологичная, не самая рентабельная и т.д., но она – самая правильная. Поэтому любое отвлечение русского патриотизма на что-то иное, тем более, вечно “прохановское” заигрывание с откровенно антихристианскими идеями, – от “неоопричнины” и национал-сталинизма до обычного этнического национализма, – вредны для самой России порядком больше, чем теплохладный космополитизм. Я бы сказал так – чтобы Россия продолжила своё существование, она должна быть угодна Богу, а не Ктулху.

P.S. Егор Холмогоров говорит – “Обрати внимание на интересный факт. Несколько лет назад постоянно обсуждалась тема "православных банкиров", "православных чекистов", "православных чиновников", было ощущение, что у Церкви есть влиятельное лобби в элите. И где они все были в этом году? Люди легли на дно и стараются почти не проявляться. ”

Откуда ты это взял, Егор? Может, ты просто с какого-то момента перестал общаться на православно-политические темы в православно-политических кругах? Все эти явления есть и их стало только больше, хотя, возможно, они просто изменились. Возможно, твои ощущения в чем-то правы. Дело в том, что раньше Церковь как таковая, как самостоятельная институция не напоминала о себе в должном масштабе и политический класс вместе неё имел дело с теми самыми "православными банкирами", "православными чекистами", "православными чиновниками", “православными писателями” и т.д., которые замещали собою активное православие. Но с приходом Патриарха Кирилла Церковь вдруг заявила о том, что она – есть, что это реальный субъект повседневной жизни, что она сама за себя будет отвечать, что ей соответствует, а что нет, и будет объединять эти группы вокруг себя. И вот тогда, действительно, некоторые из этих бывших монополистов на церковный дискурс приуныли – у монополии обнаружился истинный хозяин, который ещё начал чего-то требовать. Православие оказалось не личным мироощущением, а конкретным мировоззрением, которое нужно изучать. А Православная Церковь оказалась не туманным эгрегором, а конкретной организацией, которую нужно иметь в виду. В этом и состоит главное достижение нашего времени.

6 февраля 2010 г.

http://www.katehon.ru/html/sobitija/otvet_egoru_holmogorovu-2.htm