Святейший Синод в Февральской Революции 1917 г. Михаил Бабкин

Страница для печатиОтправить по почтеPDF версия
Царственные страстотерпцы.

Позиция членов Св. синода ПРЦ во время революционных событий февраля – марта 1917 г. в советской историографии оценивается как состояние полной растерянности перед внезапно случившимися событиями, как положение беспомощности и политического бессилия, невозможности повлиять на ход развертывавшихся в стране событий. Этим объясняется примирение и покорность Синода по отношению к новой власти, "выжидательная" позиция иерархии и принятие ею совершившегося политического переворота не только "за страх", но и "за совесть".

В большинстве работ, выпущенных западными историками, представителями белой эмиграции, а также отечественными авторами, монографии которых по различным причинам впервые были изданы за рубежом, наблюдается свойственная и советской исторической науке тенденция: тезис о контрреволюционности ПРЦ относительно Октябрьской революции обобщать и переносить на события Февральской революции. Однако некоторыми историками8 отмечается охлаждение верноподданнических чувств в ПРЦ накануне 1917 г. (в частности, у членов Св. синода), а также возникновение "чувства облегчения", с которым Православная церковь приняла от нового обер-прокурора Временного правительства известие о своем освобождении от опеки государства. Л.Регельсон отмечает, что главным и основным мотивом действий духовенства во время революционных событий февраля–марта 1917 г. явилось осознание тем "исторической миссии" Церкви, заключающейся (по мнению Регельсона) "в борьбе за прекращение народной распри и вражды, за прекращение партийных и социальных раздоров, за сохранение в России подлинно христианского, подлинно православного духа миролюбия".  

Среди современных работ, в которых проблема "революционности" официального духовенства ПРЦ в феврале–марте 1917 г. осталась за рамками исследования, отметим монографию профессора А.Н.Кашеварова, в которой автор первым из исследователей указал на необходимость пересмотра тезиса советской историографии о том, что Церковь отнеслась к падению царского режима как к величайшей трагедии.  

В современных исторических трудах отказ Св. синода ПРЦ поддержать падающую монархию в феврале 1917 г. объясняется как демонстрация его членами недовольства императорской обер-прокуратурой, обусловленного нежеланием царя предоставить Церкви самоуправление. Также исследователями выражается согласие с позицией своих предшественников о заведомой безнадежности призыво Синода к народу о поддержке монархии и об осознании Церковью своей "исторической миссии" по поддержке мира, спокойствия и братолюбия. По мнению ряда авторов, действия российской иерархии во время событий Февральской революции явились закономерным следствием "раболепной привычки к пассивному восприятию политических событий", которая сформировалась у духовенства ПРЦ на протяжении двухвекового синодального периода. Тема "революционности" духовенства начала рассматриваться в трудах Т.Г.Леонтьевой и Б.И.Колоницког. Но авторы не исследуют официальное отношение Синода ПРЦ к событиям февраля–марта 1917 г. Другие авторы, изучающие альтернативные пути социально-политического развития России в 1917 г., отмечают возможность выбора конституционно-монархического правления в России в 1917 г. Однако вопрос о роли Церкви в выборе "представительской" (демократической) формы власти в России ими не исследован.

 Достаточно новый подход к рассмотрению событий февраля–марта 1917 г. наблюдается в небольшой статье протоиерея Валентина Асмуса, в которой анализируется мнение Церкви о Царстве земном как образе Царства Вечного. Автор говорит, что император занимал в Церкви высокое место по божественному праву. Рассуждая об отношении российского духовенства к исчезновению царской власти и отмечая "удивительно равнодушную" его реакцию на это событие, автор видит причину такой позиции в недовольстве духовенства "ненормально высоким местом Императора в Церкви". Таким образом, о. Валентин вплотную приблизился к рассмотрению церковно-государственных отношений 1917 г. с точки зрения проблемы "священства – царства". В целом в историографии вопрос об официальном отношении членов Св. синода к революционным событиям февраля–марта 1917 г. не получил подробного освещения. Но многие источники указывают на то, что немалую роль в Февральской революции сыграла именно Церковь. Так, например, товарищ (заместитель) обер-прокурора Св. синода ПРЦ князь Н.Д.Жевахов, смещенный с этой должности Временным правительством, пишет, что "в предреволюционное время натиск на Царскую Россию вели не только пиджаки и мундиры, но и смиренные рясы", что российская "революция явила всему миру портретную галерею революционеров, облеченных высоким саном пастырей и архипастырей Церкви" (здесь и далее – курсив наш. – М.Б.).

Поскольку же об официально-церковном мнении относительно каких-либо событий можно заключить в первую очередь по реакции на них Святейшего правительствующего синода, то анализ его действий, совершенных в революционные дни февраля–марта 1917 г., позволяет изучить официальную позицию Православной российской церкви по отношению к свержению царской власти.  

Так, в конце февраля 1917 г. члены Св. синода на разворачивавшиеся в Петрограде революционные события смотрели с равнодушием. В те дни, как отмечал протопресвитер военного и морского духовенства Г.Шавельский, в Синоде "царил покой кладбища". Синодальные архиереи вели текущую работу, занимаясь большей частью решением различных бракоразводных и пенсионных дел. Тем не менее за этим молчанием скрывались антимонархические настроения. Они проявились в реакции членов Синода на поступавшие к нему в конце февраля 1917 г. просьбы о поддержке самодержавия со стороны отдельных граждан России и некоторых государственных чиновников. Например, такую просьбу содержала телеграмма, отправленная 23 февраля от Екатеринославского отдела Союза русского народа. О необходимости поддержать монархию говорил и товарищ обер-прокурора Н.Д.Жевахов. В разгар забастовок, 26 февраля, он предложил председателю Синода – митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому) выпустить воззвание к населению – "вразумляющее, грозное предупреждение Церкви, влекущее, в случае ослушания, церковную кару". Митрополит Владимир, таивший обиду на императора Николая II за "вмешательство" того в дела Церкви, а именно за свой перевод с петроградской на киевскую кафедру, и нашедший повод для сведения личных счетов, отказался помочь падающей монархии, невзирая на настоятельные просьбы Жевахова. С аналогичным предложением осудить революционное движение 27 февраля выступил и обер-прокурор Н.П.Раев, но Синод отклонил и это предложение.

Позже, находясь в эмиграции, Жевахов писал, что его призыв о поддержке монархии нашел отклик у католической церкви, выпустившей краткое, но определенное обращение к своей пастве с угрозой отлучить от Св. церковных таинств каждого, кто примкнет к революционному движению. И, отмечал Жевахов, "ни один католик, как было удостоверено впоследствии, не принимал участия в процессиях с красными флагами".

Это свидетельствует о том, что члены Св. синода смотрели на процесс крушения монархии хладнокровно и безучастно, не предпринимая каких-либо попыток ее поддержать, не сказав ничего в защиту императора.  

2 марта синодальные архиереи частным образом собирались в покоях Московского митрополита. Ими было заслушано поданное митрополитом Петроградским Питиримом прошение об увольнении на покой (которое было удовлетворено 6 марта. – М.Б.). Управление столичной епархией временно было возложено на епископа Гдовского Вениамина. Тогда же члены Синода признали необходимым немедленно войти в сношение с Исполнительным комитетом Государственной думы. На основании чего можно утверждать, что Св. синод ПРЦ признал Временное правительство еще до отречения Николая II от престола. (Следующее совещание синодальных членов происходило 3 марта в покоях Киевского митрополита. В тот же день о резолюциях Синода было доложено новому правительству).

Первое после государственного переворота официально-торжественное заседание Св. синода состоялось 4 марта. На нем председательствовал митрополит Киевский Владимир и присутствовал новый синодальный обер-прокурор В.Н.Львов, накануне назначенный Временным правительством. Митрополит Владимир и члены Синода (за исключением отсутствовавшего митрополита Питирима. – М.Б.) выражали искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Православной церкви27. Тогда же из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора было вынесено в архив царское кресло, которое в глазах иерархов ПРЦ являлось "символом цезарепапизма в Церкви Русской", то есть символом порабощения Церкви государством. Причем князь Н.Д.Жевахов, ссылаясь на слова не называемого им очевидца этого события, говорит, что кресло было вынесено непосредственно обер-прокурором, которому помогал один из церковных иерархов, член Св. синода. Кресло было решено передать в музей.

На следующий день, 5 марта, Синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие Царствующему дому "отныне не провозглашалось". На наш взгляд, эти действия синода имели символический характер и свидетельствовали о желании его членов "сдать в музей" не только кресло царя, но "отправить в архив" истории и саму царскую власть.

Первое рассмотрение вопроса о молитве за власть в Св. синоде ПРЦ происходило 7 марта 1917 г. Его определением синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) поручалось произвести изменения в богослужебных чинах и молитвословиях соответственно с происшедшей переменой в государственном управлении35. Но, не дожидаясь решения этой комиссии, 7 марта Св. синод выпустил определение, которым всему российскому духовенству предписывалось "во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома, возносить моление "О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Временном правительстве ея"".  

Относительно этого синодального определения отметим, во-первых, что в нем Российский императорский дом уже 7 марта (!) был провозглашен "царствовавшим": до решения Учредительного собрания и при фактическом отсутствии отречения от царского престола великого князя Михаила Александровича Дом Романовых стал поминаться в прошедшем времени. По роковому стечению обстоятельств (?) в тот же день Временное правительство постановило арестовать отрекшегося императора Николая II и его супругу, что было исполнено 8 марта. О реакции на это событие российского духовенства в архивах и других источниках нет никаких свидетельств.  

Во-вторых, до революции существовала некоторая очередность в поминовении государственной и церковной властей. На мирных ектениях первым молитвенно поминался Синод, а после него – император и Царствующий дом, а на сугубых ектениях, на великом входе и многолетиях – в первую очередь император и Царствующий дом, а во вторую – Синод. В рассматриваемом же определении Синода от 7 марта устанавливалась новая последовательность: государственная власть (Временное правительство) на всех основных службах стала поминаться после церковной. То есть "первенство по чести" в измененных церковных богослужениях отдавалось Синоду: Церкви, а не государству37. На наш взгляд, методологическое объяснение этого факта находится в русле рассмотрения проблемы "священства – царства".  

Третьей характерной особенностью синодального решения об отмене молитвословий за царскую власть является, по нашему мнению, фактическое упразднение "царских дней". "Царские дни" имели статус государственных праздников и объединяли собой дни рождения и тезоименитств императора, его супруги и наследника, дни восшествия на престол и коронования императора. Эти "дни" носили ярко выраженный религиозный характер: в это время совершались крестные ходы, служились торжественные службы о "здравии и благоденствии" Царствующего дома. Официально "царские дни" были отменены постановлением Временного правительства 16 марта 1917 г. Однако Синод, серией своих определений объявив революционные события необратимыми, упразднив поминовение "царствовавшего" Дома, хронологически опередил и, можно сказать, предвосхитил постановление Временного правительства об отмене этих государственно-церковных праздников. Таким образом, приоритет в отмене "царских дней" принадлежит членам Св. синода ПРЦ.  

Составленный синодальной Комиссией по исправлению богослужебных книг подробный перечень богослужебных изменений был рассмотрен Синодом 18 марта 1917 г. Вследствие чего синодом было вынесено определение о правильности предложенных комиссией изменений в церковных молитвословиях. Смысл всех этих поспешных изменений сводился к замене молитв о царской власти молитвами о "Благоверном Временном правительстве". Причем, в этом синодальном определении Царский дом вновь был упомянут в прошедшем времени, то есть в качестве как бы уже ушедшего в прошлое.

Высшее российское духовенство внесло изменения в содержание богослужебных книг спокойно и с легкостью: церковно-монархическое учение о государственной власти, исторически утвердившееся в богослужебных книгах Русской церкви и до марта 1917 г. созвучное "уваровской" триединой формуле "За Веру, Царя и Отечество", было нарушено. Изменение смысла заключалось, с позволения сказать, в "богословском оправдании" революции, то есть в богослужебной формулировке тезиса о том, что "всякая власть от Бога": как царская власть, так и народовластие. Этим в богослужебной практике проводилась мысль, что смена формы власти как в государстве, так и в Церкви (в смысле молитвенного исповедания определенного государственного учения) – явление не концептуального характера и вовсе не принципиальное. Вопрос же об "альтернативе" ласти, то есть о должном выборе Учредительным собранием между народовластием и царством, был Синодом решен и богословски, и практически в пользу народовластия.

Поскольку в церковных богослужебных книгах определениями Синода 7 и 18 марта 1917 г. было произведено упразднение молитв о царской власти, то тем самым Дом Романовых фактически был объявлен "отцарствовавшим". Следовательно, можно утверждать, что уже 9 марта, после выхода упомянутого послания Синода, во-первых, формально завершился процесс перехода ПРЦ на сторону Временного правительства, на сторону революции и, во-вторых, Св. синод фактически осуществил вмешательство в политический строй государства: революционные события были официально объявлены безальтернативными и бесповоротными.  

Действия высшего духовенства по изменению богослужений были, на первый взгляд, вполне последовательны и логичны: поскольку до революции церковное поминовение царя носило личностный, персонифицированный характер (в большинстве случаев император упоминался в молитвах по имени и отчеству), то упразднение молитвословий о царе казалось вполне закономерным. Однако вследствие отмены Св. синодом поминовения "имярека" автоматически исчезла и молитва о самой царской Богом данной власти [1 Царств. 8, 4–22], освященной Церковью в особом таинстве миропомазания. Тем самым при сохранении молитвы о государственной власти вообще, в богослужебных чинах произошло сакральное изменение: царская власть оказалась "десакрализована" и уравнена с народовластием. Чем фактически был утвержден и провозглашен тезис: "всякая власть – от Бога"; то есть и смена формы государственной власти, революция – тоже "от Бога". Поясняют логику Синода и его определения от 18 и 20 марта об изменении надписей на выходных листах вновь издаваемых богослужебных книг и надписи на антиминсах. Суть этих изменений была одна. Так, надпись на антиминсе кроме даты его освящения ранее содержала и пояснение: в царствование какого императора (имярек) он освящен. Синодом был утвержден новый текст: "По благословению Святейшего Правительствующего Синода, при Временном Правительстве всея России священнодействован". В данном случае замены были оправданы временным характером поминовения государственной власти. В других случаях, касающихся именно богослужения, а не надписей на церковных предметах и книгах, поминовение царя носило более вероучительный, нежели временной смысл. В качестве примера можно привести Богородичный тропарь утрени, который после произведенной замены стал содержать следующие слова: "Всепетая Богородице… спаси благоверное Временное правительство наше, емуже повелела еси правити, и подаждь ему с небесе победу". Этим "вероучительным" молитвословием Синод фактически провозгласил тезис о божественном происхождении власти Временного правительства. Таким образом, через несколько дней после начала Февральской революции Российская церковь перестала быть "монархической", фактически став "республиканской": Св. синод ПРЦ, повсеместно заменив поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия, провозгласил в богослужебных чинах Россию республикой. Как неизбежное и закономерное следствие "духовных" действий церковной иерархии, Россия была объявлена А.Ф.Керенским 1 сентября 1917 г. республикой, ибо действие "духа" предшествует и обусловливает действие "плоти".

Провозглашение А.Ф.Керенским России демократической республикой до решения Учредительного собрания не имело юридической силы, а было осуществлено для удовлетворения желания революционной демократии. Соответственно и действия Синода являлись осуществлением желания представителей высшего духовенства – "революционной иерократии", "воинствующего клерикализма" – путем уничтожения царской власти разрешить многовековой теократический вопрос о "священстве – царстве", вопрос о соперничестве "первосвященника-царя и царя-первосвященника". Если различные политические партии и социальные группы общества, движущие революционный процесс, были заинтересованы в свержении авторитарной власти российского самодержца, то духовенство было заинтересовано не только в уничтожении монархии, но и, в первую очередь, в "десакрализации" царкой власти. Духовенство (в частности Синод ПРЦ) стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо формой народовластия нет, по сути, никаких отличий: "всякая власть – от Бога". Именно выполнение условия "десакрализации" царской власти было одним из основных этапов в разрешении вопроса "священства – царства" в пользу превосходства священства над мирским царством. В необходимости "десакрализации" монархии (в создании доказательства того, что земное царство подобно "бренной плоти", а священство подобно "вечному духу"; обосновании тезиса: "дух выше плоти и должен подчинить ее себе") заключался один из основных "революционных" мотивов духовенства.

Монархический строй давал монарху определенные полномочия в Церкви, но вместе с тем этому строю была присуща и неопределенность в разграничении прав государственных и церковных, что создавало повод для постоянного недовольства духовенства своим "стесненным" положением, "угнетенным" из-за прямого или косвенного участия царя в делах Церкви. Подробнее об этом говорится в монографии профессора Н.Суворова в историческом экскурсе, выделенном петитом. Светская же власть (народовластие), не вмешивающаяся в дела внутреннего управления Церкви, дающая ей свободу действий и тем самым являющая свою благосклонность к религии, – более привлекательная форма государственной власти для стремящегося к независимости духовенства. Своими действиями по замене молитвословий члены Св. синода дали понять, что сущностных отличий между царской властью и народовластием (Временным правительством) для них нет. То есть нет и не должно быть места императора в церкви, не может быть царской церковной власти: власть царя преходяща и относительна. Вечна, надмирна и абсолютна лишь власть священства, первосвященника. Отсюда и тезис воинствующего клерикализма: "священство выше царства".

Несмотря на явно выраженное официальное отношение членов Св. синода ПРЦ к смене формы государственной власти в России, члены Петроградского религиозно-философского общества, обсуждая на своих заседаниях 11–12 марта церковно-государственные отношения и говоря о харизматической природе царской власти, постановили довести до сведения Временного правительства следующее: "Принятие Синодом акта отречения царя от престола по обычной канцелярской форме "к сведению и исполнению" совершенно не соответствует тому огромной религиозной важности факту, которым церковь признала царя в священнодействии коронования помазанником Божиим. Необходимо издать для раскрепощения народной совести и предотвращения возможности реставрации соответственный акт от лица церковной иерархии, упраздняющий силу таинства царского миропомазания, по аналогии с церковными актами, упраздняющими силу таинств брака и священства". Хотя действия членов Св. синода ПРЦ весной 1917 г. и не обрели логического завершения, на необходимость которого указывали члены Петроградского религиозно-философского общества, но тем не менее актом, предотвращающим возможность реставрации монархии в России, фактически явилась замена богослужебных чинов и молитвословий.

Между тем альтернатива действиям Cинода по отношению к смене формы государственной власти в марте 1917 г. существовала. Она была изложена в деяниях и проповедях епископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского). 4 марта он обратился с архипастырским призывом "Ко всем русским православным христианам", в котором, изложив суть высочайших "Актов…" от 2 и 3 марта, охарактеризовал сложившуюся ситуацию в России как "междуцарствие". Призвав всех оказывать всякое послушание Временному правительству, он сказал: "Будем умолять Его Всещедрого (Бога. – М.Б.), да устроит Сам Он власт и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. …Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевленно получить родного Царя от Него Всеблагого Промыслителя".

Контрреволюционная деятельность пермского архипастыря привлекла к себе внимание обер-прокурора Св. синода, который потребовал от епископа Андроника разъяснений и отчета о его деятельности, направленной на защиту старого режима и "на восстановление духовенства против нового строя". Переписка между ними завершилась 16 апреля подробным письмом епископа Андроника, в котором говорилось: "Узаконяющий Временное правительство акт об отказе Михаила Александровича объявлял, что после Учредительного Собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется об этом Учредительное Собрание. …Подчинился я Временному правительству, подчинюсь и республике, если она будет объявлена Учредительным Собранием. До того же времени ни один гражданин не лишен свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное Собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России. Как уже неоднократно и заявлял, Временному правительству я подчинился, подчиняюсь и всех призываю подчиняться. …Недоумеваю – на каком основании Вы находите нужным… обвинять меня "в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовной власти вообще"".

Таким образом, действия епископа Андроника по признанию власти Временного правительства, по "временному" признанию народовластия не были односторонне направленными и не исключали возможности реставрации монархии вследствие теоретически возможного решения об этом Учредительного cобрания. Аналогичные проповеди о "междуцарствии" раздавались и в других местах. Альтернатива действиям Святейшего синода была и по отношению к исправлению содержания богослужебных чинов и молитвословий. Так, известны случаи совмещения молитв и о Временном правительстве, и о царской власти, чем в богослужениях подчеркивалась временная нерешенность вопроса о государственной власти. В первые дни после государственного переворота вопрос о том, как совершать царское возглашение на богослужении, обсуждался как среди отдельных представителей епископата, так и на некоторых собраниях духовенства52. Молитва о царе вплоть до конца марта и даже до середины апреля 1917 г. возглашалась в отдельных приходах различных епархий.

Кроме того, в первых числах марта 1917 г. среди духовенства существовали и отличающиеся от установленной Синодом формы поминовения государственной власти, например: "О благоверных предержащих властях", "О Велицей Державе Российской и правителях ея", "О Правительстве богохранимой державы Российской" и др. Этими, хотя и неопределенными, неоднозначными молитвословиями в период "междуцарствия" подчеркивалась неопределенность российской власти до окончательного решения Учредительного собрания. Постановления Св. синода об однозначном упразднении поминовения царской власти и по богослужебной замене ее народовластием в противоположность решениям с мест, по сути, не оставляли шанса для возвращения Учредительным Собранием российской монархии хотя бы даже в конституционной форме.

Еще одним, хотя и косвенным, свидетельством одобрения Синодом свержения царской власти является его определение, выпущенное 28 апреля 1917 г. Согласно ему, всем священнослужителям, лишенным при старом режиме священного сана за свои политические убеждения, предлагалось обращаться в Св. синод с ходатайством о пересмотре своих дел и о восстановлении в священном сане. Этим определением Синод подчеркнул свой отказ от монархической официальной церковной политики, принятой при самодержавном строе. И позже, поддерживая ликование российского общества по поводу наступления радостных, "новых светлых дней" жизни, в своем послании ко всем гражданам России 12 июля Синод приветствовал всеобщую свободу России, "сбросившей с себя сковывавшие ее политические цепи". Впрочем, буквально через несколько часов авторы заявления изменили свое решение относительно присутствия в Синоде. В последующие дни они продолжали обсуждать сложившееся положение и указали правительству на "неканоничный и незакономерный" образ действий нового обер-прокурора66. На этом конфликт между Св. синодом и Временным правительством был исчерпан. И хотя 10 марта на заседании правительства В.Н.Львовым было высказано предложение о желательности обновления состава членов Синода, но изменения было решено осуществлять постепенно.

Рассмотренное разногласие между церковной и государственной властью показывает, что Синод имел свое суждение о действиях правительства, в определенной мере отстаивал свою позицию и защищал церковные интересы. Таким образом, объяснять решения Синода, принятые им в марте 1917 г., "раболепной привычкой к пассивному восприятию политических событий в собственной стране", на наш взгляд, не вполне правомочно.

Иными словами, революционные действия духовенства объясняются, по нашему мнению, его стремлением разрешить известную историко-богословскую проблему "священства – царства". При уничтожении царской власти снимался и сам предмет многовекового спора о преобладании в государстве власти царя над властью первосвященника или власти первосвященника над царем. Фактическое одобрение Синодом свержения царской власти, поддержка им революционных событий марта 1917 г., а также факт избрания в ноябре 1917 г. на Поместном соборе ПРЦ патриарха (первосвященника) дают основание для исследования российской революции с точки зрения проблемы "священства – царства".

Рассмотренные выше факты позволяют сделать ряд выводов, при формулировке которых позволим себе повторить некоторые из наших тезисов.  

Во-первых, несмотря на фактическое отсутствие отречения от престола Дома Романовых, синод открыто изъял из богослужебных чинов поминовение царской власти. Тем самым царская власть в Церкви (и соответственно в обществе, в государстве) оказалась уничтоженной "духовно", то есть фактически оказалась преданной церковно-молитвенному забвению, стала поминаться в прошедшем времени. Как следствие этого, действиями Синода была ликвидирована возможность монархической альтернативы народовластию и революция получила необратимый характер. При том, что до решения Учредительного собрания о форме власти в России говорить об упразднении царского правления можно было лишь теоретически.

Во-вторых, Св. синодом ПРЦ революционные события февраля – марта 1917 г. официально были объявлены в качестве "свершившейся воли Божией" и за начало "новой государственной жизни".  

В третьих, смена государственной власти, произошедшая в России 3 марта, носила временный характер и была, на наш взгляд, обратима (в том смысле, что авторитарную власть еще возможно было реформировать в конституционную монархию). Синод же фактически упразднил "царские дни" до соответствующего постановления Временного правительства. Чем, по нашему мнению, предвосхищалось решение Учредительного собрания о форме правления и, как следствие последнего, – решение о государственных праздниках. Таким образом, Синоду принадлежит приоритет в упразднении государственно-религиозных праздников Российской империи – "царских дней".  

В-четвертых, ПРЦ также принадлежит временной приоритет в узаконении российской демократии (народовластия). Если Россия была провозглашена А.Ф.Керенским республикой через шесть месяцев после революционных событий февраля – марта 1917 г., то Св. синодом "молитвенно-духовно" (и "богословски", и "богослужебно") – уже через шесть дней.  

В-пятых, члены Св. синода, приведя православную паству к присяге на верность Временному правительству и не освободив народ от действующей присяги на верность императору, по сути благословили клятвопреступление.  

В-шестых, действия Синода в феврале–марте 1917 г. послужили одной из причин безмолвного исчезновения с российской политической сцены правых партий, православно-монархическая идеология которых с первых чисел марта 1917 г. оказалась фактически лишена поддержки со стороны официальной Церкви.

Таким образом, несмотря на то, что в ликвидации власти российских самодержцев были заинтересованы различные социальные группы общества и многочисленные политические организации, подготовлявшие и осуществлявшие Февральскую революцию, членам Святейшего правительствующего синода Православной Российской Церкви также принадлежит одна из ведущих и определяющих ролей в свержении монархии в России, в закреплении завоеваний буржуазно-демократической революции.

 

*  *  * 

1. Успенский Б.А. Царь и патриарх. Харизма власти в России: Византийская модель и ее русское переосмысление. М., 1998. С.

2. Как известно, борьба за власть, за верховенство в государстве порождала конфликты, вплоть до вооруженных, между императорами и первосвященниками (что в прошлом являлось характерной особенностью церковно-государственных отношений в Западной Европе) (Мосс В. Догматическое значение православного самодержавия. М., 1997. С. 25–26).

3. Лукин Н.М. Революция и церковь. М., 1923. С. 36; Ростов Н. Духовенство и русская контрреволюция конца династии Романовых. М., 1930. С. 156; Рыбкин Г. Православие на службе самодержавия в России. М., 1930. С. 56; Попов М.В. Церковь в годы реакции и революции: Опыт краевед. исслед. Иваново-Вознесенск, 1931. С. 91; Базыкин С. Церковь в борьбе с революционным движением при самодержавии. М., 1939. С. 22; Кандидов Б.П. Церковь и Февральская революция. М., 1934. С. 96; Олещук Ф. Борьба церкви против народа. М., 1941. С. 139; Боговой И. Церковная революция: (К расколу среди православ. духовенства). Архангельск, 1922. С. 16; Введенский А.И., протоиер. Церковь и государство: Очерк взаимоотношений Церкви и государства в России 1918–1922 гг. М., 1923. С. 253; Титлинов Б.В., проф. Церковь во время революции. Пг., 1924. С. 196; Емелях Л.И. Крестьяне и Церковь накануне Октября. Л., 1976. С. 183; Гордиенко Н.С. Современное русское православие. Л., 1987. С. 304; и др.

4. Плаксин Р.Ю. Крах церковной контрреволюции. 1917–1923 гг. М., 1968. С. 192; Церковь в истории России (IX век – 1927 г.): Крит. очерки М., 1967. С. 336; Грекулов Е.Ф. Церковь, самодержавие, народ. (2-я половина XIX – начало XX в.) М., 1969. С. 184; и др.

http://orthodoxia.org/rus/pt/13/1032.aspx