«ВРЕДНЫЕ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ МОНАХИНИ…»

О хрущевских гонениях на монашество в Украине. Времена повторяются...

В хрущевские годы органы КГБ стали ударным инструментом оголтелых гонений на православие[1]. Чекистов, как свидетельствуют их служебные записки в ЦК КПУ и КГБ СССР, тревожило то, например, что лишь за 1955–1956 гг. в Украине появилось свыше 200 новых монашествующих (из них 42 постриглось в Киевском Флоровском монастыре), количество учащихся духовных семинарий возросло на 140 человек, конкурс в Киевскую семинарию составлял 4 абитуриента на место. Укрепились и материально-финансовые возможности РПЦ – ее доход в Украине вырос за 1957 г. на 15 млн. руб. и составил около 140 млн. руб. Подчеркивалось, что на праздник Успения Пресвятой Богородицы в 1958 г. в Киево-Печерской Лавре собралось до 10 тыс. прихожан и паломников, не меньше – в Почаевской Лавре, Мукачевском женском монастыре, событиями для православных стали 14 случаев обновления икон (1956–1959 гг.). «Нелояльность», сигнализировали чекисты, проявляли отдельные архиереи, открывая у себя в епархиях нелегальные курсы подготовки молодежи к поступлению в духовные школы[2].

Особенно донимали безбожников монастыри – в 1959 г. было закрыто 12 обителей с 436 насельниками, в 1960-м – 8 (425), в 1961 г. – 7 (688), в мир ушло 242 бывших монашествующих.  Стремительно сокращалось число приходов и клира: в 1956 г. закрыли 17 приходов РПЦ, в 1957-м – 10, в 1958-м – 64, 1959-м – 258, 1960-м – 705! Если к 1 января 1960 г. Украинская Православная Церковь имела 16 епископов, 8207 приходов, 5344 священника, 28 монастырей с 2610 насельниками, 311 семинаристов, то к 1 января 1962 г. оставалось 6463 прихода, 4347 клириков, 13 монастырей (1497 насельников), 126 семинаристов[3].

Разумеется, не прекращалась работа против «церковно-монархического подполья», к началу 1958 г. в УССР органами КГБ было «учтено» 128 подобных групп (ИПЦ, подгорновцы, игнатьевцы и др.) с более чем 2000 участниками. Велось 16 агентурных дел (на 87 человек), 28 дел-формуляров, работало свыше 90 агентов[4].

Оружие безбожной бюрократии

В июле 1961 г. председатель Совета по Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР В. Куроедов  инспирировал созыв Архиерейского собора, на котором одобрили антиканонические поправки к «Положению об управлении РПЦ» (от 1945 г.) для приведения его в соответствие с секретным постановлением правительства СССР от 16 марта 1961 г., секретной инструкцией к нему «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах».

Согласно ряду постановлений ЦК КПСС, принятых в 1958–1962 годах, государственные органы (с участием КГБ, МВД, прокуратуры) подвергли административному закрытию значительное число храмов, религиозных общин, приходов, монастырей, духовных школ. К 1963 г. число православных приходов по сравнению с 1953 г. сократилось более чем вдвое. В Московской епархии с 1959 г. по 1963 г. закрыли свыше 50% церквей. В Днепропетровской и Запорожской епархиях  из 285 приходов  к 1961 г. действовало лишь 49. Закрыли 5 семинарий, из  47 монастырей (1959 г.) к середине 60-х гг. действовало 16 (в 1963 г.  закрыли Киево-Печерскую Лавру). Число монашествующих сократилось с 3000 до полутора тысяч.

Из остававшихся к  1961 г. 8252 священников и 809 дьяконов к 1967 г. служило, соответственно, 6694 и 653. Православный клир оставался и объектом агентурно-оперативной разработки спецслужбы. К концу 1950-х гг. 392 православных священника пребывали на учете КГБ как «ранее примыкавшие к бандам ОУН» (вероятно, речь шла, прежде всего, о бывших священниках УГКЦ и УАПЦ), 473 считались «бывшими украинскими националистами» (под этим также мог подразумеваться широкий круг обстоятельств и деталей биографии), а свыше 1000 из служащих пастырей ранее подвергались политическим репрессиям. К 1961 г. агентурный аппарат по духовенству РПЦ на Украине насчитывал 510 участников, включая 290 священников[5]. Всего в 1961–1964 гг. в СССР осудили по религиозным мотивам 1234 человека.

Исследователи отмечают, что наиболее сильный административный удар пришелся в тот период именно на восточные и центральные области Украины,  а также Белорусскую ССР. УССР по праву считалась оплотом православия (около 60% храмов (8091), 46,5% священников (5962) и 65% монастырей и скитов РПЦ в СССР к 1958 г.), а также 418 учащихся духовных школ. В одной лишь Полтавской области с 1960 по 1965 год количество православных молитвенных зданий сократилось с 340 до 52[6].

Одним из основных объектов гонений с использованием возможностей спецслужб стали православные монастыри – «рассадники религиозного фанатизма», по выражению из документов КГБ УССР. В нем же отмечалось, что в обителях видят «концентрацию церковно-кликушеского элемента и приверженцев ИПЦ», «распространение фанатизма через схимников, затворников и «сестер духовных», открытие нелегальных курсов для подготовки ко вступлению в семинарии. О циничном механизме действий спецслужбы по насаждению нестроений в монастырской жизни и подготовке ликвидации обители дают представление сохранившиеся материалы «контрольно-наблюдательного дела» Житомирского УМГБ-УКГБ на Овручский женский монастырь[7].

Разложить изнутри

К марту 1951 г. монастырь имел 56 насельниц (38 из них были старше 50 лет). «Обслуживал» обитель Овручский райотдел МГБ, имевший там 2 агентов и 6 осведомителей. С 1945 г. велись дела-формуляры на священника монастырского храма Елиазара Юзепчука и настоятельницу, игуменью Лукию (Наталию Дмитренко). При этом чекисты руководствовались директивой МГБ УССР № 55, направлявшей их на активизацию агентурной работы среди «монашествующего элемента». Бдительно отслеживались и пресекались «нежелательные» контакты сестринской общины. Так, была задержана и арестована «бродячая монашка» Вера Рассказова (бывшая монахиня монастыря в селе Липки Межиричского района Ровенской области), у которой изъяли и признали антисоветской (по заключению Главлита) литературу. Как отмечалось, Рассказова после разгона общины стала разъезжать по населенным пунктам и «заниматься антисоветской агитацией».

Одним из направлений усилий чекистов являлись попытки завербовать «на основе компрометирующих материалов» настоятельницу. Соответствующие задачи при этом ставились агентам «Гавриловой» и «Петровой». Последняя, в частности, характеризовалась оперработниками как особа, «по религиозным убеждениям не фанатичная, честная, откровенная, исполнительная, соблюдающая конспирацию, подробно информирующая о внутренней жизни монастыря, антисоветских высказываниях» сестер. Ее планировалось включить в группу отбираемых (по заданию разведки КГБ СССР) монахинь для направления их в общину Горненского женского монастыря в Иерусалиме.

Тревогу чекистов вызывал рост самой сестринской общины. Отмечалось, что иеромонах Савва (Остапенко)[8] направил туда из Псково-Печерского монастыря 18 своих духовных детей, в т. ч. – пятерых «с видениями». К 1959 г. из 82 монахинь 40 пришли в обитель в течение последних 5 лет, в возрасте 19-38 лет. Среди них были и те, кто пришел в Овручскую общину по благословению отца Саввы, схиигумена Кукши (преподобного Кукши Одесского), иеромонаха Полихрония из Киево-Печерской Лавры, иеромонаха Макария (Троице-Сергиева Лавра).

25 декабря 1958 г. начальник УКГБ по Житомирской области полковник В. Голик направил председателю КГБ при СМ УССР генерал-майору В. Никитченко спецсообщение «о подготовке закрытия женского монастыря в городе Овруче». Монашеская община, по его словам, превратилась в «очаг распространения миссионерской деятельности и реакционного влияния монашествующих элементов на верующее население». Шла речь о напряженной морально-психологической обстановке внутри самого сестринства. Однако именно чекисты сделали все, чтобы инспирировать и раздуть внутренние нестроения в обители.

По агентурным данным, оперработники обратили внимание на присутствие среди сестер группы «старых монахинь» во главе с сестрой О., которые третировали молодых инокинь, называя их «коммунистками, слугами дьявола, колдуньями». Ухватившись за это, оперативники сделали ставку на «действенную разложенческую работу среди монашествующих, раскол среди фанатичной и влиятельной части и рядовыми монахинями, а также между монахинями, православным духовенством и верующими». Агентессы «Петрова», «Орлеанская» и «Лилия» выявляли противоречия между сестрами, старались обострить их, «порождали постоянные скандалы внутри монастыря», втягивая в них «наиболее вредных в политическом отношении монахинь».

Одновременно проводились «мероприятия по компрометации перед основной частью монашествующих и всеми верующими руководящего состава монастыря и наиболее фанатично настроенных монахинь путем разжигания склок». Вспыхнул «крупный скандал», сопровождавшийся рукоприкладством и хулиганством. Вынашивались планы организации судебного процесса над «хулиганствующими». В газетах «Комсомольская правда», «Молодь України», районных и областных газетах появились серии антирелигиозных статей, направленных на дискредитацию «основного ядра монашествующих». 25 прихожан направили письмо в Житомирский облисполком с жалобами на скандалы и «изуверство» в монастыре. Параллельно негласные помощники из числа священнослужителей «Майский», «Николаев», «Славин» «обострили взаимоотношения между монастырем и церковниками, провели важную работу по дальнейшей компрометации монашествующих».

Агентура отслеживала все процессы в монастыре. В рамках подготовки к «беспроблемному» закрытию обители оперработниками проводились профилактические беседы с монахинями, «воспитательную работу» вели партийно-советские работники. В результате психологически подавленные, запуганные сестры в большинстве своем «безропотно и положительно восприняли решение о закрытии монастыря». 25 июня 1959 г. обитель закрыли, в течение дня были выселены сестры и вывезено соответствующее имущество (сама «операция» проходила под контролем оперработников-«водителей» и агентуры).

Такая схема работы по монастырям в арсенале чекистов была довольно типичной, что подтверждают и материалы по закрытию Тихвинского женского монастыря в Днепропетровске (до 1924 г. в обители было до 350 сестер, после возрождения в годы войны – 67). По монашествующим велось 14 дел-формуляров, 17 предварительных агентурных разработок, имелось 7 негласных источников УМГБ-УКГБ. При подготовке закрытия монастыря в соответствии с постановлением Совета Министров УССР № 914-45 от 17 июня 1959 г. использовалось 15 агентов из числа сестринства и духовенства. Активизировалась атеистическая работа, план мероприятий утвердил обком КПСС, в день закрытия 5 агентов в ограде монастыря уговаривали сестер спокойно выехать, среди грузчиков работало два оперработника. Настоятельница монастыря игуменья Ксения (Романовская) и две монахини выехали в Браиловский монастырь Винницкой области[9].

Под пристальным вниманием находилась основанная в  ХIII ст. Почаевская Лавра (в 1956 г. – 85 монахов и еще 30 – в скиту), которую, к счастью, власти не решились закрыть из-за опасения негативного резонанса за рубежом[10]. По обители «работало» 10 агентов, органы КГБ беспокоило большое количество богомольцев, прибывающих со всех концов СССР и Украины (в дни Пасхи, Троицы – до 10 тыс. человек). Пристально следили за духоносными старцами, прежде всего – игуменом Кукшей, «известным своими враждебными антисоветскими взглядами» (отец Кукша был переведен в монастырь в Черновицкую область)[11]. Оперативные мероприятия и вербовки были произведены и по монастырю «Глинская пустынь» на Сумщине (в июле 1961 г. обитель закрыли).

Архиереи под колпаком спецслужб

Под тщательным агентурным наблюдением находились православные архиереи. Как сообщали, например, житомирские чекисты, епископ Житомирский и Овручский Венедикт «остался на враждебных позициях по отношению к советскому строю»[12]. При этом как свидетельство неблагонадежности владыки рассматривались и такие слова: «Всю историю русский народ, его армия, побеждали с именем Бога за веру… не религия, а безбожие порождают хулиганство, воровство, жестокость, нечестность, продажность», война близка, и надо молиться о ее предотвращении. Органы КГБ старались приобрести агентуру в близком окружении епископа, вплоть до проникновения в личный стол и снятия слепков от ключей от сейфа[13].

РПЦ вновь становилась приоритетным объектом для преследований, возрождался вал атеистической пропаганды. Сами органы КГБ выходили на ЦК Компартии Украины с предложениями ужесточения условий религиозной жизни. В частности, предлагалось через негласных помощников среди епископата РПЦ «резко ограничить прием лиц на учебу в духовные семинарии», ограничить миссионерскую деятельность, закрыть 1448 «дочерних» приходов РПЦ, обязать (!) Совет по делам религиозных культов при СМ УССР «систематически проводить работу» по сокращению количества религиозных общин[14].

Гонители Церкви пробивали широкие духовные бреши для сект, «катакомбного православия» (известен пристальный интерес к нему зарубежных разведцентров),  экспорта набиравших популярность среди интеллигенции мистических «учений» и оккультизма, «восточных» культов, деструктивных неокультов, «церковного диссидентства». По мнению украинского историка Виктора Палецкого, «основной хрущевский удар по Православию был нанесен в России… В то же самое время мало обращалось внимания на “неофициальноеˮ возрождение униато-католической конфессии в Западной Украине, баптизма и иудаизма, а энергичные протесты мусульман вынудили власти почти прекратить, во избежание реставрации басмачества, закрытие мечетей в Средней Азии и Поволжье. Зато в тех же регионах чуть ли не массовым образом закрывались учреждения православного, в том числе старообрядческого культа».

Действительно, оголтелые гонения на православие, резко контрастировавшие с «конкордатом» 1943–1953 гг., помимо прочего открыли шлюзы для сект и неокультов, чьи руководящие центры, как правило, находились в странах – основных противниках СССР по «холодной» (преимущественно – информационно-психологической) войне. Если в 1954 г. в Советской Украине насчитывалось около 93 тыс. членов баптистов, то к 1960 г. – уже около 105 тыс. (включая 1273 пресвитера и 3647 проповедников), адвентистов – соответственно, 8,2 тыс. и свыше 10 тыс., ежегодно ряды иеговистов возрастали в этот период на 300 человек (к 1961 г. в УССР имелось свыше 6 тыс. иеговистов, по которым велось 14 групповых и 95 агентурных разработок, работало 145 агентов, включая 29 источников в руководящих звеньях), свыше 10 тыс. адептов состояло в 600 нелегальных общинах пятидесятников-«трясунов» (по ним работало свыше 230 агентов). Более чем 1600 участников имелось в подпольных общинах «Истинно-Православной Церкви», подгорновцев, иоаннитов, игнатьевцев, которые радикально негативно относились к канонической церковью и пребывали в управлении деспотичных самозванных «старцев» (среди которых нередки были и о спецслужбы). Несмотря на то, что лишь в 1949–1952 гг. МГБ «ликвидировало» три состава катакомбного епископата УГКЦ, подполье униатов продолжало действовать, и к началу 1961 г. чекисты насчитывали 323 «неприсоединившихся» к РПЦ бывших клириков-униатов (за которыми следили 44 агента)[15].

Экспансия неокультов

С 1970-х гг. КГБ фиксировал попытки закордонных националистических центров внедрить в Украине популярное ныне неоязычество на манер РУН-веры (взращенной еще специалистами гитлеровской СС и Министерства по делам восточных территорий «розового карлика», оккультиста Альфреда Розенберга).  Зарубежные спецслужбы стремились понятное в 1920–1930-х годах понятие «церковного подполья» наполнить новым, сугубо подрывным содержанием. На фоне притеснений православия именно в 1960-е гг. в Европе и США, отмечается в подготовленном 5-м Управлением КГБ СССР справочнике о зарубежных религиозных организациях, произошел резкий рост многочисленных псевдорелигиозных и клерикальных организаций, «нетрадиционных религий» и «неканонических верований» (в США – свыше 1000, Англии – свыше 150, ФРГ – более 100 течений, по несколько десятков в каждой из несоциалистических европейских стран). Это стало одним из проявлений известного потрясения духовных и моральных основ евроатлантической цивилизации 1960-х, включая известные молодежные и расовые бунты, наркотическую «психоделическую революцию», «сексуальную революцию», засилье постмодернизма в литературе и искусстве, обществоведении, переформатирование традиционной морали, окончательное изгнание религиозных начал в «гетто» церковной ограды.
Именно в 1960-х гг. спецслужбы противников СССР по глобальному противостоянию окончательно определились с приоритетным объектом разведывательно-подрывной деятельности – сфера межнациональных отношений и религиозные конфессии. Появилась сеть исследовательских и аналитических центров, разрабатывавших тактику, методы и приемы информационно-психологической борьбы на основе новейших достижений социальной и аналитической психологии, лингвистики, этнологии, семантики, семиотики. В частности, по отношению к верующим в СССР рекомендовалось всячески поощрять их контакты (сращивание) с идейно-политической оппозицией, насаждать конспиративность, агитировать их в пользу перехода на «катакомбное» положение, за превращение в религиозных экстремистов.

Дмитрий Веденеев,
доктор исторических наук, профессор

Примечания:

1. К 1 мая 1957 г. по православному духовенству КГБ УССР велось 257 дел-формуляров (из 857 по республике), работало 582 агента (из 1649), за этот же год было завербовано 127 агентов по линии «разработки» РПЦ. При этом чекисты признавали, что «данных об организованной подрывной деятельности враждебного элемента из числа православного духовенства не поступило» (Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины (ОГА СБУ). Ф. 1. Оп. 12. Д. 2 Л. 172).
2. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 12. Д. 2 Л. 14, 111, 114, 130.
3. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 31–32, 41.
4. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 12. Д. 2. Л. 14.
5. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 7, 110.
6. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 12. Д. 2. Л. 1, 171, 174; Иннокентий, игумен, Батыгин Г. С. «Время благоприятно…» // В человеческом измерении. М.: Прогресс, 1989. С. 418.
7. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 1. Л. 1–66. Овручский Свято-Васильевский женский монастырь (получивший этот статус в 1910 г.)  берет начало от сестринской общины, принявшей участие в реставрации храма святого Василия Великого (1907–1911 гг.). К 1914 г. в нем проживало 45 насельниц. В 1929 г. монастырь закрыт, инокини изгнаны. Возобновил существование в 1941 г., в 1947 г. получил 9 га земли, имелось несколько голов скота, сестры занимались различным рукодельем, хотя налоговый пресс практически оставлял обитель без средств для ведения общежительского образа жизни. В 1959 г. монастырь ликвидирован, помещения передали под детский дом, затем – под ПТУ. Обитель возрождена в 1991 г.
8. Савва, схиигумен (Остапенко Николай Михайлович,1898–1980). Уроженец Кубани. Окончил Московский строительный институт (1932). После 1945 г. поступил в духовную семинарию и пострижен в братию Троице-Сергиевой Лавры, в 1954 г. переведен в Псково-Печерский монастырь. Претерпевал притеснения, неоднократно направлялся на восстановление приходов Псковской епархии. Его духовные наставления и беседы вошли в книгу «Схиигумен Савва (Остапенко). Составлена по трудам схиигумена Саввы» (М., 2010. 448 с.)
9. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 2. Л. 3–50.
10. Как пишет настоятель Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов), глава церковной дипломатии РПЦ, митрополит Никодим (Ротов), будучи в Лондоне, сообщил отцу Владимиру (Родзянко, будущему епископу Василию) о планах закрытия Почаевской Лавры. «Уже на следующий день тема Почаева стала ведущей в религиозных программах Би-би-си и «Голоса Америки», в адрес ООН и Правительства СССР полетели тысячи возмущенных писем, и власти отступили от Почаева» (Архимандрит Тихон (Шевкунов). «Несвятые святые» и другие рассказы. М., 2012. С. 510).
11. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 6. Л. 270–271. Кукша, схиигумен (Величко Косьма Кириллович, 1875–1964). Уроженец современной Кировградской области. Подвизался на Афоне, монах Киево-Печерской Лавры. В 1938 г. осужден на 5 лет исправительно-трудовых лагерей. С 1951 г. – насельник Почаевской Лавры, с 1957 г. – в Свято-Иоанно-Богословском монастыре Черновицкой области, в 1960 г. – переведен в Одесский Свято-Успенский монастырь. Пользовался особым расположением и уважением Патриарха Алексия I. Прославление состоялось 22 октября 1994 г. (см.: Великие русские старцы: Жития, чудеса, духовные наставления. М.: Новая книга, 2001. С.783–796).
12. Венедикт, архиепископ (Поляков Владимир Григорьевич, 1884–1963). Архиепископ Житомирский и Овручский в 1956–1958 гг. Занимал решительную позицию в деле защиты Церкви от атеистической политики властей. «Церковный амвон, – писал он Патриарху Московскому и всея Руси, – единственное место, где мы, духовенство, должны дать отпор наступающим на веру». Был уволен на покой.
13. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 27. Д. 5. Т.1. Л. 189–190.
14. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 12. Д. 4. Л. 223–224.
15. ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 12–29, 42, 106, 150.

https://pravlife.org/ru/content/vrednye-v-politicheskom-otnoshenii-monahini